А мы все тайком от бабушки дружили с дедушкой в социальных сетях. Но вообще мы хорошая семья, дружная. Только мама иногда бьет посуду и кричит, что хочет жить одна. Но посуды у нас еще много. Конечно, тесновато. Раньше это была ужасно крутая большая квартира, или не крутая, а просто там было всего три человека – прадедушка, прабабушка и маленькая бабушка. Потом бабушка выросла и вышла замуж, родилась мама, то да се, и квартира стала просто микроскопическая… Мы стоим в очереди на муниципальное жилье. Можно было бы и купить квартиру, но с деньгами пока не очень. Папе не везет с бизнесом. Он считает, что настоящий бизнесмен должен создавать только что-то реально нужное людям. Он открыл «точку» – платный туалет в парке. Туалет специально построили в дальнем уголке, не пластиковую кабинку, а настоящий домик, чтобы там было просторно, чисто и тепло, много бумажных полотенец и мыла. Люди обрадовались и с глубокой благодарностью к папе спокойно прятались за туалет и писали за стеной, в туалет за деньги никто не ходил, там сидел смотритель и играл в «Доту». Тогда папа придумал выпускать мороженое со вкусом сельди в винном соусе и со вкусом сала, но тоже не пошло. Мороженое с чесноком или с укропом – как-то странно все-таки… Потом был проект по строительству фабрики зонтиков для рыбок, ведь поговорка «нужен как рыбке зонтик» слишком самонадеянна, никто из людей на самом деле не может знать, что нужно или не нужно рыбкам… С этими зонтиками тоже как-то не заладилось… Но мы не унываем! Даня прошел конкурс в «Хвосты и плавники», самый шикарный рыбный ресторан в городе, и теперь будет учиться на мойщика зубочисток. Мама – высококвалифицированный специалист по плетению мышей из бисера и может дать настоящий мастер-класс, если он кому-нибудь нужен, если где-то еще есть кто-то, кто очень-очень хочет, но не умеет плести бисерных мышат. Катя мечтает стать актрисой, но пока работает роллом «Филадельфия» – ходит в костюме этого ролла и раздает листовки на скидки около японской закусочной.
Сегодня к нам придут тетя Наташа и Дмитрий Серафимович. С тетей Наташей бабушка училась в одном классе. Они всегда вспоминают, как к ним в школу пришел космонавт и заразился от детей ветрянкой или как они затеяли сжечь журнал с плохими оценками, но случайно сожгли всю школу… Вот жизнь была… Если у тебя плохие оценки в журнале, бери и жги его, и следов не останется! Не то что теперь с электронным журналом, проверить который может любой родитель, не выходя из дома. Бабушка говорит, что у тети Наташи дома идеальный порядок, поэтому и мы тоже убрались – все лишнее и некрасивое отнесли ко мне, в мой кусок комнаты, за полки с книжками, а то, что не поместилось, кое-как затолкали в шкаф, с трудом закрыв дверцы. Тетя Наташа – хороший человек, но похожа на кого-то очень противного, то ли из мульта, то ли из компьютерной игры. Я не могу точно вспомнить на кого, но, когда я ее вижу, мне очень хочется ее выключить или убить, не по-настоящему, конечно, а по игре, и поскорее перейти на другой уровень. Бабушка говорит, что внуки тети Наташи всегда устраивают концерт для гостей, и мне тоже пришлось подготовиться… Я хотела показать акробатический этюд «Юность», но это не подошло из-за тесноты. Играть на пианино я не умею, потому что у нас его нет. Пришлось подумать о концертном номере, который занимает совсем мало места. Тут лучше всего подходит разговорный жанр, и я выучила несколько украинских анекдотов и один финский на настоящем финском языке, из интернета.
Конечно, у тети Наташи и Дмитрия Серафимовича – чистота и порядок! Ведь они питаются только пророщенными семенами всего, что под руку попадется. Тетя Наташа где-то вычитала, что это очень полезно и экономно. Вот теперь они сидят и жуют эти пророщенные семена, а заодно экономят на шампунях и парикмахерах, потому что от своей здоровой жизни всей семьей облысели начисто. Зато шапка у Дмитрия Серафимовича довольно мохнатая, и наша кошка Фрося, когда спит, очень похожа на эту шапку.
Гости пришли! Бабушка и тетя Наташа через пять уже минут поссорились из-за какой-то ерунды: как звали учительницу по труду, в каком классе перешла в другую школу Юля Корсунская или на каком именно уроке, на биологии или на геометрии, Вадик Лукьянов кинул записочку Ирке Беликовой, но промахнулся, попал на парту к Оле Смирновой, и началась путаница… Спрашивается, что толку об этом спорить теперь, когда все на пенсии? Но бабушка и тетя Наташа чуть было не подрались, и Дмитрий Серафимович сказал, что лучше придерживаться нейтральных тем.
Заговорили про помидоры.
– С каждым днем все трудней и трудней становится купить хорошие помидоры. Вот мы недавно купили, думали, что это хорошие, а оказалось, что очень плохие.
– Просто ужасные помидоры. Страшно вспомнить. А ведь выглядели совсем как хорошие…
– Как прекрасные помидоры они выглядели, вот дело в чем.
– Я хороший физиономист, – похвастался Дмитрий Серафимович, – и мне достаточно одного взгляда на помидор, чтобы безошибочно определить, хороший он или плохой. Меня не проведешь, хе-хе-хе…
– Да зачем вообще нужны эти помидоры? – презрительно дернула плечом тетя Наташа. – Надо есть пророщенное.
– Ага. Вы себя в зеркале-то видели? – спросила бабушка
Чтобы они опять не поссорились, папа объявил концерт.
Анекдотов никто не понял, а может быть, я рассказывала их без выражения. Чтобы не позорить семью, пришлось играть на губной гармошке старинную комсомольскую песню композитора Бориса Гребенщикова «Время луны, это время луны». Бабушка и тетя Наташа расплакались, вспоминая свою юность.
Дмитрий Серафимович стал хлопать в ладоши и притоптывать ногой, все подхватили и топали так, что дверцы шкафа распахнулись и оттуда повалилось все, что мы пытались спрятать, а заодно одежда, которую бабушка жалеет отдать бомжам, и много банок – в них мы будем хранить варенье, когда наконец купим домик в деревне и разведем сад.
Все поняли, что праздник кончился и пора уходить. Тетя Наташа и Дмитрий Серафимович пошли в прихожую.
Тетя Наташа ласково пощекотала шапку Дмитрия Серафимовича, Дмитрий Серафимович нахлобучил к себе на голову спящую кошку Фросю, и мы все вышли за дверь, проводить гостей до лифта. Фросю меняли на шапку, уже когда пришел лифт. Тетю Наташу несколько раз прищемило дверями, пока все прощались и говорили, как будут друг без друга скучать. Бабушка опять расплакалась, и еще минут пять, прищемляя тетю Наташу, все утешали бабушку. Когда лифт поехал вниз, они кричали нам про любовь и дружбу, до самого первого этажа, а потом еще позвонили в домофон на прощание.
Мы вернулись в квартиру и захлопнули дверь.
– Ничего хоть не забыли эти зануды? – оглядела прихожую бабушка. – Слава богу, смотались! Посидим как люди теперь.
Мы стали сидеть как люди, а потом мыли посуду. Ближе к ночи в дверь позвонили.
– Приполз? – спросила бабушка.
Но дедушка не приполз, а пришел – он стоял на ногах, загорелый и веселый.
– Я за гитарой, – ответил он.
– Спасибо, родители не дожили, – сказала бабушка, и мы все посмотрели на портрет прабабушки в платье с кружевным воротником и прадедушки в форме с погонами. Я их помню совсем чуть-чуть. Наш прадедушка был военный ученый. Любил отмечать всякие старые праздники вроде дня взятия Португалии, или там Латгалии, или Галиции. Никто уже не помнит, где это, а он праздновал. Любил ходить в лес, солил грибы и всегда боялся, что бабушка будет его за что-нибудь ругать. Он никогда не хвастался, что строил ракету «Сатана» и другое удобное оружие, с которым и на войну ходить не надо: пей кофе и нажимай на кнопку, а всех врагов где-то там далеко разнесет в пыль.
Милые люди
Нелли Вадимовна и Марина Александровна познакомились в грязелечебнице. И подружились. У Нелли Вадимовны сын Антон. У Марины Александровны — дочка Настя. Ровесники. И живут-то рядом, через улицу.
— Нелли Вадимовна и ее муж — такие милые люди, — сказала Марина Александровна Насте. — И мальчик тоже очень хороший. Серьезный, вежливый. Надо вас познакомить.
В субботу вечером Марина Александровна с Настей купили торт и пришли в гости к Нелли Вадимовне.
Настя увидела Антона и испугалась — мама совсем с головой не дружит. Если мама решила, что Насте может понравиться такой очкастый шмендрик, значит у мамы явно плохо с головой, ее могут уволить с работы, и с деньгами будет вообще полная засада…
— Вы тут пока поговорите, пообщайтесь, а потом мы позовем вас пить чай, — улыбнулась Нелли Вадимовна, и они с Мариной Александровной ушли.
— Привет, — сказала Настя, с ненавистью глядя на плакат с хоббитами.
— Здравствуй, девочка! — улыбнулся Антон, показав скобки на зубах. — Хочешь посмотреть мою коллекцию?
— А что ты собираешь? — вежливо спросила Настя, взглянув на часы. Это мученье часика на два точно, как минимум.
— Какашки! — сказал Антон. — Я фотографирую какашки разных животных.
И он посмотрел на Настю внимательно.
Насте захотелось стукнуть его чем-нибудь тяжелым. Она даже быстро поискала глазами, но ничего подходящего под рукой не оказалось. К тому же мама обидится, огорчится — ничего себе дочка, позорит ее, пришла в гости и сразу побила хозяина…
Стало еще скучней и противней.
Настя посмотрела на Антона и вдруг догадалась, в чем дело.
— Послушай, — сказала она. — Я тоже совершенно не хочу с тобой знакомиться. Нужен ты больно. Мы с Алиской договорились на мастер класс по художественной росписи ногтей.
— Я тоже на лекцию одну подписался, редкую очень, а тут ты, — Антон улыбнулся, но совсем по-другому, не противно и не дебильно, и сказал: — Тогда давай вести непринужденную беседу.
Они замолчали. За стеной звенели чашками и осторожно смеялись.
— Торт принесли? — спросил Антон.
— «Лесную сказку».
— Косяк, — сказал Антон. — Жирный. Бабушке только йогуртовые можно.
— А у вас разве бабушка?
— В маленькой комнате. Ее на кухне кормят, когда гости уйдут. Она ходит плохо, сидит в коляске, мамон это реально бесит. Я бы ей сейчас кусок торта отнес.
— Ну вот… В другой раз правильный принесем.
— Думаешь, еще раз придете? — Антон усмехнулся.
— Мама, может, и придет… Или твои — к нам.
— Ну это если они сегодня не разоср… Не поругаются.
— С чего им ругаться-то?
— Из-за политики или так, от зависти. У кого евроремонт лучше. Хочешь, поди послушай, о чем говорят. Или про политику, или хвастаются, кто что купил. Спорнем?
— Тоска зеленая, — сказала Настя.
— Зашибись «креативчик»…
Опять помолчали. За стеной говорили про скидки в каком-то мебельном центре.
— У меня тоже бабушка есть, — сказала Настя. — В Таганроге.
— Небось, каждое лето на море зависаешь?
Настя не любила рассказывать про таганрогскую бабушку. Потому что если те, кому она рассказывала, знали, что в Таганроге есть море, то они начинали завидовать. А про то, что она никогда не была в Таганроге, было трудно и долго объяснять. Она сейчас сказала об этом Антону и сама не поняла, почему. И уже совсем удивилась, что спокойно говорит дальше:
— Это папина мама. Мы не общаемся. Мама с папой разошлись, когда мне три года было. Так и не общаемся. Бабушка иногда звонит, плачет даже. Говорит, бери билет до Ростова, сосед встретит, а там всего-то час — и Таганрог. У нее дом свой. Сад. Море.
— Дела, — серьезно покачал головой Антон. — Ну ничего, может, вырулится у них как-то, помирятся… Да ты скоро сама вырастешь, забьешь на их разборки и приедешь.
— Ну да, — сказала Настя. Она не верила, что когда-нибудь мама с отцом помирятся, но было приятно, что Антон сказал про все это с надеждой на хорошее. Даже не с надеждой, а как будто знал точно.
Опять помолчали.
— А кто такой Борис Евгеньевич? — спросила Настя.
— А что?
— Твоя мама обещала познакомить мою маму с Борисом Евгеньевичем.
— Примите наши соболезнования. — Антон опять усмехнулся.
— Мама даже прическу сделала.
— Вау! Это дядюшка мой, двоюродный брат мамон. Она его женить мечтает. Боря, говорит, я за тобой в старости горшки носить не буду, учти, давай не тяни, женись. У него борода толком не растет и восемь хомячков дома. Хочешь такого папу?
— Я никакого папу не хочу.
Вдруг ужасно захотелось уйти и гулять одной, пока не надоест. Сказать, что ли, маме — я пойду погуляю? Начнут расспрашивать, как и что… Куда деваться от всех?
— Извини, — сказал вдруг Антон. — Правда, извини, пожалуйста.
Настя молчала, чтобы не заплакать. Перед ней раньше никто ни за что не извинялся.
— У тебя паспорт уже есть? — спросил Антон.
— Дома. Я в гости с паспортом хожу, что ли?
— Мамон говорила, вы близко живете?
— Пять минут дворами.
— Хочешь в Таганрог, на море бабушкино?
— Больше всего на свете.
— Так поехали!
— Совсем, что ли? Это поездом почти сутки.
— Ну и что? Возьмем билеты и поедем.
— Молодец! «Возьмем» билеты! Их просто так дают, что ли?
— У отца три карточки, а у мамон четыре. Одну вполне позаимствовать можно, ту, что сейчас у нее в сумке в прихожей.
— А ты что, все пин-коды знаешь?
— Я много чего знаю. — Он опять усмехнулся. — Позаимствую. Потом верну, когда прославлюсь.
— А когда ты прославишься?
— В молодости. Так что все им скоро верну, ничего страшного.
— А бабушка твоя с кем останется? Кто ее тортом угостит?
— А мы ее тоже возьмем.
Настя думала, что Антон шутит, и сказала:
— Тогда и Агафона надо. Это мой кот.
— И Агафона тоже. Возьмем купе на четверых, поместимся.
Молча смотрели друг на друга.
— Ну что? Тут быстро надо, пока они там без нас. Пойду бабушку предупрежу. Она всегда тепло одета, ей и собираться-то — только документы и лекарства в сумку покидать.
— А вдруг она не захочет?
— Со мной она куда угодно захочет. Что ей тут делать-то, месяцами из квартиры не выходит, а тут и поезд, и море. Сядем в поезд, твоей бабушке наберем.
— Так, ну привет, а школа? — спохватилась Настя.
— В Таганроге что, школ нет? И вообще, сейчас не об этом. Нам сейчас главное уехать. Жизнь дается один раз, и ее надо прожить, а не протерпеть.
Через полчаса Марина Александровна, Нелли Вадимовна с супругом и похожий на лысоватого хомяка Борис Евгеньевич все еще разговаривали про холодильники, распродажи, скидки и санкции.
А на улице прохожие оборачивались вслед странной компании. Девочка катила инвалидную коляску. В коляске, укутав ноги пледом, сидела пожилая женщина. На коленях у нее был кот в переноске. Женщина с интересом смотрела по сторонам и рассказывала коту, что видит. Рядом парнишка нес два рюкзачка.
Февраль кончался. Далеко за домами, за бело-синими высотками, на хмуром вечернем небе появилась оранжевая полоса, и казалось, что там, вдалеке, хорошая жизнь и какие-то совсем другие дела. Главное, увидеть этот ясный оранжевый свет и пойти к нему навстречу.
Другая река
– Короче, доигрались, – сказала жена Сани, когда мы пришли его хоронить.
На голове у жены была траурная черная бейсболка, и каждый, кто подходил обнять жену, лбом, плечом, скулой – в зависимости от роста – сталкивался с несгибаемой жесткостью козырька.
Из-под козырька смотрели глаза, белесые, выплаканные, вылинявшие, как пуговицы на наволочке.
Выкрикнули Санину фамилию, и мы все – толпа выпивох, шутников и острословов – сутуло поплелись в здание. В зале пахло цветами и уже позвякивало кадило в руках усталого казенного батюшки.
В гробу было много цветов и кружев.
Саня сиял карими глазами и улыбался нам всем с фотографии, приставленной сбоку ко гробу. Добела седой старик упал на колени перед гробом, вздрагивая костлявыми плечами под пиджаком.