Дмитрий Лунд
Потерянный снег
Предисловие
Дорогой друг,
Иногда, чтобы встретиться с Богом, нужно быть немножко дураком. Я дураком был очень даже множко.
Не суди строго данное произведение. Первые две части его были написаны мной в возрасте для писательства крайне юном. Надеюсь, что ты простишь мне и то, что я сделал себя главным действующим лицом этой повести. Ведь всё равно мы, как правило, пишем о себе, о своём опыте, вдохновившем нас взяться за ручку. Рассказываем истории, за которые мы можем ответить перед читателем.
Да, я знаю, что темы, с которыми ты столкнёшься на этих страницах, отнюдь не новы. Но опыт показывает, что о них не будет лишним напомнить в наше время информационного шума и культурного балагана.
До встречи на последней странице.
Обнимаю,
Дима
Часть 1. Сделка
1
Идёт снег. Умиротворённо парят снежинки, безмятежно танцуя в потоках всё ещё по-зимнему холодного воздуха. У каждой снежинки свой рисунок. Каждая из них исполняет свой неповторимый танец – это всё, что кусочек мягких, пушистых облаков успевает до того, как он коснётся земли. Тихо идёт снег. И создаётся впечатление, будто сама природа принимает решение не издавать ни звука, пребывая в тишине молитвы. Снег, как рука матери, накрывает землю, унося прочь страхи и сомнения. Он одевает её в белое, скрывая под собой грязь и суету. Идёт снег. Ненавязчиво, но уверенно, несмотря на то что доживает свои последние дни уже первый месяц весны.
Желтоватый свет редких фонарей разлился по узкой дороге одного из районов частного сектора города. С одной стороны к дороге подкрался лес, с другой – горящие огнями окон дома. Я стоял в ожидании на площадке, которая служила подъездом к единственному магазинчику в радиусе 20 километров. На улице не было никого. По дороге периодически проезжал одинокий зелёный автобус и редкие автомобили. Моё спокойствие было лишь наружным. На самом же деле внутри меня было сильнейшее напряжение. Именно поэтому при звуке каждой приближавшейся машины моё сознание сужалось и концентрировалось лишь на гудении мотора и излучаемого фарами света. Я провожал каждое авто взглядом, ожидая, что одно из них, заметив моё присутствие, снижая скорость, заедет на площадку перед этим пустующим магазинчиком. Авто, которое должно привезти на своих колёсах с шипованной резиной возможность изменить мою жизнь к лучшему, спасительную соломинку, чтобы наконец выбраться из этого болота, в котором я продолжал увязать с каждым днём всё глубже и глубже.
Сейчас, когда я оглядываюсь назад в прошлое в поисках причин, подвигнувших меня принять подобное решение, для меня практически всё, даже мельчайшая деталь, становится ясной. Тогда же, весной 2009 года, от меня было сокрыто, почему и, самое главное, зачем я оказался тем мартовским холодным вечером перед тем магазином в ожидании того рокового автомобиля. Я не знал, что из этого выйдет. Какие уроки и испытания мне приготовила жизнь.
Зовут меня Дмитрий Лунд. Я родился в обычной русской семье в первый год независимой от Советского Союза Эстонии. Скорее всего, это был один из типичных пасмурных и тоскливых осенних таллинских вечеров. Мне рассказывали, что я был таким сонливым, что моей маме пришлось меня специально разбудить, чтобы покормить в первый раз в моей ещё только начавшейся жизни.
Судьбе было угодно, чтобы я появился на свет в семье не богатой, но далеко и не бедной. Родители моей мамы владели небольшой фирмой по производству молочных продуктов. Ориентирована эта фирма была лишь на эстонский рынок, так что каких-то сверхъестественных доходов ожидать не приходилось. Так вот, на этой фирме, кроме моей бабушки и дедушки, работали моя мама и дядя. Такой вот у нас family business получился. Отец? Когда мне было около трёх-четырёх лет, мой папа покинул семью, и я утратил с ним всякий контакт.
Моя мама вышла замуж во второй раз. К счастью, с моим отчимом у меня никогда не было серьёзных проблем и конфликтов.
Детство я провёл в одном из малоприятных районов города, но тем не менее, за исключением не слишком гостеприимных улиц и переулков, пожаловаться мне не на что. Само собой разумеется, шум вечерних и ночных не в меру пьяных прогулок «золотой» молодёжи мы занесём в обязательном порядке в число достопримечательностей Таллина. Чтобы приобрести эту «роскошь», достаточно стать обладателем квартиры с окном на дорогу с автобусной остановкой или же, если вам так угодно, на какой-нибудь уютный дворик с игровыми площадками и скамеечками, которые, в свою очередь, становятся материалом для самовыражения наших молодых многообещающих артистов и художников. Они под вдохновением джина-тоника, отечественного пива или чего-то более эффективно стимулирующего творческую фантазию начинают красить, писать, лепить… Если вам приходилось бывать на выставках их самых возмутительным образом недооцененных картин, стихов и скульптур, то вы уже знакомы с некоторыми из их работ. Ну, например, такими как «Я зол на весь мир», или «Меня всё достало», или, может, «Матерный словопад», или – самая популярная – «Ода половым органам». Судите сами, о чём нам пытается сказать через расписанные скамейки будущее поколение.
К счастью, не всё своё время в детстве я проводил на этих улицах. Дело в том, что мои бабушка с дедушкой часто увозили меня к себе на дачу. В моей памяти ещё живы эти воспоминания: первый пойманный на удочку окунь, мягкая шёрстка соседских коз, грозные трёхметровые муравейники, вкус бабушкиного пирога с яблоками, щекотание в животе после первой поездки на двухколёсном велосипеде.
2
Я уже начал пританцовывать на снегу, скорее от нервов, чем от холода. А машина всё никак не желала объявляться. Нет, машины-то продолжали регулярно выезжать из-за поворота, но все они были не по мою душу. Спустя ещё около четверти часа со стороны города послышался рёв мотора: кто-то явно торопился. Это была серебристая БМВ, которая, резко снизив скорость, ловко заскочила на покрытую мягким мартовским снегом площадку перед магазинчиком.
– Садись! – пригласил меня в авто парень лет двадцати семи, и я, недолго думая, открыл дверь и уселся на кожаное сиденье.
– Ну, привет, ты Дмитрий? Зови меня Вадим.
– Привет, Вадим.
Впечатление на меня он произвёл человека неглупого, но мне не понравилось его лицо и в особенности его глаза. Мне показалось, будто тьма сгустилась вокруг этих карих глаз и собралась под ними, чем-то напоминая синяки от недостатка сна.
– Ну что, ты уверен в том, что хочешь это сделать? Решай, пока есть возможность, потом поздно будет отказываться.
– Да, я уже всё несколько раз обдумал. – Безвозвратность моего решения напоминала то состояние самоубийцы, когда его уже ничто не может остановить спрыгнуть с обрыва.
– Ну, ладненько. Ты, если честно, со мной вообще не должен был встречаться. С теми, кто должен лететь, другие люди обычно знакомятся. Дело в том, что последний, гад, что в Южную Америку летел, нам целую кучу проблем устроил! Значит, денег ему на поездку десятидневную дали. Это прикрытие. Он типа отдыхать поехал. Для убедительности вот на целых десять дней. Ну, всё, нормально отдохнул, кучу фоток даже привёз, только вот, когда до дела дошло, он такой дичи наворотил. Он товар должен был в желудке в капсулах везти. Сначала целую историю устроил, когда глотать всё эти пилюли надо было…
Я совершенно спокойно его слушал, тем временем изучая салон его бойкой БМВухи.
– Затем, когда этот умник прилетел уже обратно в Европу, а летел он через Амстердам, на такое палево подсел, что к нему полиция пристала. Пришлось нам им взятку дать, блин. Но самое главное, что этот товарищ всё добро в одном из сортиров аэропорта просрал в буквальном смысле. И когда уже к нам прилетел, выдал нам всего одну капсулу… Столько убытка и прибыли ноль!
– М-да-а, – я усмехнулся, мол, ну, ничего себе парень даёт, так лоханулся. А сам принялся провожать взглядом возвращавшихся домой таллинцев, защищённых от вечернего холода в салонах своих автомобилей.
– Но мы ему ничего не сделали. Не такой я. Я человек не жестокий, вот, смотри, – он обратил моё внимание на три иконки на панели, – даже верующий, православный.
«Ну-ну», – про себя усомнился я, прекрасно понимая, что люди его «профессии» становятся ярыми верующими лишь для того, чтобы хоть как-то утихомирить их не дающую им покоя совесть (у тех, у кого она ещё не вымерла, разумеется).
– Если б по мне, то я его, дурака, отпустил бы на все четыре стороны. Но так как, кроме меня, в деле были и другие заинтересованные лица, куда менее милосердные, мне пришлось найти этому лоху работу, чтоб он пахал и долги отдавал. Вот видишь, мы люди порядочные, цивилизованные.
– Ну, хорошо, может, тогда к делу перейдём?
– Да, сейчас поедем куда-нибудь, я тебе всё подробно расскажу.
Он вдавил педаль газа, и серебристая бэха соскочила на асфальт узкой дороги в направлении центра города.
Машина поплыла по дороге, стелящейся чёрной лентой между белеющими под дорожными фонарями сугробами.
– У тебя телефон с собой?
– Да, вот.
– Отключи его и положи в бардачок. – Изголодавшийся бардачок разинул рот, и мой серенький «Сони Эрикссон» пропал в его прожорливой пасти.
– Ты, когда по телефону говоришь, никаких звуков странных не слышишь? Там потрескивание, скрежет какой-нибудь?
– Нет. Ничего подобного.
– Хорошо. Ну, так вот, как я уже раньше говорил, ты вообще не со мной должен был встречаться. Подбором ребят другие парни занимаются обычно, но после этого последнего случая я рисковать больше не хочу. Решил, что лично следующего кандидата проверю. Я-то уже ничего подобного делать не должен. Дома должен сидеть да деньги считать. Ну, ладно.
Вот мы остановились у светофора. Вадим продолжил:
– Наркота – дело такое. Вон в России весь трафик контролируется спецслужбами. Кокаин в ночных клубах Москвы редко продаётся какими-то самодеятелями. Как правило, за всем стоит ФСБ. Слишком большой доход, чтобы от него отказываться. А я вот, например, когда товар сюда доходит, несколько капсул в Тартуский университет продать могу. Им там для исследований нужно. Там, если слышал, больших успехов добились в изучении СПИДа.
Я его слушал молча, как бы со всем соглашаясь, хотя некоторые моменты мне казались сомнительными.
Мы тем временем уже оказались на выезде из частного сектора. Решили остановиться перед супермаркетом. Вадим припарковал свою БМВ, и мы зашли в просторное здание торгового центра. Прохаживаясь между витринами в практически пустующем в этот поздний час магазине, он начал посвящать меня в подробности:
– Обычно летят такими маршрутами: в Бразилию, оттуда везут обычно в желудке, потом в Европу через Голландию, в Европе делаем пересадку, чтоб не так явно было; или в Турцию, там в сумке с двойным дном, через Грецию на автобусе и потом по воздуху в Норвегию.
Мы остановились у одной из витрин. Вадим нервно дёргал резинку, надетую на большой палец левой руки.
– С капсулами довольно просто. Большие, но глотаются легко. Там, главное, определённое время после этого не есть твёрдой пищи ну и, конечно же, не ходить в туалет. Обычно человек проглатывает около шестидесяти, но вот был один паренёк, который около сотни умудрился съесть. Без всяких проблем довёз, ещё и надбавку получил. Но ты в сумке повезёшь, это уже почти решено.
Мы вышли на улицу к пешеходной дорожке, разделявшей проездную часть и парковку перед супермаркетом. На улице, кроме двух человек на автобусной остановке, никого не было. Деревья пребывали в каком-то отрешенном молчании. Город, утомлённый после очередного рабочего дня, был увлечён своими делами, и до нас ему не было никакого дела.
– Ты, скорее всего, в Турцию полетишь. У них там, на границе, собаки нюхают, но нашу сумку не должны унюхать. А на таможне будет всё, кому надо уплачено. Так что должно всё пройти как надо. Риск, конечно же, всегда остаётся, но если дурака валять не будешь, ничего не должно произойти.
– То есть сумку мне там кто-то даст?
– Да, прилетишь, в отель устроишься, десять дней погуляешь. Потом с тобой наши люди свяжутся. Они тебе сумку уже с товаром и передадут. Полетишь, значит, со своим чемоданом. Положи туда всё необходимое, на неделю всё-таки полетишь. Да и знай, что там уже тепло.
– Ясно.
Мы вернулись в машину. Он заехал на расположившуюся рядом заправку. Там купил себе шоколад «Киндер». Предложил мне – я отказался. По дороге обратно он выдворил из временного заключения мой телефон, предупредил, чтобы я ни с кем о деле не болтал, на что я ответил что-то вроде «ну, само собой разумеется». Сказал, что лететь я должен через неделю-другую и что со мной свяжутся по телефону.
– В общем, я вижу, что ты парень толковый, проблем не создашь. – Это была одна из его последних фраз тем мартовским вечером.
Он подвёз меня к тому самому магазинчику, и там мы расстались: его авто заревело мотором и исчезло за поворотом. Я, перебирая всё услышанное в голове, зашёл в дом. Кажется, никто даже не заметил, что я всё это время отсутствовал. Наверное, думали, что я, как обычно, торчал в своей комнате, занимаясь уроками, хотя уже не помню, когда в последний раз я открывал учебники. Сегодняшний тихий вечер был единственным свидетелем той встречи. Он подходил к концу, и я знал, что всё случившееся он будет держать в тайне. Ночь же беспрепятственно вступала в свои права, но даже она не могла предсказать, куда уже через месяц меня заведёт судьба.
3
Ему некуда укрыться от этого ветра, что регулярно хлещет его по лицу этой смесью холодного дождя и солёных брызг мутного Балтийского моря. Таллин не знает или не хочет просто обращать внимание на все те торпеды, мины и проржавевшие бомбы, что нашли вечный покой на дне моря, обмывающего его сапоги. Он пытается не видеть, проходя мимо всех этих проспиртованных бездомных, что занимаются сортировкой мусора вместо государственных или частных учреждений. Он укутывается поглубже в своё серое пальто, но от его бокового зрения не могут ускользнуть эстонские женщины, мерзнущие по ночам на заправках и автобусных остановках. Таллин знает, зачем они не спят. Он знает, что туристов интересует не только старинный средневековый Ревель со своими церквями и вымощенными камнем улочками, но и те заведения, что зажигают огни своих окон лишь с наступлением ночи. Когда же из-за серых туч свой золотой лик показывает солнце, Таллин отряхивает засохшую на сапогах грязь, скидывает своё серое пальто, поправляет галстук и, ощущая ослабевание тисков депрессии, садится в своё взятое в лизинг авто и едет на работу, к счастью, вполне легальную.
Весна 2009 года. Февраль едва закончился, а снег уже почти весь растаял, превратившись в эти гадкие лужи и слякоть. Омерзительная погода. Ну, ничего. Вот, вчера по радио сказали, что ожидается снова похолодание – снег вернётся.
Моя семья уже состоит из четырёх, а не трёх человек. Моему младшему братишке должно исполниться 8 в этом апреле. Мы уже переехали два раза за последние несколько лет. Вот недавно по причине экономических проблем мы съехали из нашей квартиры в дом маминых родителей. Там места всем хватит, и с расходами вместе справиться будет легче.
6:45 – звенит будильник на телефоне. Просыпаюсь, но подняться с кровати не могу, да и особого-то желания нет. Знаю, что ничего особенного сегодняшний день не принесёт. Напротив, он будет таким же, как и предыдущий. Сначала я прожду до 7:05, пока мама не придёт будить меня. Опять часов до трёх не спал, так что без помощи её доброго голоса мне, пожалуй, от постели не оторваться. Так вот, если сегодня день более удачный, я смогу подняться пораньше и тогда, перед тем как выехать, успею и умыться, и позавтракать. Если же нет… Чистить зубы мне придётся в школьном туалете перед началом занятий, а завтракать в школьном буфете, если в кармане найдутся деньги, разумеется. Нет, не то чтобы родители мне денег не дают, просто я каждый раз отказываюсь их брать. Был период, когда мы часто ругались, и мне периодически приходилось слышать, кроме всего прочего, что я к родителям обращаюсь, лишь когда мне нужны деньги. Да и вот порой слышу фразу вроде «приближается кризис, скоро на одни макароны перейдём». Поэтому я и отвечаю: «спасибо, всё в порядке, денег мне не надо». Странно? Может, и странно, но тогда я решил поступать именно так.