- Как это?
- А вот смотри, - он приложил ее руку к стволу, - чувствуешь бугорок? Это осколок. Он в стволе застрял. Тут таких много. Я как раз вот здесь сидел, когда снаряд рванул, а он мою смерть на себя принял.
Василий похлопал по стволу:
- Это брат мой, и я ему, считай, жизнью обязан.
Последняя встреча
Лето 2012 года выдалось необычайно жарким. Дождей не было уже полтора месяца. Большой луг пожелтел и скукожился, словно на дворе не середина лета, а глубокая осень. Зеленым оазисом в бескрайней пустыне посреди луга выделялся небольшой овражек с неутомимым родничком на дне. Он из последних сил поддерживал жизнь вокруг себя, снабжая живительной влагой заросли мать-и-мачехи, полыни и другой приютившейся тут растительности. Возвышался над всем этим большой кряжистый дуб, своей щедрой тенью помогавший сохранять жизнь на этом небольшом пятачке земли.
К самому краю оврага, вздымая пыль, рыча и переваливаясь на кочках, подкатил джип. Из машины с шумом и хохотом выбралась молодёжь: трое парней и две девушки, Ребята спустились в овраг и занялись костром,
- Давайте вот тут, между корней,- скомандовал один из них, - тут место подходящее. - Васька, тащи бензин, чтобы разгорелось скорее.
Загорелый, в ярких шортах по колено парень лихо вскарабкался к машине и достал из багажника канистру. На краю оврага девушки проворно собирали импровизированный стол, расставляя по нему пластиковые стаканчики и одноразовые тарелки.
- Не рано вы, девки, поляну накрываете? У нас ещё даже костра нет, не говоря уже о мясе.
- А ты, Васенька, не болтай и время зря не трать, - светленькая Ольга, деланно нахмурилась и погрозила ему пальцем.
- Ой-ой-ой, - Васька округлил глаза и под смех подруг скатился на дно оврага.
Василий плеснул в консервную банку бензина:
- На, Леха, бензин, поджигай.
Пламя занялось быстро, по-хозяйски охватив полешки, добавило жару и без того знойному воздуху.
- У-у-ух, - отшатнулся от огня довольный Лёха, - Хорошо пошло, махом прогорит, - Санька, тащи мясо с шампурами, пока насадим, как раз и угли подойдут.
Огонь тем временем жадно пожирал поленья и даже добрался до, оказавшихся в опасной близости, корней дуба. Впрочем, молодёжь это совсем не беспокоило. Предвкушение праздника витало в воздухе. Казалось, ничто не сможет испортить этого настроения, но...
- Вы что же это, паскудники, удумали!
На краю обрыва стоял старик, седой, с колючей щетиной на впалых щеках. Годы попытались пригнуть его к земле, но не очень-то в этом преуспели. Старик стоял, опираясь на тяжёлый массивный посох и сердито смотрел на замерших от неожиданности ребят.
- Ой, здрасте, Василий Кузьмич, - первыми опомнились девочки и на всякий случай посторонились.
- Дед, ты как здесь? Ты же болеешь!? Бабушка говорила: "со двора не выходишь"!?
- Да вот, Василёк, как видишь, вышел. Бог позвал, или вон дуб. Что же вы творите такое, поганцы. Сушь кругом такая, одной искры хватит и полыхнёт всё, как порох. А вы огонь запалили.
- Да ладно тебе, дед, мы же не на лугу костёр развели, в овраге под дубом, тут же сыро и ветра нет.
- А дуб-то дуб, он же живой.
- Да что ему сделается, дед? Он вон какой здоровый.
- А давайте-ка я вам сейчас по ногам головёшкой пройдусь, и поглядим, что с вами будет. - Василий Кузьмич с трудом спустился на дно оврага и посохом отодвинул горящие головни от корней. Потом с кряхтением нагнулся и поднял одну.
- Ну, кто первый, поганцы?
Парни шарахнулись от него в стороны:
- Фу ты, бешенный. Васька, уйми деда, а то...
- Что, а то!? - Василий Кузьмич хмуро посмотрел говорившему в глаза, - думаешь, справишься со стариком? Наверное, справишься, но задницу твою поджарить успею, - он махнул головнёй в сторону парня и заставил его отшатнуться. - А ну собирайте свои манатки и вон отсюда, пока и впрямь головёшками швыряться не начал!
Старик с трудом держался на трясущихся ногах, дрожащие руки едва удерживали горящую головню, но взгляд был твёрд и суров и ничего хорошего ребятам не предвещал. Василий видел, с каким трудом держится дед и здорово за него испугался:
- Ладно, парни, и вправду дурацкая затея, поехали отсюда.
- Да уж, Васёк, с дедом твоим лучше не связываться, себе дороже.
Мясо, так и не нанизанное на шампуры, снедь, разложенная девочками по тарелкам, посуда, столик и все прочие принадлежности пикника вернулись в машину. Василий в несколько заходов залил из котелка костёр:
- Ты, дед, прости нас..., и поехали, мы тебя до дома подвезём.
- Нет, Василь, езжайте без меня, я тут побуду, потом сам добреду помалёху.
- Точно дойдёшь? Может, немного погодя я приеду за тобой?
- Дойду, дойду, не волнуйся. Я ещё ого-го-го. С вами, балбесами, справился и с собой совладаю, не боись. Ну, уж коль к вечеру не вернусь, тогда и приезжай.
- Ну ладно, - Василий обернулся к стоящим наверху друзьям, - тогда мы поехали?
- Езжайте, езжайте.
Машина отъехала, а Василий Кузьмич разворошил остатки костра, убеждаясь в том, что ни одного тлеющего уголька не осталось, и удовлетворённо сел на горячую землю, прислонясь спиной к дубу.
- Прости, брат, - он погладил обугленный корень, - не уследил.
Дуб в ответ прошелестел что-то должное означать: "Ничего, брат, и не такое видали". Старик его понял, улыбнулся и поднял взгляд к кроне:
- Ты у меня крепкий, со многим справлялся, справишься и с этим. - Голос старика совсем ослаб, и он уже не сказал, а выдохнул:
- А мне похоже, пора... Прощай, брат....
***
Столетний дуб смотрел с высоты своего могучего роста на бездыханное тело старика и думал: "Зачем ты жил, старик? Зачем любил, воевал, работал? Жизнь постоянно испытывала тебя на крепость, и ты все выдержал, но... Зачем!?... Зачем живу я? Зачем родился тут на дне оврага, где до меня не то, что дуба, а и вообще ни одного дерева не было? Зачем на солнце жарился, а в мороз от стужи трещал? Зачем всю жизнь кроной людям тень давал, а они мне за это едва корни не сожгли? Зачем белку с семьёй приютил? Никакой пользы от них, только шум да гам, да дупло с каждым годом из-за них все больше и больше. Зачем жёлуди ронял каждую осень, чтобы из леса кабан с выводком прибегал, жёлуди жрал да корни клыками подкапывал? Зачем, жил? Зачем все мы живём на земле!?"
Не нашёл дуб ответа. Вздохнул тяжело, да и сбросил с себя всю листву, как путник сбрасывает ношу, добравшись до цели, с шумом и ощущением блаженной лёгкости.
Листья, с шелестом кружась и переливаясь в лучах жаркого солнца, опустились вниз, покрыв тело Василия Кузьмича плотным и прохладным покрывалом, как последним приветом от старого друга.
На следующий год на старом дубе так и не родилось ни одного зелёного листика. Умер дуб. Стоял, вцепившись в землю мощными мёртвыми лапами-корнями, сухой и мрачный. А вокруг десяток молодых дубков, что выросли в этот год, шелестели молодой листвой, словно отвечая на последний в его жизни вопрос.
<p>
</p>