Когда ночь спустилась опять на Рим, несколько лиц, закутанных в мантии вышли из ворот римских; никто не осмелился остановить или опросить их, ибо между ними находился Плакида, всем известный и всеми уважаемый. Рядом с ним шла женщина еще молодая, окутанная покрывалом. Она вела за руку двух малюток, четырех и пяти лет. В ночи пробужденные внезапно от сладкого сна, выведенные из дома, они испуганно держались руками за платье матери и их шаги раздавались вместе с твердыми, тяжелыми шагами отца, ступавшего по плитам спящего города. В молчании шли они дальше и дальше, миновали загородные дома богатых Римлян и достигли песчаных холмов. Провожатый Плакиды отыскал отверстие, тщательно прикрытое камнями и мусором, пролез в него, спустился в коридоры и пошел по их заворотам и изгибам с уверенностию бывалого человека. Плакида, жена его и дети следовали за ним. Провожатый привел их к епископу, который ожидал их; он встал им навстречу и заключил Плакиду в свои объятия.
— Да будет над тобою мое благословение, сын мой. — сказал он ему. — Чудное видение предварило меня о твоем пришествии.
Плакида во святом крещении был назван Евстафием, жена его Феопистией, а дети Агапием и Феопистом. После крещения епископ сказал слово, в котором поучал, что должно бестрепетно, презирая всякие беды и страшные мучения, исповедывать веру Христову и молить Его подать силу для такого подвига. Плакида слушал слова старца и, умилясь духом, возвратился с семейством в дом свой.
На следующее утро Евстафий-Плакида сел на коня и отправился к тому самому месту, где ему явилось знамение Креста. Тут он слез с коня, пал лицом на землю и с плачем молился и благодарил Бога за то, что он просветил его с семейством светом истинной веры. И вот он снова услышал голос, который сказал ему следующие слова:
— Евстафий, ты должен показать на деле, что ты веруешь в Меня, надеешься на Меня и любишь Меня. Но вера, надежда и любовь узнаются не в богатстве и благополучии, а в нищете и напастях. Тебе предстоят многие скорби и ты подобно Иову будешь искушен великими бедами.
Евстафий, услышав эти слова, сказал:
— Господи, вот я пред Тобою, твори со мною, что хочешь, я готов из рук твоих все принять с благодарностью; я готов как раб носить и терпеть все, что Ты на меня возложишь.
И снова услышал он голос:
— Теперь ли хочешь принять скорбь или в последние дни твоей жизни?
Евстафий же ответил:
— Господи, если нельзя миновать искушений, то дай мне теперь претерпеть эти беды, только пошли мне помощь Твою, чтобы зло не победило и не отторгло меня от любви Твоей.
И вот в последний раз Евстафий услышал глас Божий:
— Дерзай, Евстафий, благодать Моя будет с тобою, она будет хранить тебя. Когда же ты прийдешь во глубину смирения, я вознесу тебя, прославлю на небесах пред ангелами Моими, и пред людьми почту тебя. После многих скорбей Я снова тебя утешу.
Так Евстафий беседовал с невидимым Богом и исполнился духовною радостью. Вернувшись домой, он все рассказал своей супруге и открыл ей, что им предстоят многие напасти и скорби, но что нужно их мужественно терпеть, уповая на Бога. Услыхав это, жена Евстафия смиренно сказала:
— Да будет с нами воля Господня. Мы только будем молить Его, да подаст он нам терпение.
Первое испытание, посетившее его, было лишение всего состояния. Заразительные болезни уничтожили многочисленных рабов его и стада его. Видя смерть, косившую все его окружающее, он убоялся заразы и желая спасти от нее жену и детей, покинул дом свой. В его отсутствие воры забрались туда и обобрали его, так что из богатого человека он сделался бедняком. Знатные его знакомые, кичась своим состоянием, не захотели знаться с ним и явно высказывали ему свое презрение. Презрение низких людей не могло бы, кажется, затронуть человека такой высокой души, как Евстафий; но такова слабость человеческая, что он не мог преодолеть в себе чувства горести и обиды при виде высокомерия и чванства прежних друзей и решился оставить Рим навсегда. С женой и детьми он отправился в Остию и уговорился с начальником корабля перевезти его за ничтожную сумму в Египет. Начальник был человек коварный и жадный до наживы. Он расчел, что мог продать получившую хорошее образование Стеллу в рабство и получить за нее значительную сумму денег. Когда корабль достиг берегов Африки, начальник приказал высадить на берег Евстафия и его двух детей, а сам ушел дальше, увозя Стеллу. Несчастный Евстафий стоял на берегу и видел, как корабль, распустив паруса, рассекал голубые волны моря и быстро удалялся от него, унося с собою столь нежно любимую супругу, мать маленьких детей его. Он стоял на песчаном пустом берегу и горячие слезы медленно катились по его мужественному лицу. Но ропот не закрался в его душу. Он вознес скорбь свою в молитве к Богу и обрел утешение; он вспомнил о видениях в ущелий Аппенинов и благословил имя Господне.
Помолясь Богу, Евстафий взял за руку своих детей и пошел в глубь неведомой страны с покорностию воле Божией, с сердцем смиренным. Скоро он достиг берегов быстрой реки и, не будучи в состоянии переплыть ее, держа обоих детей, решился оставить одного на берегу и сперва переправиться с другим на ту сторону. Он поплыл и достиг другого берега благополучно, но едва поставил он на землю своего ребенка, как пронзительный вопль оставленного на той стороне сына заставил его оглянуться назад. И, Боже, что же увидел он! Огромный лев, схватив его милого сына, мчал его, держа в своей пасти. Евстафий бросился в воду и поплыл на берег, с мыслию сражаться со львом и отнять у него милое дитя свое. Какое мучительное чувство должно было отнять у него разум, если он мог допустить мысль, что без оружия можно победить льва и отнять у него добычу! Едва Евстафий переплыл поток, как волк унес его другого сына. Тогда, обессиленный мукой, он упал на землю бесчувственный и бессловесный. Когда он пришел в себя, то снова обратился к Богу, умоляя его подать ему силу перенести безропотно посылаемое несчастие, ниспослать на него благодать свою и не позволил усомниться в том, что без воли Божией с нами ничего случиться не может и что ни единый волос с головы нашей не упадет. И Бог послал ему силу и пролил на него благодать Свою. Многие злобствуют в несчастий и тем усугубляют беду свою. Евстафий страдал душой, болел сердцем, но ясен был дух его, полный веры в благость Божию: он был убежден, что жизнь наша на земле есть испытание и что чрез неведомые пути Господь ведет людей к Себе, то есть в вечное блаженство. Евстафий пожертвовал воле Божией самым драгоценным, что имел на свете: женой и детьми, и знал, что Господь волен в жизни, которую Он даровал и сказал с восторгом:
— Да будет благословенно Имя Твое святое! Ты дал, Ты и взял! Да будет воля Твоя!
Он встал и пошел один, без цели, без желания найти что бы то ни было.
Несколько лет прошло. Евстафий жил в тишине и занимался хлебопашеством. Отдыхая от трудной работы, он приходил к себе, садился на пороге своей бедной хижины и возвышал душу свою молитвой. Между тем в Римской империи случились важные происшествия. Персы ворвались в ее пределы и опустошали города и села. Римская армия собиралась дать отпор врагам. Ветераны точили оружие, молодые люди становились в ряды войска, которое император Траян собирал со всех сторон империи. Не однажды вспоминал Траян о своем храбром полководце Плакиде, куда-то пропавшем без вести. Другого равного Плакиде по мужеству и искусству в военном деле он не знал. Император навел справки. Оказалось, что Плакида жив, но скрылся куда-то. Траян приказал его разыскивать всюду, и назначил большую сумму денег тому, кто найдет его.
Два старые солдата, которые служили под начальством Плакиды, отправились в Египет. Долгое время поиски их были напрасны, когда случайно они пришли к тому селению, в котором жил Евстафий и увидели работавшего в поле крестьянина. Они подошли к нему. Крестьянин этот был Евстафий. Он их тотчас узнал и обрадовался, но полагая, что Бог посылает ему новое искушение, сдержался и ничего им об этом не сказал. А они обратились к нему с вопросом: не живет ли тут где-нибудь поблизости римский полководец Плакида?
Евстафий им ответил.
— Нет здесь Плакиды, но я прошу вас, войдите в село и отдохните в моей хижине; я вижу, что вы и кони ваши утомились в дороге, так отдохните у меня.
Воины послушались и, не узнав его, последовали за ним. Он же с трудом удерживал свои слезы, чтобы не быть узнанным. В селении жил добрый человек, у которого Евстафий имел свое пристанище. К этому человеку он ввел воинов и попросил его, чтоб он угостил их.
— Я, сказал он, — отплачу тебе работой своей за все, что ты потратишь на угощение их.
Хозяин Евстафия с радостию принял воинов и приготовил им угощение, а Евстафий служил им, носил и ставил пред ними блюда и чаши. И приходила ему на память прежняя его жизнь, когда они ему так служили, как он им теперь служит и слезы невольно выступали из глаз его. Тогда он выходил из хижины, плакал и, отерев свои слезы, снова принимался прислуживать им как простой раб.
А воины начали все внимательнее вглядываться в его лицо и мало-помалу стали признавать его. Тогда они тихо сказали друг другу:
— Человек этот похож на Плакиду; он может быть и есть сам Плакида. У Плакиды был на шее рубец от глубокой раны, которую он получил на войне. Если на этом человеке окажется этот рубец, то он несомненно Плакида.
И увидав этот рубец, они вскочили из-за стола, припали к ногам Евстафия, а затем встали и обняли его и среди обильных слез сказали ему:
— Ты, Плакида, ты тот, кого мы ищем. Ты любимец царя, о котором он так долго печалился; ты римский воевода, по котором все воины тоскуют.
Тогда Евстафий понял, что пришло время, в которое Господь обещал положить конец его скорбям и сказал воинам:
— Да, братие, я тот, кого вы ищете.
Воины облекли его в драгоценные одежды и вручили ему царское послание, в котором Плакида призывался на спасение Рима от варваров. Евстафий повиновался приказанию и отправился в Рим.
Император принял его с почетом, народ с восторгом; все слушали с участием скорбную повесть о его несчастиях; император возложил на его шею золотую цепь, сделал его главноначальствующим войсками и осыпал его своими милостями. Евстафий принял со смирением великие почести, как принял со смирением скорбь о потере жены и детей. Он знал, что все в руках Божиих. С ревностию принялся он за дело, обучал солдат, присматривался к начальникам и повел войско навстречу врагам…
Доверие и любовь к полководцу воодушевляли войска, а его опытность и военные таланты упрочили победы; императорские легионы с великою силой, как поток, не сдерживаемый ничем, нахлынули на врагов и смяли их. Престарелый полководец, не будучи в состоянии ехать верхом, ему было 80 лет, следовал за войском в колеснице, везомой двумя дорогими арабскими конями. Не проливая без нужды человеческой крови, не допуская жестокостей, Евстафий-Плакида, как истый христианин, щадил всякого человека, конечно и язычника. Преследуя неприятельскую армию, армия римская вошла в чужие пределы и однажды по неосторожности и заносчивости одного из начальников подверглась великой опасности. Неосторожно стремясь вперед, передовая часть ее попала в засаду и была бы истреблена непременно, если бы два отрока из Нумидийскаго отряда не выказали необычного мужества. Увидев беду, они привели подкрепления, сражались как львы и, осилив неприятеля, спасли от беды многочисленный авангард армии. После сражения Евстафий-Плакида призвал их к себе, благодарил их и приказал наградить.
— Вы братья? — спросил он у них, чувствуя к этим двум героям особенную благосклонность.
— Нет, — отвечали они, — мы друзья, но не родственники.
Евстафий-Плакида причислил их к своей свите.
Армия победоносно подвигалась вперед и наконец стала лагерем в плодоносной долине, близ взморья. Невдалеке от стана находились домики рыбаков и огороды прибрежных жителей. Между ними стояла хижина в небольшом садике, который возделывала вдова. В саду этом раскинули шатер полководца, истомленного трудным походом и военными подвигами. Он отдыхал в этом свежем саду; около его палатки жили его приближенные и между ними оба юноши, отличившиеся в последнем решительном сражении. Чем больше глядел на них Евстафий-Плакида, тем больше сердце его наполнялось непонятною ему самому к ним любовию. Нечто благородное, прямое, честное выражалось в их лицах, в их осанке и фигуре. Они снискали скоро всеобщую любовь, но сами, будучи ко всем расположены, не вступали ни с кем в близкие отношения, довольствуясь обоюдною, тесною дружбой один к другому.
Однажды вечером, прогуливаясь по берегу прелестного ручья, бежавшего в долине, они разговорились сердечнее и откровеннее, чем когда-либо.
— С тех пор, как мы встретились и подружились, — сказал один из них, — я заметил, что у тебя на сердце есть тайное горе. Отчего ты не поверишь мне его. Ты знаешь, я тебе верный друг.
Другой юноша посмотрел ему прямо в глаза чистым взором и вздохнул, взглянув на небо.
— Да, я все скажу тебе, ты не предашь меня. Я римский гражданин и… христианин.
Тот вздохнул, но прежде чем он успел сказать хотя одно слово, другой продолжал.
— Хотя я был взят в войско в той же провинции, что и ты, но я не в ней родился. Мой отец был римским полководцем и пользовался большим почетом. Я помню, как сквозь сон, что отец мой поехал на охоту, три дня не возвращался домой, а когда возвратился, то в нем заметили большую перемену. Мать моя горько плакала. На следующую ночь он повел нас, меня и моего брата и мать нашу в пещеры и чрез коридоры в слабо освещенную подземную комнату, где на стенах были изображения рыбарей и агнцев и какого-то человека, пригвожденного ко кресту. Старец, встретивший нас, долго беседовал с отцом; я не помню, что он говорил, но знаю, что говорил о Едином Боге. Мои родители были растроганы, и старец окропил головы наши водой и дал нам другие имена. Меня он назвал Агапием… Вскоре после этого мы разорились и отплыли в далекую страну на корабле. Отца, меня и брата высадили на берег, а мать увезли. О, никогда не забуду я глубокой скорби отца…
Он умолк на мгновение, а друг его глядел смущенно на него, будто бы силясь припомнить что-то. Он был в сильном волнении, глаза его загорелись, губы дрожали.
— Отец повел меня в глубь страны. Мы пришли к реке. Отец взял моего меньшого брата и поплыл с ним на другую сторону реки, а меня оставил на берегу.
Молодой слушавший его друг дрожал с головы до ног, но молчал.
— Пока отец плыл через реку, лев выскочил из кустарников и схватил меня. Я закричал в ужасе. И теперь еще остались на теле моем следы его зубов и когтей.
— Но как же ты спасся, — воскликнул другой.
— Пастухи, пасшие стадо, напустили на льва сильных псов. Лев бросил меня и кинулся на псов. Одного из них он задушил и унес в горы. Я остался раненый и истекал кровию. Пастухи взяли меня, отнесли в хижину, где добрая старая женщина перевязала мои раны и ходила за мною. Я вырос у ней в доме, но потерял и отца, и мать, и брата… Что же могу я чувствовать кроме печали?
Тогда, обливаясь слезами, задыхаясь от рыданий, другой юноша бросился ему на шею и сказал прерывающимся голосом:
— Агапий, я брат твой, брат твой!
— Не прельщай меня несбыточною надеждой, — сказал Агапий печально, но с изумлением.
— Слушай, — отвечал ему тот, который назвался его братом, — я был спасен поселянами от напавшего на меня волка. Они говорили, что я принадлежу к знатному римскому семейству. На шее моей они нашли золотую цепочку с медалью, на которой было вырезано имя Феописта.
— То была медаль, — закричал Агапий в неописанном волнении, — которую мать после нашего крещения надела нам на шею. Вот и моя!.. О брат мой, милый брат мой.
Юноши упали друг другу в объятия и обливались слезами радости. Они возвратились в свою палатку и провели ночь, вспоминая то, что могли припомнить из своего детства, и рассказывая один другому все, что с ними случилось до тех пор, пока оба они были взяты в армию.
Теперь, получив повышение и пользуясь особенною благосклонностию полководца, они положили навести справки и попытаться отыскать отца своего и мать.