Раньше, в своей цыганской жизни Прут выступал перед народом, пел, плясал и ему это нравилось. Теперь, чем больше он говорил и кидал с бумажки слова в море ушей перед ним, которые ловили каждое его слово, как манну божью, тем больше ему нравилось это занятие и его работа. Его слушали, ему верили, и эта вера была самой главной добычей и для него, и для его помощников. Что бы он ни говорил, толпа встречала одобрением или равнодушным молчанием, словно речь шла о чем-то потустороннем, а не об их будущем. У Прута в какой -то миг мелькнула по-цыгански озорная мысль:
- Интересно, что будет, если я тресну по башке кого-нибудь из них и скажу, что это нужно для их, этой, как ее, будь она неладной, опять забыл - для их стабильности. Что будет? Наверное, засмеются над шишкой бедолаги.
Но Демьян прервал его мысли своими воплями:
- Мужики! Да как же это?! Вы как хотите, а я за молоком поехал! Кто со мной?! Поехали! Площадь быстро пустела. Народ, успокоенный словами пастуха, расходился по своим неотложным делам, которых и без дойки всегда хватало. Кто-то похихикал над Демьяном. Прут покидал площадь последним, продолжая всех вокруг успокаивать и дружески похлопывать по плечам. Улыбка его действовала лучше всех печатей и законов. Он успел увидеть, как несколько мужиков садились с Демьяном в телегу.
- Постойте! - крикнул он им. - Я с вами! Дорогу покажу!
На своей лошади он догнал их за деревней, и они поехали вместе.
Вскоре они подъехали к высоким воротам и Демьян начал в них стучать:
- Эй, откройте! Кто тут есть?!
В воротах открылась маленькая калитка и из нее, сначала скрючившись, а потом распрямившись во весь свой могучий рост, появился волчище, свирепый вид которого говорил о том, что он - при исполнении и готов на все. Через плечо у него висела черная лента с золотыми буквами ВОЛКОГВАРДИЯ.
- Чего надо? - грозно глянул он на Демьяна, но увидев пастуха, расслабился:
- А-а-а, свои! Это другое дело. Но все равно не вовремя. Завтра приезжайте. На ферме после дойки и кормления переваривание пищи под музыку, потом тихий час. Все расписано, и не упомнишь, а вы тут мешаетесь под ногами, режим нарушаете, - опять грозно глянул он на Демьяна. Тот поутих, но не отставал:
- Здесь корова моя, Рябуха. Мне бы молока, да и мужикам вот тоже.
Трое мужиков оставались сидеть на телеге, засмотревшись на охранника.
- Да, дружище, - вступил в разговор Прут. - Здесь их коровы. Хозяев не успели предупредить о переводе коров на ферму, вот и приехали за молоком.
Охранник перевел взгляд на Прута:
- Никаких указаний не было насчет молока. Куда я вам его налью? В карманы? Приезжайте завтра, с флягами. Некогда мне тут с вами.
Он опять скрючился и юркнул в калитку, которая захлопнулась, обдав Демьяна запахом свежеструганной доски.
- Ну вот, - начал пастух. - Видите? Все нормально! Вы всегда можете получить свое молоко. Что же вы с пустыми руками приехали? Соображать надо, - выговаривал он мужикам, а те сокрушались:
- Да вот, чего -то поторопились. Это все Демьян - "Давай! Скорей! Поехали!" Далось тебе это молоко! Сам видишь - все в порядке. Коровы под присмотром, накормлены, подоены. Правильно пастух говорит - сами виноваты!
Всю дорогу назад мужики ругали себя и свою глупость, но на душе у них было спокойно тем более, что с ними был их пастух - их подмога и надежа.
В тот же вечер вернувшихся мужиков подняли на смех в деревне, но всем хотелось своими глазами увидеть нескотские условия жизни их любимой скотины после рассказа Демьяна. Весь вечер к Пруту тянулись люди с расспросами, и он всем назавтра пообещал показать дивные фермы, где содержится их скотина.
- Только приезжайте днем, когда стадо в поле! - предупреждал он всех.
На следующий день народ повалил туда, побросав все дела. В открытые ворота проходили толпами и всему дивились - и чистым полам в хлевах, и побеленным стойлам, и занавескам на окошках, и ароматам на фермах, и поилкам, и кормушкам, и патефонам, под музыку которых коров доили и кормили. Едрос не зря нагнал столько специалистов. Они знали свое дело.
Глаза деревенских жителей уставали смотреть на все, что им радушно показывали. Народ валом валил туда на экскурсию, а не за молоком и возвращался обратно, радостный за свою скотину. Многих терзали угрызения совести, когда они сравнивали увиденное с теми условиями, в которых сами содержали свою скотину и соглашались, что там, за забором, их скотине куда как лучше. Пастух до последнего посетителя ходил по фермам и старательно всем все показывал и рассказывал. Один только его вид вызывал у людей спокойствие и доказательство того, что они хозяева всех тех коров и коней, для которых все это построено.
Когда ворота закрылись за последним посетителем, Прут пошел смотреть на строительство своего дома, который был ближе всех из особняков, что вереницей тянулись вдоль леса и радовали глаз своими недеревенскими очертаниями. Домов было много, гораздо больше, чем хозяйственных построек, как и полагалось для большой армии его помощников. Глядя на свой новый дом, Прут не мог сказать так же, как его помощники, что мечты сбываются, потому что в мечтах его такого никогда даже не было.
В следующие дни Демьян еще пару раз пытался съездить за молоком с флягами в телеге, но каждый раз безрезультатно уезжал от закрытых ворот, на которых появилось объявление: ВЫДАЧА МОЛОКА КРУГЛОСУТОЧНО. ПРОСЬБА НЕ БЕСПОКОИТЬ И СОБЛЮДАТЬ ТИШИНУ! ЗА НЕСАНКЦИОНОРОВАННЫЙ ШУМ - ШТРАФ! Демьян не знал, что такое несанкционированный шум, но на всякий случай в ворота больше не стучал. В деревне по дворам было много коров - первотелок, и Демьян без труда нашел у кого можно брать молоко для своих ребятишек, чтобы не нарушать покой фермы. Все опять были довольны, жизнь шла своим чередом, народ еще больше окунулся в работу, избавленный от хлопот со скотиной.
Пастух все реже появлялся в деревне и все реже был слышен его голос. Он перебрался в свой новый дом. Все знали, что он теперь постоянно находится при табунах, при стадах и с пониманием отнеслись к его отсутствию.
В положенные сроки лето сменила осень с ее сбором урожая, с подготовкой к зимовке. По дворам оставалось много лошадей, которых не сдавали в табун вместе с молодняком, поэтому особых проблем с осенними работами в деревне не ощутили. Работа шла полным ходом, но чем ближе к зиме, тем чаще стали поговаривать о возвращении с летних ферм табуна и прочей скотины.
Мужики, как полагается, накосили сена, забили до краев к зиме сеновалы, заготовили кормов. Старики, посовещавшись, попросили Лавра съездить с этим вопросом к пастуху, и тот отправился на встречу. Пока Лавр ехал в повозке, он не мог не любоваться красотами природы, в картинах которой чувствовалось затаенное ожидание зимы.
Прут встретил Лавра в своем новом доме, куда старца проводили суетившиеся во дворе работники, чьи наряды никак не подходили для деревенского труда. Прут радушно пригласил Лавра за стол, опередив старца в его желании сразу перейти к делу. Лавр узнавал и не узнавал в нем того чудика, что забрел в деревню летним днем. Его старая одежда с чучела теперь вряд ли налезла бы на нынешнюю фигуру. На шее золотая цепь, на пальцах - перстни, да и костюм Прута никак не подходил для работы пастуха. Лавр молча разглядывал его. Даже глаза изменились. Вместо пустого равнодушия, безразличия от них веяло волчьим холодом, когда Лавр тщетно пытался заглянуть в них.
- Права пословица, - огорчился Лавр своим мыслям, пока в кружки разливали чай. - С волками жить - не только по- волчьи выть, но и смотреть на все будешь по-волчьи.
Но он приехал сюда по просьбе деревни и молча ждал.
Прут поспешил успокоить его. Казалось, округлившиеся бока не испортили его спокойной, радушной и убедительной манеры говорить:
- Ты не удивляйся моему наряду. Я сейчас не на работе. А работы много, да-а-а. Ее выполняют мои помощники. Их тоже много, они все успевают, можно не беспокоиться.
- Я рад, что у тебя все получается, - Лавр сразу взялся за дело, чувствуя себя неуютно: - Меня старики послали узнать о том, когда ждать скотину обратно, чтобы до снега успеть. Пастух был совершенно спокоен:
- Да, Лавр, ты прав, уже пора решать этот вопрос. Все очень просто. Я свяжусь со своими помощниками. Мы все решим в ближайшие дни, так и передай. На днях я приеду в деревню и все сообщу.
Несмотря на волчий холод в глазах, поведение пастуха оставалось радушным, а речь - спокойной и убедительной. Лавр уехал обратно довольный встречей и обхождением, но так ничего и не поняв, кроме того, что, по словам пастуха, все будет хорошо. Так он и передал на словах в деревне, где тоже никто ничего не понял, успокоившись словами пастуха о скорой встрече с ним.
Пастух, как обычно, не обманул жителей. Через несколько дней на площади загремел пожарный набат. Взору собравшейся толпы предстал их верный пастух. Его привезла шикарная повозка, вся в ярких иноземных наклейках, которые ребятишки под шумок пытались отковырять. Из повозки выгрузили чудную пирамидку, на которую и взобрался Прут. Любой из собравшихся на площади готов был дать голову на отсечение, что кнут пастуха никак не подходил бы к камзолу взобравшегося на пирамидку. Но, тем не менее, это был их пастух. Он заговорил и все услышали все тот же спокойный, убедительный голос, вносивший в души спокойствие.
- Братцы! - начал он просто:
- Как и обещал, я все решил для вас со своими помощниками, все лето охранявшими ваши стада!
Народ на площади нетерпеливо зашевелился, расплываясь в улыбках на его последние слова. А пастух достал из кармана бумажку и громко продолжил, не отрывая от нее глаз:
- Помощники мои подсчитали расходы по содержанию вашей скотины и готовы хоть завтра вернуть вам всю живность, если вы сегодня оплатите все затраты!
Тут пастух оторвался от бумажки и улыбнулся толпе губами, оставляя глаза холодными:
- Видите, братцы, я говорил вам, что все очень просто!- после чего он снова уткнулся в бумажку, не замечая перемен в лицах собравшихся:
- Вы сами видели и фермы, и конюшни, и постройки для жилья. Все подсчитано, и расходы будут возмещены по справедливости, то есть одинаково с каждого двора, но с учетом поголовья в стаде. Это будет решаться конкретно в каждом дворе при работе комиссии по сбору долга, - отбарабанил Прут без запинки и сунул бумажку в карман, в котором словно утонули все слова и мысли собравшихся. Стояла тишина. Было слышно, как кучер отгонял от повозки неугомонных мальчишек. Пастух заговорил уже медленней:
- Конечно, сегодня никаких дел не будет, а завтра комиссия начнет работать по дворам, и я рад за вас, братцы, что этим летом избавил вас от хлопот со скотиной и вы могли спокойно и стабильно трудиться. Все будет хорошо! С такими, как вы, мечты всегда будут сбываться!
Толпа безмолвствовала, убаюканная речью пастуха, а он повторил деловым тоном:
- Завтра с утра работа комиссии. До завтра, братцы! Это чистая формальность, и она не займет много времени, - по привычке успокаивал жителей пастух, уже спустившись с пирамидки. Толпа расходилась успокоенная тем, что все будет по справедливости.
Наступило утро следующего дня. Все жители сидели по дворам в ожидании комиссии, которая не заставила себя долго ждать. Им, сидевшим по домам, было невдомек, что вместе с комиссией прибыл и расположился на окраине деревни огромный обоз из телег, которые бесконечной вереницей тянулись со стороны летних ферм, заполняя и заполняя пространство перед деревней. Комиссия начала работу без промедлений, начав с крайнего дома и двигаясь от дома к дому по улице. По обеим сторонам улицы, где работала комиссия, живой цепью застыли рослые волки в бойцовской позе. Их торсы через плечо украшала черная лента со словом из золотых букв ВОЛКГВАРДИЯ. Все проходило тихо, размеренно, без суеты и действительно не занимало много времени. К дому, куда заходила комиссия в составе двух волков с черными папками и пастуха, подкатывали несколько пустых телег. Волки с этих телег соскакивали и выжидали во дворе. Прут знакомил хозяев с комиссией, после чего первый волк зачитывал из папочки величину долга, а второй волк без промедления делал в своей папке отметку об оплате, которая производилась волками с телег. Процедура эта занимала какие -то минуты и не доставляла хозяевам никаких хлопот. Они могли просто стоять и наблюдать, как волки с телег выносили из амбаров, из сараев, из дворов мешки с зерном, мукой, с картошкой, с кормами, успевая при этом нырнуть в погреба за соленьями. Хозяева не могли не благодарить пастуха за то, что он уладил для них вопрос с оплатой не деньгами, а в натуральном виде, что позволило им сразу, на месте, рассчитаться. Набитые битком телеги уезжали обратно, а у следующего двора уже поджидали новые подводы из вереницы, заполнявшей улицу. Даже собаки не мешали работе комиссии, разорванные волкогвардией уже в первые часы. Прут из каждого двора выходил последним, пожимая руки хозяевам и напоминая о том, что завтра они могут забирать свою скотину по квитанции, выданной комиссией. Для всех у него хватало радушных слов.