Она тоже пошла уборщицей на автобазу, дирекция которой располагалась в нескольких сборных домиках. Начальник показался ей очень добрым, сердечным человеком, и однажды она набралась храбрости и, с трудом подбирая чужие слова, похлопотала за своего сыночка. Джанджигита взяли учеником механика, а уже через год с небольшим доверили ему самосвал, и он стал иметь хорошие заработки - хорошие по сравнению с прежним безденежьем, но недостаточные, чтобы быстро расплатиться с долгами и обзавестись хоть какой-нибудь обстановкой. И всё же семья вздохнула куда свободнее. Жить бы да радоваться!
Но мать Джанджигита знала, что радоваться нельзя, иначе беда тут же запрыгнет на спину. Всякий раз, провожая сына в рейс, она принималась молить Аллаха, чтобы тот уберег ее мальчика от аварии, и твердила эту мольбу вплоть до возвращения Джанджигита. Случалось, приходили вести, что на таком-то перекрестке столкнулись машины, есть покалеченные и убитые. Тогда эта несчастная принималась за повторную уборку с небывалой энергией, рассчитывая своим усердием отвести беду от своего мальчика. В конце концов, ее суеверность была замечена окружающими, и Джанджигит настоял, чтобы она уволилась с автобазы: товарищи, мол, смеются, ему стыдно. Она легко нашла такую же работу в другой конторе, но и там продолжала высматривать тень беды.
Теперь же, когда по городу поползли страшные слухи о возможной участи ее сына, когда многие твердили, что не сегодня-завтра Черный Хасан свершит кровавое злодеяние, она вела себя на удивление спокойно, хотя по логике вещей должна была бы рвать на себе волосы, выть и кататься в пыли , умоляя сына повиниться перед Черным Хасаном, тем более, что в ее представлении всякий начальник, даже самый ничтожный, даже осужденный, был человеком другого, недосягаемого, высшего сорта. Нельзя сердить начальника, нельзя перечить ему ни в чем! Иначе горе! Черное горе!
Но именно сейчас она выглядела почти безмятежной.
Странно было это. Удивительно и непонятно.
Может, до нее не доходили слухи?
Но такого не могло быть.
Хотя бы по той причине, что ее младшие дети ежедневно играли на улице со сверстниками и, как водится, иногда ссорились с ними. А ссорясь, детвора начинала стращать друг дружку своими старшими братьями. И случалось, что в пылу жаркого спора соседские ребятишки кричали е мальчикам: "Не пугайте нас своим Джанджигитом! Потому что скоро приедет Черный Хасан и зарежет его, и тогда он нам ничего не сделает!"
Эти слова дети, несомненно, передавали своей матери.
Отчего же она не беспокоилась?
Любопытная соседка однажды напрямую спросила ее, не волнуется ли она за Джанджигита, который стал пропадать где-то допоздна.
На что та ответила с улыбкой:
- Джанджигит уже взрослый, он старший мужчина в доме и сам знает, что ему делать и когда возвращаться домой.
Соседка божилась, что в глазах этой простодушной, бесхитростной женщины, тысячу раз на дню молившей Аллаха, чтобы он уберег ее мальчика от беды, не промелькнуло даже облачка тревоги.
Объяснение, увы, напрашивалось само собой: видимо, несчастная израсходовала все свои душевные силы на борьбу с тенью беды, когда же на порог явилась настоящая беда, рассудок бедняжки не выдержал и помутился.
Глава 15
В тот самый четверг, когда Мумин-бобо видел хохочущую Мухаббат, а Салима-апа прознала про звонок Сановника в дом под Большими Чинарами, ближе к вечеру отцы вновь призвали к себе своих сыновей, друзей Джанджигита. Накануне те в общих чертах поведали отцам о постигшей их неудаче. (При этом, к чести друзей, они ни словом не обмолвились об оскорбительных выпадах Джанджигита в отношении семейных долгов, отнеся эти выпады на счет его временного помешательства.)
Отцы выглядели встревоженными.
- Усиливается слух, - сказали они, будто заключенного действительно собираются привезти в Т. Если так, то не связан ли его тайный замысел с появлением Сановника? Случайно ли тот прилетел в наш город именно сейчас? Не собирается ли Черный Хасан совершить жестокую месть руками это человека, чьи возможности поистине безграничны? Если наше предположение справедливо, то опасность будет теперь подстерегать вашего друга с двух сторон.
- Но разве Джанджигит мог хоть в чем-то провиниться перед Сановником? - удивились друзья.
- Как знать?! - вздохнули отцы. - Ведь такой человек, как Черный Хасан, не побрезгует ни клеветой, ни подтасовкой деталей, лишь бы добиться желаемого...
Помолчав, они добавили с невыразимой печалью:
- Видимо, Джанджигит слишком высоко вознесся в своих мечтах и уже не в силах здраво оценивать то, что происходит вокруг него. Вас, своих верных друзей, он слушать не желает. В нас, очевидно, видит только заимодавцев. Собственные дядья для него не указ. И всё-таки нельзя отступаться от парня, который упрямо идет навстречу своей гибели. Надо использовать малейшую возможность для его спасения. Нам известно, со слов его матушки, что Джанджигит уважительно относится к русскому механику Михаилу Васильевичу из своего гаража, считает его домуллой - своим учителем. Быть может, Джанджигит, ополчившийся вдруг против своих земляков, прислушается к доводам пришлого русского? Может, в языке русского найдутся более убедительные слова, который дойдут, наконец, до разума Джанджигита? Может, Михаил-ака владеет каким-то особым ключиком к душе Джанджигита и сумеет открыть ему глаза? Мы поручаем вам незамедлительно встретиться с этим человеком и попросить его оказать влияние на Джанджигита. Поторопитесь, ибо времени остается всё меньше.
Да, времени оставалось мало, но всё же друзья не сомневались, что несколько дней в запасе у них еще есть. По крайней мере, до следующей среды. Им бы пойти в гараж в тот же четверг, но, прикинув, они решили перенести визит на завтра. Ведь сначала нужно было всё хорошенько обсудить между собой в чайхане под тремя карагачами. Откуда им было знать, что завтра будет уже поздно?
Глава 16
Михаил Васильевич, Михаил-ака, оказался пожилым кряжистым мужчиной в массивных очках, с металлическими зубами, широкими залысинами и вытянутыми трубочкой губами, делавшими его похожим на многоопытного сыщика из популярного кинофильма. На тыльной стороне его ладони красовалась наколка в виде паруса, скользящего по тройной волне. Чувствовалось, что в гараже он полный хозяин и слов на ветер не бросает.
Он всё время находился в движении: указывал ремонтникам, перешучивался с диспетчершами, докладывал начальству, наставлял учеников. Распоряжался насчет запчастей, и отвлечь его от всех этих важных дел было непросто.
Но, наконец, друзьям удалось завладеть его вниманием.
Тщательно подбирая русские слова, они попросили повлиять на упрямца, потому как Черный Хасан уже точит свой нож.
И вот тут-то им пришлось немало подивиться.
Оказалось, что Михаил-ака ничего, то есть совершенно ничего не слышал об истории, о которой в Старом городе досконально знал любой мальчишка! Он понятия не имел ни о клятве Черного Хасана, ни о проказах Мухаббат, ни о тайной комнате в доме под Большими Чинарами! Конечно, всем известно, что у русских свои взгляды на происходящие события, но... Выходит, их даже не достигли слухи о том, чем живет весь Старый город? В неведении остается даже человек, которого Джанджигит считает своим учителем! Воистину, живя в одном городе, они обитали в разных мирах! Друзья почувствовали неловкость.
Пришлось им скороговоркой пересказывать собеседнику всё с самого начала, что было непросто, потому как работники гаража постоянно отвлекали того вопросами, да и сам он в мыслях витал где-то далеко.
Выслушав, механик крякнул, затем протер свои запыленные очки краешком клетчатой безрукавки - погода в тот день стояла теплая - и вскинул голову, близоруко щурясь на солнце.
- А знаете, что я вам скажу, ребятки? - неожиданно весело вопросил он. - Полюбил я вашу землю, такие вот пирожки! Да, зной, да, соль, да, песок, а мне в радость! И что дождей нет, тоже в радость! Насмотрелся я на всякие-разные болота непролазные, на слякоть да на грязь - ну их к лешему! А уж намерзся - на всю оставшуюся жизнь! А еще мне нравится приучать к технике вас, чертенят! И вообще... Может, здесь я еще и сам женюсь? - он широко улыбнулся, показав ходокам свои железные зубы. - Здесь я человек, здесь я на месте, здесь я и пущу корни, такие вот пирожки!
Он подмигнул и продолжал:
- А Джанджигит ваш - парень с головой. Думаю, к весне пересадить его на большегрузную. Пусть зарабатывает себе на свадьбу, раз у вас иначе нельзя. Такие вот пирожки!
Они плохо его понимали - при чем тут большегрузная? какая большегрузная? а пирожки? - и принялись втолковывать главное: появится Черный Хасан и тогда быть беде, большой беде!
Михаил Васильевич внимательно посмотрел на свою наколку и вздохнул:
- Да-а... Восток - дело тонкое. Может, и впрямь отправить парня в дальний рейс, а? Надо покумекать.
В этот момент в распахнутые ворота влетел пропыленный уазик и резко затормозил рядом. Водитель крикнул, высунувшись в окошко:
- Васильич, айда скорее! У ремонтной летучки движок застучал!
Михаил Васильевич тут же принялся изощренно ругаться и топать ногами, затем распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье. Уже из машины крикнул:
- Ребятки, ладно, не дрейфьте! Не так страшен черт, как его малюют! Вот вернется Джанджигит из отлучки, я с ним потолкую по-мужски!
- Из отлучки? - удивились они. - Из какой отлучки?
- Да ведь он еще вчера вечером отпросился у меня на три дня! Сказал, что... - последняя фраза утонула в реве мотора. Машина сорвалась с места и исчезла за воротами.
Глава 17
Назавтра с самого утра (суббота, базарный день, ровно неделя, как Джанджигит и Мухаббат дали пищу бесчисленным пересудам) Старый город снова был накрыт целой лавиной слухов. Самой громкой стала весть о скоропостижной кончине одной из тетушек. Хотя в городе так и не научились различать между собой этих затворниц, но было известно, что одна из них страдает повышенным давлением и глотает таблетки горстями. Вот она-то и умерла. Причем, как выяснилось, ее кончине предшествовали некоторые события.
Будто бы ей стало плохо вскоре после полуночи, но поскольку подобное случалось и прежде, то две другие тетушки не особенно переполошились, однако же, оделись и неотлучно находились рядом, выполняя все пожелания больной, которые сводились в основном к просьбе подать ту или иную таблетку да пиалу с кипяченой водой.
Обычно через час-полтора лекарства приносили облегчение, но на этот раз недуг оказался сильнее. Разбудили Мухаббат, которая тут же напомнила, что больной помогали горячие ножные ванны. Разогрели воду, приготовили таз.
В разгар этих хлопот, а было уже полчетвертого утра, в ворота раздался сильный стук.
Оказалось, это приехали на пропыленной "Ниве" тетушкины племянники из долины - два джигита лет тридцати, такие же молчаливые, как и тетушки, - проведать, помочь по хозяйству. Соседи знали этих людей, те несколько раз гостили в доме еще до ареста Черного Хасана. Приезд их был как нельзя кстати. К медицине они, конечно, касательства не имели, но сам факт их появления произвел на больную, как утверждали, благотворное воздействие.
Вскоре она уснула. Домашнее уже решили, что дело пошло на поправку. Но перед самым рассветом у нее носом хлынула кровь, которая текла всё сильнее, и уж тут Мухаббат вызвала "скорую".
Поскольку квартал под Большими Чинарами числился на особом счету, то бригада приехала очень быстро, но помочь уже было нельзя. Кровь изливалась не только из носа больной, но еще из ушей. И даже из глаз потекли кровавые слезы! Зрелище было ужасное. Опытные врачи, приехавшие на "скорой", признавались позднее, что никогда прежде не видели ни у кого из пациентов кровавых слез. Но из тетушки они изливались даже не каплями - двумя тоненькими ручейками! Конечно, врачи не сидели сложа руки. Делали всё, что положено. Вызвали даже реанимационный автомобиль. Но когда тот подъехал, всё было кончено. Тетушка так и умерла на руках у врачей. Для порядка старший врач расспросил, что давали больной до вызова, посмотрел те самые таблетки и лишь развел беспомощно руками. Сильнейший гипертонический криз при слабом сердце!
Тем временем подоспели соседи, разбуженные ночной суетой в доме. Начались расспросы, причитания, послышался женский плач.