Других афганских фотографий с Сашкой не было. Да их и вообще в его архиве осталось немного.
Потом всё завертелось и вовсе с какой-то неимоверной скоростью. Григория подловили на какой-то журналистской крамоле, и вылетел он с волчьим билетом не только из Афгана, но и из «Красной звезды». О Сашке не было никаких известий года три, но потом они неожиданно встретились дома, в Брянске. Григорий к тому времени уже работал в местной газете и звёзд с небес не хватал. Что-то перегорело в нём, и не хотелось никому доказывать никакой правды о войне. К чему, спрашивается, копья ломать, если даже на гражданке каждое твоё слово тридцать три раза перекручивает дотошный газетный цензор? Сашка же, оказывается, разбился при посадке в каком-то горном афганском ущелье, потерял глаз и сильно обгорел. После года лечения во всевозможных госпиталях и санаториях был комиссован на гражданку. Ко всем неприятностям, жена его бросила – кому, спрашивается, нужен инвалид с крохотной пенсией и без всяких перспектив как-то преуспеть в этой непростой и постоянно дорожающей жизни?
Трудно назвать дружбой взаимоотношения Григория и Сашки на гражданке. Характер бывшего бравого лётчика испортился окончательно: он и в трезвом состоянии был нелюдим и груб, заводился с пол-оборота и гнал от себя всех, даже Григория. Правда, потом извинялся, но ненадолго – до следующего раза…
Потом Григорий уехал в Израиль и почти двадцать лет не был в России. Первое время сильно тосковал, часто звонил оставшимся знакомым, но не жаловался, отлично понимая, что никто ему помочь не сможет, а излишняя и, скорее всего, неискренняя жалость унизительна. Плакать и признаваться в собственных неудачах – последнее дело…
Григорий вздохнул и захлопнул крышку планшета. Самолёт заходил на посадку в Шереметьево, и сквозь мутное стекло иллюминатора были видны посадочное поле с мокрыми канавками от самолётных протекторов на снегу, и крупные сырые снежинки, проплывающие в свете аэродромных прожекторов.
Выйдя из терминала на улицу, Григорий глубоко вдохнул воздух, слегка попахивающий автомобильными выхлопами, и огляделся по сторонам. Утро ещё проклёвывалось скупыми розовыми отблесками за крышами зданий, но и ночи уже не было – всюду суетились люди, кто-то усаживался в такси, укладывал вещи в багажник, кто-то закуривал первую утреннюю сигарету.
Поезд на Брянск отходил в полночь, поэтому у Григория был весь день. Это и хорошо – ему очень хотелось побродить по Москве, сравнить её с той, студенческой, двадцатилетней давности.
– На Калининский, – коротко бросил он таксисту, и они быстро покатили от светящегося беспокойного аэропорта по полутёмному шоссе к далёким огням многоэтажек, молодой порослью быстро заполнявших любые расстояния от московских окраин до самых отдалённых новостроек.
– Из командировки или в гости? – спросил его тощий таксист в мягкой вязаной шапочке. – Смотрю, с каким вы интересом по сторонам поглядываете. Давно в Москве не были?
– Давно, – вступать в разговор с ним Григорию не хотелось, и весь остаток дороги они проехали молча.
Вышел он у библиотеки Ленина. Немного постоял у широких ступенек, прикурил сигарету, перекинул сумку через плечо и медленно пошёл к перекрёстку.
– Стой, приятель, – раздался за спиной незнакомый голос.
Григорий обернулся и увидел двух молоденьких полицейских, направляющихся к нему.
– Предъявляем документики, – потребовал тот, что постарше, – и быстренько.
– В чём дело? – удивился Григорий. – Я что-то нарушил?
– Тебе потом объяснят. А сейчас документики! – Полицейский нетерпеливо протянул руку в чёрной нитяной перчатке. – А то много вас тут!
– Кого – нас? – Григорий пристально посмотрел ему в лицо, но послушно полез в карман за паспортом.
Реакция полицейского была неожиданной: он отскочил в сторону и потянулся к кобуре за пистолетом:
– Ну-ка, медленно руки вверх, а то без предупреждения открываю огонь!
– В чём дело?! Вы в своём уме? – удивился Григорий ещё больше.
– А вот про ум, кацо, лучше не надо! – огрызнулся второй, и тут же в его руках оказались наручники. – Оскорбление при исполнении…
– Да вы что, ребята?! Я только час назад прилетел в Москву…
– Откуда? С Кавказа, небось? – перебил его первый полицейский и скомандовал второму: – Надевай на него наручники и – в отделение. Там разберёмся, кто такой, откуда прилетел и с какой целью.
Григорий и опомниться не успел, как наручники защёлкнулись, больно защемив кожу на запястье. А первый, который вытаскивал пистолет, уже вызывал по рации подмогу. Григорий беспомощно огляделся вокруг, но никого поблизости не было. Какая-то старушка шла по перекрёстку, но увидела его с полицейскими и поскорее развернулась обратно.
– Ребята, это какое-то недоразумение, – быстро заговорил он, – я действительно только что прилетел из Израиля, и мне нужно на вечерний поезд до Брянска. У меня все документы в порядке – не знаю, что вам померещилось.
– Вот приедем в отделение, там и разберёмся, зачем ты приехал и что у тебя в кармане!
И тут Григорий взорвался:
– Да хватит, в конце концов, мне тыкать! Вы не имеете право задерживать меня только потому, что вам что-то померещилось! Отпустите меня сейчас же!
Парни переглянулись, и тот, который с пистолетом, угрожающе проговорил:
– Товарищ не хочет ожидать машину спокойно. Может его поучить… спокойствию?
И тут же в руках у него появилась дубинка.
– Всё, ладно! – не на шутку струхнул Григорий. – Поехали в отделение, там разберёмся. Но я гарантирую, что ваше самоуправство без последствий не останется!
– Опять хамит! – усмехнулся второй полицейский и замахнулся дубинкой.
Хорошо, что в снежном мареве Калининского проспекта показались огоньки полицейского пикапа. Через минуту он подъехал, и Григория грубо затолкали внутрь.
Пузатый сержант-водитель подозрительно оглядел Григория и кивнул коллегам:
– Что-то не похож на бомжа. Вещи у него какие-нибудь были с собой?
– Никаких! – ответил один из полицейских и ногой отодвинул в сторону сумку, снятую с Григория.
– Там у меня планшет и деньги! Что вы делаете?! – закричал Григорий, но его не слушали.
– Ну, нет вещей так нет, – вздохнул сержант и погрозил пальцем старшему. – Но учтите, всё делим поровну – проверю! А то я вас знаю, скрысятничаете и глазом не моргнёте! Он там что-то про деньги вякнул…
– Ты у него сам в карманах поройся! Может, чего и накопаешь…
Сидеть в промёрзшем и заплёванном воронке было неудобно, да ещё с закованными руками. Хоть дорога была недолгой, но Григорий промёрз основательно, и когда его привели в отделение полиции, где было душно и сыро, долго не мог отогреться и всё время зябко поводил плечами в своей не по-зимнему лёгкой израильской куртке.
Его усадили на стул перед столом, за которым какой-то капитан средних лет что-то сосредоточенно писал на листе бумаги и не обращал никакого внимания на окружающих. Привезший его сержант ни слова не говоря удалился, и в кабинете они с капитаном остались одни. Наконец, Григорий не выдержал и кашлянул.
– Торопишься куда-то? – не отрываясь от бумаги, спросил капитан.
– Хочу узнать, по какой причине меня задержали, – Григорий вытянул вперёд руки, – да ещё надели наручники, как преступнику.
– А ты не преступник? Значит, мы тут злыдни, а ты мягкий и пушистый?
– Во-первых, не ты, а вы, а во-вторых…
– Секундочку-секундочку, – капитан впервые оторвался от своих бумаг и с любопытством глянул на Григория, – значит, вы, уважаемый, требуете, чтобы к вам обращались вежливо, а сами… сами отказались предъявить документы, когда наши сотрудники у вас их попросили, потом и вовсе набросились на них с кулаками. Это нормально? У нас без причины не задерживают…
– Какие-то вы глупости говорите! – Григорий затряс головой от возмущения. – Ваши сотрудники не позволили мне даже достать документы из кармана!
– И вы хотите сказать, что они у вас есть и до сих пор находятся в кармане?
– Ну да…
– Савин! – крикнул капитан в дверь. – Ну-ка, обыщи подозреваемого… Это и в самом деле громадное упущение, но ситуации-то никак не меняет!
В кабинет зашёл сонный старшина и ловко обшарил внутренние карманы куртки Григория. На стол перед капитаном легли портмоне с деньгами и отдельно завёрнутые в целлофановый пакет, на всякий случай, израильский и российский паспорта. Немного подумав, старшина полез в боковые карманы, откуда выудил ключи от дома, начатую пачку сигарет и зажигалку.
Первым делом капитан принялся исследовать содержимое портмоне. Сразу его внимание привлекли шекелевые купюры, которые Григорий оставил на обратную дорогу.
– Вот оно что! – даже присвистнул он. – Вы, оказывается, совсем не тот, за кого себя выдаёте!
– А за кого я себя выдаю? – удивился Григорий. – Что-то не помню, чтобы вы моим именем поинтересовались.
– Откуда у вас арабские деньги? – не обращая внимания на его слова, проговорил капитан. – Кому вы их везёте? Своим собратьям по исламу?
– Какие арабские деньги?! – почти закричал Григорий. – Это же израильские шекели!
– Тем более! – Капитан нахмурился, но потом, видимо, одумался. – Откуда я знаю, что это израильские деньги? Я их что – раньше видел?!
Он покрутил в руках стошекелевую купюру и, не удержавшись, спросил:
– Это сто… как вы сказали?.. шекелей – они дороже, чем сто долларов или нет?
– Дешевле! – насупился Григорий.
– Ладно, пойдём дальше, – капитан распаковал паспорта и по слогам прочёл написанное английскими буквами слово «Израиль» на синей корочке первого паспорта, затем взял российский и изучал его уже молча, лишь шевелил губами и изредка косился на насупившегося Григория.
– Вот, значит, какая бодяга получается, – наконец, пробормотал он, – что же вы, милейший, нас в заблуждение вводите? Нет, чтобы сразу сказать нашим сотрудникам, мол, так и так, я гражданин Израиля и всё такое, не морочить им голову и не бросаться на них с кулаками… Ведь они у нас ребята молодые, горячие, а вы к тому же выпивший…
– Чушь какая! – возмутился Григорий. – Я вообще не пью! Кто вам такое сказал?!
Капитан встал из-за стола, прошёлся по кабинету, потом быстро вернулся, смахнул шекели и двести долларов, что были в портмоне, в ящик стола и медленно проговорил:
– Мы это проверим… Вот сейчас вызову наряд из вытрезвителя, вас заберут и там во всём разберутся. Чтобы ни у кого сомнений не возникало…
Григорию на мгновение показалось, что всё происходящее снится ему в дурном сне, и стоит лишь очнуться, сбросить с себя этот морок, чтобы всё исчезло, растворилось, испарилось…
– Ну что вам от меня нужно?! – взмолился он.
– А вот это уже другой разговор! – Капитан вернулся за стол и в упор посмотрел на Григория. – Хотите отсюда выйти? Чтобы спокойно, без отсидки во вшивых камерах с бомжами и урками? И без вытрезвителя?
– Конечно, хочу!
– Догадываетесь, что для этого нужно?
– Деньги?
– Ну, не так откровенно, но… вы умный человек и понимаете, что задержавшие вас сотрудники – тоже живые люди, у всех есть семьи, а зарплаты у нас сами знаете какие…
– И вам не стыдно такое говорить?! – Григория даже передёрнуло от брезгливости. – Я в любом случае рано или поздно отсюда выйду и сразу пойду к вашему начальству! Ох, вам не поздоровится!
– Обязательно выйдете, – рассмеялся капитан и потёр руки, – но не ранее, чем через пятнадцать суток… Станете угрожать, ещё и статью заработаете. Тогда пятнадцать суток покажутся вам курортом. В противоположную сторону от вашего Израиля поедете.
В кабинете наступила тишина, и стало слышно, как тикают часы на стене, а за стеной плачет какая-то женщина и чей-то монотонный голос уговаривает её перестать.
– Ну, что будем делать? – подал голос капитан.
– Сколько вы хотите?
– Десять тысяч долларов.
– Столько у меня нет. Да и за что?!
– Вот телефон, звоните родственникам, пускай привезут.
– У меня родственников в Москве нет.
– Неужели все уже в Израиле? Ай-яй-яй, как вам не повезло… Но ничего, извините, поделать не могу. Мне ещё нужно этих ребятишек, что вас задерживали, как-то уломать не оформлять задержание. А они наверняка ох как злятся за нанесённые побои!
– Вы им скажите, кстати, чтобы мою сумку вернули! Там у меня компьютерный планшет с личными фотографиями и деньги.
Капитана словно подбросило на стуле:
– Ну-ка, с этого места поподробнее! Повторите, что они у вас взяли? Почему мне об этом ничего не известно?!
– Сумку, с которой я сюда приехал, а в ней мои личные вещи, планшет, деньги.
Капитан задумчиво почесал подбородок и пробормотал:
– То-то, я думаю, почему у вас с собой никаких вещей нет, ведь ехали из такой дали… – он подхватился и стал носиться по кабинету из угла в угол. – Вот суки! Са-а-авин! Увести подозреваемого…
Тотчас появился сонный старшина и потащил Григория к двери.
– Не в обезьянник его, а в отдельную камеру… И дай ему какое-нибудь одеяло накрыться, а то там стекло в окошке разбито. Околеет, чего доброго. И наручники сними…
Отдельная камера оказалась размерами с небольшой чулан с низким деревянным топчаном у стены, грязными серыми стенами и заплёванным полом. Сквозь маленькое окошко у потолка тянуло таким сквозняком, что Григорий, худо-бедно отогревшийся в кабинете капитана, замёрз снова, и его стало знобить. Но больше знобило не от холода, а от этих ментов-беспредельщиков – или как их теперь называют по-новому? – полицейских.
Чтобы согреться, он прилёг на топчан и скрутился калачиком. И сразу уснул, словно провалился в какую-то чёрную бездонную пропасть. Сначала ему ничего не снилось, а потом неожиданно выплыл из какого-то клубящегося жёлтого тумана планшет, на котором стали сами собой мелькать фотографии, но ни на одной из них уже не было Сашки. Зато почему-то то и дело выплывали ухмыляющаяся физиономия капитана, сонный старшина Савин и два горячих молодых «сотрудника», что его задержали. Григорий тянулся, чтобы выключить планшет, но тот выскальзывал и не давался в руки…
Кто-то тормошил его за плечо. Григорий вздрогнул и подхватился с топчана.
– Вставай, а то разоспался тут, – дёргал его за рукав Савин. – Там подполковник из управы приехал и тебя требует… Ну и заварил ты кашу, израильтянин хренов! Кто тебя звал сюда – сидел бы дома у себя на пальме и не морочил голову серьёзным людям!
– Это ты-то серьёзный? – невольно усмехнулся Григорий, но послушно пошёл впереди старшины на выход.
В кабинете капитана сидел за столом незнакомый пожилой подполковник, а за его спиной стоял почти навытяжку капитан. Когда Григорий взглянул на него, он тотчас отвернулся и стал с повышенным вниманием разглядывать что-то за окном.
На настенных часах было уже десять. Немного времени, оказывается, он проспал в промёрзшем заплёванном чулане.
– Здравствуйте. Меня зовут подполковник Северцев, – представился подполковник. – А вы, как я понял из ваших документов, Григорий Подольский. Я не ошибаюсь?
– Нет.
– Перечислите, пожалуйста, что у вас было в сумке, которую изъяли при задержании.
– Компьютерный планшет, свитер, рубашка, нижнее бельё, деньги…
– Сколько?
– Две тысячи долларов.
– Вы уверены, что две тысячи?
– Посмотрите в паспорте, там вложена таможенная декларация, в которой указана сумма…
– А вы ничего из неё не успели потратить?
– Я прилетел сегодня в шесть утра, а с половины восьмого уже у вас…
– Понятно, – подполковник задумчиво почесал нос и вдруг спросил. – Мне ваше имя почему-то знакомо. Откуда я вас могу знать?
– Не знаю, – пожал плечами Григорий, – может быть, когда-то читали мои статьи в газетах?
– Вы журналист? Интересно… Где я вас мог читать?
– Может, в брянских областных лет двадцать назад?
– Исключено. Я в Брянске никогда не жил.
– Тогда, может быть, ещё раньше… Туркестанский военный округ, газета «Фрунзевец» – вам это что-то говорит?