– Слайдер – это топчик, – доказывает водила, к которому Саймон обращается по имени Терри. – Тут и спорить нехуй, ты хоть зайди туды!
– Отстой. Тиндер рулит. Нужен хоть какой-то романтический флер. Интрига обольщения – лучшая часть всего предприятия. Перепихон в конце – это просто как сумку разгрузить. Процесс завлечения и соблазнения всегда составляет львиную долю волшебства. Сам я обычно не пользуюсь тиндером для секса, это больше инструмент подбора кадров в агентство. Если что, я собираюсь открыть филиал «Коллег» в Манчестере. Раз Би-би-си уже в Солфорде… – Саймон достает телефон и пролистывает, кажется Юэну, фотографии женщин, в основном молодых.
– Что это… телефонное приложение для знакомств?
– Какое ж хуевое название для эскорт-агентства, – упирается Терри, пока такси с грохотом мчится в центр города.
– Сам ты, блядь, хуевый, – возражает Саймон, не обращая внимания на Юэна. – Это не агентство шалав, Терри, оно рассчитано на профессиональных бизнесменов. Получить секс сейчас может кто угодно. Речь идет о лице, имидже: бизнесмены хотят произвести нужное впечатление. Ничто так не свидетельствует об успехе, как наличие понятливых, шикарных спутниц. Тридцать два процента наших девушек – МБА.
– Минет-бондаж-анал? Уж я надеюся.
– Магистры бизнес-администрирования. У нас в «Коллегах» они должны уметь говорить о делах, а потом уже переходить к делу. Вся суть в утонченности.
– Угу, но их по-любасу пердолят. По мне, так это шалавой и называется, угу.
– Это уж девушкам самим договариваться, – нетерпеливо говорит Саймон, глядя в свою приблуду. – Мы берем плату как агентство и получаем обратную связь от клиентов, чтобы убедиться, что девушки соответствуют требуемым стандартам. Но хватит об этом, – грубо обрывает он, – перейдем к делам праздничным. – Он пробегает глазами экран. – Три перспективных объекта в «Бухгалтерии»: две молоденькие и одна матерая профи, которая на вид стоит своей цены. – Саймон тычет фотку надутой брюнетки в лицо Юэну: – Ты б ее того? Если б, конечно, женат не был?
– Я не… ну наверное…
– Та ты б отдрючил ее за милую душу, братан, – нараспев говорит Терри с водительского сиденья. – Мы ж все на это запрограммированы. Зуб даю. Я ж просто Ричарда Аттенборо пересказую. Этот пиздюк всю планету нахуй облазил, перевидал все, чё движется, и изучил все повадки сношательные. – Он стучит себя по голове. – Верь Дикки.
Саймон смотрит на другую пришедшую эсэмэску.
– Гоняться за бабами, которых хочешь, и убегать от тех, которых не хочешь, – какая ж тягомотина… – Он вскидывает взгляд на затылок Терри, пока они переезжают через Северный мост на улице Принцев. – И не Ричард, а Дэвид Аттенборо, особо одаренный ты, блядь, мутант. Ричард – тот пиздюк, который уже умер. Актер. Задушил и отодрал Джуди Гисон в «Риллингтон-плейс, дом десять». Хотя мы-то за тибя в курсах, ты, видать, Ричарда в виду имел, – прибавляет Саймон, и они с Терри начинают ржать и подначивать друг друга, а Юэну все это кажется похабным и плоским.
Они пробираются к стойке паба на Джордж-стрит, набитого празднующими гуляками. Гремят рождественские песни семидесятых и восьмидесятых. Когда Юэн приносит выпивку, Терри сразу же начинает клеить женщину, с которой, по словам Саймона, договорился о встрече по слайдеру. С воинственной самоуверенностью Саймон освобождает себе место для локтей у стойки, Юэн с вежливой аккуратностью пытается добиться того же, а Терри исчезает вместе со своей спутницей.
– Так просто? Он с ней ушел? – спрашивает Юэн.
– Да, дело в шляпе. Видать, отпердолит ее на заднем сиденье таксо. – Саймон поднимает свой бокал. – С днем рожденья!
Терри действительно возвращается через пятнадцать минут с застывшей на лице улыбкой. Его собутыльники успели выпить только по полпива.
– Миссия выполнена, – подмигивает он. – Туда, сюда, обратно – и пена на ебле.
С трудом завоевав выгодную позицию у стойки, Юэн ожидает еще одного круга, но Саймон, проверив телефон, предлагает переместиться в заведение дальше по улице.
Мороз снаружи уже кусается. Юэн рад, что они лишь немного проходят по Ганновер-стрит, после чего Саймон ведет их в подвальный этаж. Когда шурин направляется к стойке, Юэн поворачивается к зевающему Терри:
– Вы с Саймоном старые друзья?
– В курсах за Больного дофига лет. Он литский, сам стенхаусский, но мы завсегда ладили. Обое ёбари, обое за «Хибзов», так почитай.
– Да, на Новый год он ведет Бена на «Истер-роуд».
– Следишь за футбиком, кор?
– Да, но, вообще-то, не болею ни за какую команду. У нас на острове не так сильно страсти кипят.
– Для сношания берегете, братан, так ж? Сельские чикули, видать, боевые шо пиздец. Почитай, там и делать-то больше нефиг, да ж, братан?
Юэн лишь неловко кивает, но не успевает покраснеть: Саймон возвращается от стойки с напитками неуместно летнего вида и уводит обоих в относительно спокойное местечко рядом с туалетами.
– Пора втихаря налакаться самого гадостного коктейля на свете. Если сможете опрокинуть это залпом, то вы охуенные мужики, – заявляет он, всучивая Терри и Юэну пойло, похожее на пина-коладу.
– Бля… щас же Рождество, да ж, – говорит Терри и, зажав нос, опрокидывает в себя бокал. Саймон следует его примеру.
Юэн делает маленький глоток. Несмотря на ананас, кокос и лимонад, вкус едкий и металлический: в основе что-то горькое и противное.
– А что это?
– Мой личный особый рецепт. Специально для твоей днюхи! Пей, пей, осуши свой бокал – подыми повыше бокал![8] – нараспев командует он.
Юэн пожимает плечами, словно говоря «ладно, сегодня же мой день рождения и сочельник», и заглатывает коктейль. Какая отвратительная бурда туда ни намешана, лучше выпить одним махом.
Саймон переводит взгляд с экрана телефона на женщину в зеленой кофте, которая окидывает взглядом бар.
– Видать, эта ходит на блядки в одно и то же место, с тех пор как я приходнул ее на прошлое Рождество!
Терри живо оглядывается. Он копирует голос Дэвида Аттенборо:
– Коль зверь пришел на водопой, он не уйдет домой сухой… – Он откидывает назад свои длинные кучеряшки, подмигивает женщине и направляется к ней.
Юэн и Саймон наблюдают за ним в действии. Когда женщина начинает хихикать над каким-то его замечанием, запуская руку себе в волосы, они понимают, что баланс сошелся. Юэну кажется, что ненасытный взгляд Саймона пристально изучает не только новую спутницу Терри, но и его самого.
– У Терри феноменальные способности. С женщинами определенного типа, – злобно говорит он.
От его реакции Юэну становится не по себе и хочется сменить тему.
– Ты на прошлое Рождество приезжал маму проведать?
– Да… Ха-ха, – говорит он, суетливым пальцем пролистывая каталог девичьих лиц – большинство на вид двадцатилетние. – Тиндер-призрак нынешнего Рождества!
– Ясно, почему это такой мощный сайт знакомств, – нервно говорит Юэн.
Вдруг начинает тошнить под ложечкой, затем пощипывает руки и грудь. Становится жарко, бросает в пот. Приступ паники недолго борется с возбуждением, и по телу разливается странное тепло, будто на плечи набросили золотистый плащ легкомыслия.
– Юэн, эту приблуду можно установить за пару сек, – уговаривает Саймон. – Серьезно. Ну, или я с радостью приценюсь от твоего имени. – И он переводит взгляд на стайку женщин, вынуждая Юэна сделать то же самое.
– Мне же нельзя! Я женат… – с легкой грустью говорит Юэн, вспоминая о Карлотте, – причем на твоей же сестре!
– В бога душу мать, в каком столетии я очутился? – обрывает его Саймон. – Давай насладимся благами неолиберализма, пока он не накрылся пиздой, а эта задрипанная планетка не взорвалась наконец у нас под ногами. Прямо здесь на наших телефонах – идеальный синтез всего самого лучшего из свободного рынка и социализма! Решение величайшей проблемы всех времен – одиночества и горя, вызванных тем, что не можешь найти себе дырку на Рождество, и все это задаром!
– Но я же Карлотту люблю! – торжествующе кричит Юэн.
Его шурин в раздражении закатывает глаза.
– «При чем здесь любовь, при чем же здесь любовь»[9], – напевает он, а затем с наигранной терпеливостью объясняет: – На современном рынке секс – такой же товар, как и все прочие.
– Я не на современном рынке и не хочу туда, – говорит Юэн, и у него начинают скрежетать зубы. Во рту пересохло. Нужно выпить воды.
– Какой допотопный протестантизм. Джонни Нокс[10] мог бы гордиться. Мне-то повезло: паписты подарили мне исповедь, чтобы всегда начинать с чистого листа, и я охотно этим пользуюсь раз в пару лет.
Юэн прикладывает ко лбу носовой платок и вздыхает. Огоньки и блестящая мишура на новогодней елке кажутся необычайно яркими.
– Что-то мне в голову ударило от шампанского и этого мерзопакостного коктейля… Что это, кстати, было? Этот твой овечий свитер, – он трогает руку Саймона, – такой мягкий на ощупь.
– Само собой, я ж туда МДМА подсыпал.
– Чего… я же не принимаю наркотики, я никогда не принимал наркотики…
– Значит, уже принимаешь. Короче, забей, расслабься и получай удовольствие.
Юэн вздыхает и опускает свои размягченные кости на стул за внезапно освободившимся столиком, а Терри, болтавший с женщиной в зеленой кофте, подбегает к Саймону совершенно упоротый:
– Ты туда чё, ешек поклал? Сделал с миня нахуй лесбуху, диверсант ебаный! Я, короч, в сортир – снежком закинуся, чёбы вычленить с этой бурды любовь и вернуть блядскую еблю обратно. Ебаный ты дристун! – Он встряхивает кучеряшками и направляется в туалет.
ВЖУХ!
Юэн вылетает из тела и стремительно взмывает вверх. Ему хорошо. Юэн вспоминает отца и тот экзальтированный кайф, что старик получал от молитв и песнопений по воскресеньям. Юэн думает о Карлотте и о том, как сильно ее любит. Он не так часто ей об этом говорит. Показывает, но слов не произносит. Совсем мало. Надо позвонить ей сейчас же.
Он обсуждает это с Саймоном.
– Хреновая мысль. Скажи ей трезвым или не говори вообще. Она просто решит, что это трындеж под наркотой. Так оно и есть.
– Нет, не так!
– Тогда скажи ей завтра за рождественским ужином. При всех при нас.
– И скажу, – решительно заявляет Юэн, а потом рассказывает Саймону о Россе и собственном сексуальном опыте. Точнее, его отсутствии.
– Экстази – наркотик правды, – говорит Саймон. – Я решил, что пора нам друг с другом познакомиться. Все эти годы мы были родственниками, но почти не разговаривали.
– Да, мы, конечно, никогда так не развлекались…
Саймон толкает зятя в грудь. Жест не кажется Юэну агрессивным или бесцеремонным – это больше похоже на мужскую дружбу.
– Тебе нужно с другими бабами попробовать, – голова Саймона отворачивается от стойки, и айфон наконец-то сползает ему в карман, – а то неудовлетворенность рано или поздно разрушит твой брак.
– Не разрушит.
– Разрушит. Сейчас мы все потребители – секса, наркотиков, войны, оружия, одежды, телепрограмм. – Он взмахивает рукой с напыщенной издевкой. – Взгляни на эту толпу несчастных кретинов, которые делают вид, будто развлекаются.
Юэн заценивает гуляк. Во всем чувствуется какая-то безысходность. Кучка молодых парней в рождественских свитерах пальцуются с неискренним дружелюбием, а на самом деле просто ждут той дозы, после которой можно будет оторваться на каких-нибудь незнакомцах или на крайняк друг на друге. Стайка офисных девушек успокаивает болезненно ожиревшую коллегу, ревущую навзрыд, а две другие, сидя слегка поодаль, ехидно, заговорщицки потешаются над ее горем. Бармен с опущенной нижней губой и тусклым от клинической депрессии взглядом приступает к безрадостному занятию – сбору пустых бокалов, что плодятся на столах, словно крольчата на весеннем лугу. И все это – под несмолкаемое попурри из рождественских поп-хитов семидесятых и восьмидесятых, которые стали настолько неотъемлемым атрибутом святок, что люди бормочут их слова себе под нос, точно демобилизованные участники боевых действий, страдающие от посттравматического синдрома.
В этой-то обстановке Саймон Дэвид Уильямсон усаживается на любимого конька:
– Мы не должны останавливаться, пока поезд не упрется в буфер: лишь тогда мы сдадим в архив помешательство и невроз и построим лучший мир. Но мы не сможем этого сделать, пока данная парадигма не подойдет к своему естественному завершению. А покамест мы просто смиряемся с неолиберализмом как социально-экономической системой и безбожно культивируем все эти зависимости. В данном вопросе у нас нет выбора. Маркс ошибался насчет того, что капитализм сменяет богатая и образованная рабочая демократия, – его сменяет нищебродская, шарящая в железе республика кобелей.
Очарованный и шокированный мрачной антиутопией Саймона, Юэн возбужденно качает головой.
– Но должен же быть выбор, – возражает он, пока Рой Вуд в очередной раз жалеет, что Рождество бывает не каждый день[11], – нужно же поступать по совести.
– Все меньше и меньше. – Саймон Уильямсон запрокидывает голову, запуская руку в серебристо-черные пряди. – Поступать по совести – это нынче только для лузеров, лохов и терпил. Вот как изменился мир.
Он достает из кармана ручку и маленький блокнот и рисует на чистой странице схему.
– На самом деле можно выбирать только между запрещенными, лишь слегка отличающимися вариантами того, как поступать не по совести, но по сути это альтернативные маршруты в один и тот же повальный ад. Боже, этот порошок совсем уж ламповая херня… – говорит Саймон, вытирая пот со лба. – Хотя, – он переводит свои глаза-плошки на Юэна, – все это не так уж хреново, – потом отворачивается и пялится на девушку, стоящую неподалеку с подругой. Показывает свой телефон. Она пялится в ответ и смеется, после чего подходит, говорит, что ее зовут Джилл, и подставляет щеку, а Саймон встает и легко, чинно ее целует.
Пока она беседует с шурином, Юэн балдеет от того, как рассеиваются его опасения. Джилл совсем не похожа на конченых персонажей, знакомящихся по интернету, которых он себе нафантазировал. Она молодая, уверенная в себе, смазливая и явно не дура. Ее подруга, примерно ее ровесница, но слегка попышнее, смотрит на него:
– Я Кэти.
– Привет, Кэти, я Юэн. Ты, м-м, тоже с тиндера?
Кэти секунду его оценивает, прежде чем ответить. На музыкальном автомате включается «Мэднесс» с «Моей девушкой»[12]. Юэн вспоминает Карлотту.
– Я изредка им пользуюсь, но это угнетает. Большинство людей просто ищут секса. Оно и понятно. У всех у нас свои потребности. Но иногда уже перебор. А ты пользуешься приложением?
– Нет. Я женат.
Кэти поднимает брови. Она трогает его локоть, глядя с апатичным снисхождением.
– Хорошо тебе, – говорит она нараспев, но уже отрешенно.
Потом она замечает кого-то и перепархивает через весь бар. Юэн потрясен тем, что после ее ухода наступает глубокое чувство утраты, смягчаемое лишь мыслью о том, что все нормально.
В бар входит стройная блондинка, вероятно, за тридцать, предполагает Юэн, и пристально смотрит на Саймона. Она очень эффектная, с почти прозрачной кожей и незабываемыми светящимися голубыми глазами. Встретившись с ней взглядом, шурин громко вздыхает. Тиндер-призрак ушедшего Рождества. Он извиняется перед Джилл и идет поздороваться. Джилл и Юэн молча наблюдают, как Саймон с блондинкой перекидываются парой фраз, по ощущениям Юэна эмоциональных, после чего Саймон возвращается к ним. Он подталкивает Джилл и Юэна к свободному столу.
К удивлению Юэна, блондинка присаживается к ним с бокалом белого вина в руке, не сводя глаз с Саймона. Он занят: тискается с Джилл. До Юэна доходит, что женщина, возможно, старше, чем он сначала подумал: кожа безупречная, но взгляд отягощен опытом.