Андрей Лупахин
Антиватник
Глава 1.
Заключенный № 157613 шагал по узкому коридору второго корпуса Северогорской колонии особого режима, которая за последние годы прославилась на всю Россию-матушку как место содержания так называемых «политиков». Это был Сергей Иванович Крамольников собственной персоной – один из местных узников совести, посмевших разевать гнусную оппозиционно-настроенную пасть, выступая против режима. Хотя посадили нашего героя совсем не за это.
Господину Крамольникову несказанно повезло, когда папка с его делом оказалась в потных ладошках председателя комиссии по досрочному освобождению. Повезло дважды. Первый раз утром: лысеющий вершитель судеб, возглавляющий комиссию по УДО, проснувшись, в кои-то веки ощутил всю мощь утренней эрекции, которая случалась с ним все реже и реже, то ли от того, что он слишком много пил, то ли от приближающейся старости… Короче, давайте не будем углубляться в урологию – наша маленькая история гораздо интереснее науки о причиндалах!
Удовлетворив любимую супругу, председатель комиссии по УДО отправился на работу в самом приподнятом настроении.
«Эх! Вот каждый бы день так! – думал он, мечтательно улыбаясь – Ну раз пошла такая пьянка, то прямо первому попавшемуся сейчас УДО сделаю! А чё? Мне хорошо? Хорошо!!! Вот пусть и другим будет хорошо! Вот прям возьму сейчас первую попавшуюся папку и да будет так! Если не совсем мразь, конечно, и сидит первый раз»
Папка, которая попала в руки героя-любовника, оказалась делом Сергея Ивановича Крамольникова. Приговоренный аж к восьми годам колонии, узник совести отсидел только пять, отбыв почти две трети срока, назначенного Фемидой.
Сегодня утром, как раз когда заключенный № 157613 собирался отмечать своё тридцатилетие вместе с сокамерниками, в хату вошел доблестный сотрудник ФСИН и отвел юбиляра к начальнику колонии, и тот сообщил радостную новость с некоторым сожалением – не любил подполковник этих «сраных политиков», особенно, когда выпивал около литра водки в одну персону. Последний раз всея повелитель зоны так, извините за выражение, нахренячился, что даже уселся писать письмо Самому, прося заменить «политикам» тюремные сроки на расстрел. Правда, упал, написав пару строчек, а как проспался – скомкал и выбросил, предварительно разорвав.
«На хуй эту политику!» – подумал начальник колонии, выбрасывая кусочки недописанного опуса в корзину для мусора.
Так, мой дорогой любитель хорошей литературы, что-то мы отвлеклись – пора вернуться к нашему другу дяде Серёже, который тем временем уже получал вещи. Государство любезно вернуло освобожденному зэку всё изъятое: мобильный телефон, джинсы, куртку, мелочь…. Вот, копейки, так и те вернули, а еще говорят, что государство народ обувает, ох уж эти злые оппозиционные языки! Чесали бы ими в одном месте, чем трепать понапрасну! (На самом деле нет).
Получив обратно изъятые вещи, гражданин Крамольников отправился, что называется, «на выход». Сотрудник колонии проводил освобожденного «политика» до самых ворот, за которыми начиналась воля.
«На свободу с чистой совестью! Эх, маму вашу и вашу Машу…» – вздохнул дядя Серёжа, улыбаясь майскому солнышку.
Неподалёку от выхода он увидел Мишку – близкого приятеля и соседа по лестничной площадке. Только в тюрьме Сергей понял, что настоящая дружба бесценна. Это понимание снизошло на него, когда все остальные отвернулись. Любимая девушка, друзья, коллеги из офиса – окружение повернулось к фигуранту громкого уголовного дела пятой точкой, едва только несчастного «политика» начали таскать по разного рода инстанциям. Умники сразу поняли, что дело пахнет керосином и с врагом народа надо поскорее рвать все связи! И исчезли. Даже на суд никто не пришел, кроме Мишки. Ну и мамы ещё.
«Хоть кто-то меня не забыл!» – подумал Сергей, переходя дорогу навстречу товарищу.
Приятели обнялись, похлопав друг друга по плечу.
– Освободился, злодей?! – спросил Мишка, улыбаясь.
– А иди ты, хрен лысый! – ответил «злодей». – Домой-то меня отвезёшь? Маму увидеть хочу! Полгода уже почитай от неё ничего слышно, ни звонков, ни писем…
– Серёга, обожди, – перебил его Мишка. – Давай так: зайдём ко мне, посидим, отметим твоё освобождения, а я тебе все расскажу… С мамой увидеться не выйдет…
– Почему? С ней что-то случилось?!
– К счастью, нет! – Мишка достал пачку сигарет, угостив себя и друга. Закурив он добавил. – Она вовремя уехала.
– Куда уехала? – не понял Сергей.
– В загранку, – ответил Мишка. – Нет её больше в России, и не будет никогда. Поехали, посидим, говорю. А я тебе объясню, что к чему. Пока ты там с другими «политиками» сидел в полной изоляции, у нас тут столько всякой херни произошло…
Глава 2.
Мишка кивнул в сторону синего логана, молча приглашая приятеля усадить пятую точку на мягкое кресло в относительно удобном салоне. Гражданина Крамольникова не пришлось упрашивать дважды – бросив недокуренную сигарету, он уселся назад, захлопнув за собой дверь. Не в обиду водителю, разумеется, просто, сходив в четыре часа на дальняк, наш друг так и не смог уснуть. Ворочался до утра, размышляя о будущей жизни вне тюрьмы и дальнейших перспективах, которые ждали его на воле. Сергей решил подремать до дома. И приснился ему тот самый суд, который самый гуманный в мире…
*****
Подсудимый Крамольников озлобленно разглядывал присутствующих в зале, сидя в «аквариуме». Судья Безапелляционов пробубнил всё, что требовалось по закону, и передал слово прокурору Жлыгину.
– Подсудимый Крамольников, встаньте! – потребовал судья.
– Подсудимый, вы признаете себя виновным в нападении на сотрудника госгвардии сержанта Полудоркова, в частности, в совершении действий, повлекших угрозу жизни, здоровью… – без остановки вещал прокурор.
– Нет! – воскликнул подсудимый.
– … в подстрекательстве к восстанию против действующей власти, – продолжал прокурор Жлыгин, игнорируя ответ дяди Сережи, – в сотрудничестве с разведкой соединенных штатов…
– Нет, нет и еще раз нет! Что за вздор вы несёте?! – возмутился подсудимый, дрожа от негодования и злобы. – Вы что, издеваетесь?!
– семнадцатого ноября в четырнадцать ноль-ноль вы стояли на балконе своей квартиры, находящейся на втором этаже дома номер тридцать по улице Пушкина? – спросил прокурор.
– Возможно… – начал было Крамольников.
– Что вы делали? – перебил Жлыгин.
– Курил и пил напиток из пластикового стаканчика…
– Продемонстрируйте орудие, которым пользовался подсудимый!
Суду продемонстрировали фирменный стаканчик синего цвета с красным кружочком. Рекламировать название компании мы не будем, однако, дружок, ты наверняка и сам догадался о какой компании, и каком напитке идет речь.
– Подсудимый, – продолжал прокурор Жлыгин, – вы участвовали в несанкционированном митинге, который сторонники оппозиции провели 17 сентября 2030 года?
– Нет, – ответил Крамольников.
– Вы бросали пластиковый стаканчик в сержанта Полудуркова?
– Ну я не бросал целенаправленно в него… то есть…
– Вы кричали при этом, цитирую: «Псы государевы!»? – Жлыгин снова перебил подсудимого
– Возможно, я как-то не так выразился…
– Понятно, – сказал Жлыгин. – Что толкнуло вас на этот поступок?
– Что меня толкнуло? – переспросил Крамольников, недобро усмехнувшись, и замолчал на мгновение. – Да то, уважаемый прокурор! То, что эти… слуги государевы людей месили руками, ногами, дубинками… безоружных людей, которые вышли на митинг от «хорошей» жизни! Безоружных баб, студентов и прочих неравнодушных! То, что из зарплат этих людей формируются зарплаты ваших госгвардейцев, и из моей зарплаты тоже! А они нас по мордасам, да за наши же деньги! Мы их содержим, а они защищают не нас, а режим этот сраный, тьфу!!!
Дальше сон понёсся, словно кино на быстрой перемотке. Сергей видел всё предельно отчетливо, но как будто со стороны, глядя на судью, прокурора, запросившего для подсудимого пятнадцать лет «строгача», скучающего адвоката, разумеется, бесплатного и бесполезного. Глядя на бледное расстроенное лицо мамы, на Мишку, прикрывшего рот ладонью, который сидел в середине зала. И тут вдруг «перемотка» остановилась. Судья Безапелляционов, вернувшийся в зал суда для оглашения приговора, начал бубнить, разъясняя суть великого зла, совершенного подсудимым в отношении власти, человечества, в целом, и сержанта Полудуркова в частности.
– … по совокупности совершенных деяний и путем частичного сложения наказаний назначить подсудимому Крамольникову Сергею Ивановичу двухтысячного года рождения наказание в виде лишения свободы сроком 8 лет с отбыванием наказания в колонии для политических заключенных, – протараторил судья Безапелляционов на одном дыхании. – Подсудимый, приговор понятен?
Глава 3.
Сергей проснулся в холодном поту, приняв дурной сон за происходящее наяву. Потерев глаза и как следует проморгавшись, он потянулся, зевая. Теперь уже бывший узник совести понял, что зал суда, присутствовавшие в нём персонажи и приговор – это просто грёза, вернее, воспоминание, которое совершенно некстати испортило и без того короткий сон.
Машина остановилась во дворе, находившемся посреди кирпичных пятиэтажек, построенных в эпоху Советов. Подобных домов в Северогорске было чуть больше, чем до фига, равно как и «хрущей», которые делали город похожим на маленький провинциальный городишко, расположенный где-нибудь в глубинке, а не под боком у Москвы.
В одной из этих пятиэтажек жил некогда весьма знаменитый господин Крамольников, о котором постарались забыть как можно быстрее. Постарались не только друзья и коллеги, но ещё и СМИ, получившие сверху указание прекратить муссирование резонансной дела. Квартира «политика» находилась на третьем этаже. Мишкина – в аккурат напротив.
Друг, поддерживавший Сергея морально и передачками, за пять минут соорудил недурственный стол с горячительными напитками. Но гостю было не до водочки с разносолами.
– Ну что? – спросил Мишка, разливая огненную воду по стопарям.
– Обожди, – Сергей отодвинул в сторону пятидесятиграммовую хрустальную тару, – обожди. Что с мамой? И вообще, что у вас здесь происходит?
– Сразу к делу, – усмехнулся хозяин дома, – понимаю. Слушать придется долго – водочка остынет. Давай-ка, дёрнем за тебя, а потом я тебе всё расскажу. Как есть… да ты не боись, с мамой твоей всё в порядке!
Они «дзынкнули» стопками и опрокинули внутрь огненную воду, которая в небольших количествах весьма располагает к беседам. Выдохнув, Мишка закусил хрустящим солёным огурцом. Сергей, вопросительно посмотрел на него, ожидая услышать рассказ на миллион долларов. Как ты понимаешь, мой дорогой читатель, наполеоновские ожидания сбылись на все сто…
*****
После отбытия «революционера» Крамольникова на казенные харчи началось всё самое интересное. Далеко-далеко в одной северокорейской военной лаборатории злющие узкоглазые коммунисты занимались исследованием вирусов, которые должны были вызывать у проклятых капиталистов энурез, диарею и агонию, причем неважно, в каком порядке. Уровень безопасности там был ого-го! Но, как говорится, и на старуху бывает порнуха – непонятно, каким макаром со сверхсекретного объекта сбежал подопытный кузнечик, зараженный искусственно выведенной заразой, известной среди военных ученых как Holerium-22.
Вирус, передающийся воздушно-капельным путём, за считанные дни облетел всю планету. Эпидемия парализовала десятки стран, остановив в один миг работу фабрик, заводов, газет, пароходов… На какое-то время мир реально пошатнулся, словно пьяный «синегал», пытающийся удержаться от падения в лужу собственной, пардон, блевотины.
Но, конечно, всякие там США с Европами не пальцем деланы – скоренько подоспела вакцина, которая должна была спасти человечество от ужасного Holerium-22, грозящего привести всех и вся к полному коллапсу. Более того, наши российские мозгоправы тоже разработали препарат, уничтожающий клетки вируса менее, чем за минуту. Провели опыты, опыты закончились успешно. После клинических испытаний весь мир благополучно ширнулся вакциной и стал ждать.
Препараты капиталистов сработали как надо. Да, не обошлось без пары-тройки жалобщиков, у которых случались малозначительные проблемки: у кого челюсть отнялась на полчаса, у кого кишечник расстроился или прыщи выскочили огроменные на интимном месте… Короче, побочные эффекты оказались минимальными или вовсе отсутствовали.
Отечественная вакцина оказалась куда менее безобидной – побочные эффекты появились более чем у семидесяти процентов населения! Самым распространенным оказалось структурное изменение волос – роскошные шевелюры, кудри и локоны превращались в странную белую субстанцию, напоминавшую вату. По-крайней мере, на ощупь отличить волосы людей, прошедших вакцинацию, от обыкновенной медицинской ваты было невозможно.
Не обошлось без диарей, энурезов и даже агоний, хотя летальных исходов статисты насчитали не больше десятка. Волосы на головах, превратившиеся в подобие ваты, граждане благополучно закрашивали кто во что горазд: черный, русый, рыжий, синий, фиолетовый – какие только цвета не встречались на улицах! Особо патриотичные граждане превращали растущую на голове вату в триколор, подобно флагу нашей великой и могучей страны. Мишка, который всю жизнь переживал из-за рано облысевшей головы, до сих пор благодарил богов за подаренную ими андрогенную алопецию – после вакцинации на его блестящем черепе не появилось ни волос, ни ваты. А структурно изменившиеся волосы теперь так и называли, потому как вата – она вата и есть… Немногим счастливчикам повезло остаться при волосах, несмотря на вакцинацию.
Эпидемия Holerium-22 пошла на спад. Зараженных фиксировали всё меньше, выздоровевших всё больше – постепенно жизнь возвращалась в нормальное русло.
И тут нате, выкусите уважаемые россияне! Власть имущие мужи разработали целый свод поправок к существующим законам. Потом преподнесли едва выздоровевшему населению еще с полсотни нововведений, ставших законопроектами, а потом и самыми настоящими законами.
Сообщение с другими странами было ограничено. Всё, что угодно, произведённое за пределами России, будь то фильм, машина, китайский брелок для ключей, силиконовый заменитель мужчины или ещё какая диковинка теперь просто не пропускали через границу. А те вещи, которые проходили сертификацию, стоили неадекватно дорого – дикое повышение цен оказалось неизбежным, ведь надо же было продавцам хоть как-то окупить расходы на взятки! Насколько всё стало плохо? Ну вот настолько: стоимость привычного всем логана, который когда-то могла позволить себе почти каждая собака, и однокомнатной квартиры в центре Северогорска почти сравнялись! Кроме того, зарубежка стала дефицитом.