– Что вы имеете ввиду?
– В гости приглашаю. Хочу за спасение отблагодарить, – засмеялся Дмитрий.
– Хорошо, я сейчас.
Так в жизни Сидорчука появился ещё один смысл. Вскоре они поженились, а их первая встреча через девять месяцев была отмечена появлением Вадика, лупоглазого малыша на четыре килограмма.
Потом были похороны матери и переезд в родные края. Дмитрий Фомич Сидорчук полюбил свою новую двухэтажную усадьбу. Хотя бывал он дома не так часто, но эти редкие дни давали ему тот запас желания жить дальше, который порой улетучивался также быстро, как наполнялись его счета в разных банках.
Приезжая домой, глава Сидорчуковского рода любил посидеть на скамеечке под раскидистым дубом, который не обращал никакого внимание на маленького человечка, решившего устроиться под его могучими ветвями. Дмитрий же, сидел и не замечал Дуба, хотя порой завидовал его беззаботности. Обычно в эти минуты он думал, что его жизнь также бессмысленна, как и жизнь этого великана. Что толку, что он такой здоровый и старый, всё равно придёт конец и ему когда-то, и никому до этого не будет никакого дела. Только он стоит и в ус не дует, а мне уже всю плешь проела эта заноза: зачем всё это? Для чего? Ладно я, семью кормлю, деньги зарабатываю, но зачем такие, как Ёлка-Палка, так они с детства дразнили Ёлкина Пашку, зачем он коптит этот свет и жизнь другим отравляет?
Чудно однако! Сидорчук вспоминал, как всегда завидовал этому крепкому мальчугану, грозе всей округи. А вон, как жизнь обернулась: теперь эта гроза превратилась в заболоченную лужу на краю села, в которую каждый проходящий норовит плюнуть.
3. Ёлкины
“Не смотри на вино, как оно краснеет, как оно искрится в чаше, как оно приятно пьётся. Под конец оно укусит, как змея, и пустит яд, как гадюка”(Притчи 23:31,32)
Пашка Ёлкин отсыпался после очередного запоя. Солнечный луч буравил слипшиеся глаза. Мухи облепили подбородок, покрытый недельной щетиной и засохшими крошками вчерашней закуски. Клавдия, вытирая уставшее лицо засаленным фартуком, вошла в комнату и пнула мужа по свешенной с кровати грязной ноге:
– Вставай, пьянь! Опять на работу опоздал.
– Отстань! – рявкнул Ёлкин, накрываясь измятой подушкой. – Я болею.
– Знаю я твою болезнь! Вчера опять надрался до чёртиков, и когда это закончится! Обещал ведь больше не пить, – Клавдия присела на стул, безвольно уронила руки на колени, уткнулась в них лицом и расплакалась.
В это время в пороге тесной горницы замерли две девчушки очень похожих друг на друга. Им было всего по четыре года отроду, но испуганные глазки кричали непониманием и в то же время привычностью виденного.
Клавдия заметила дочек и переключила внимание на них:
– Чего уставились? А ну марш отсюда!
Девочки быстро выскочили из комнаты. Они прекрасно знали, что к маме лучше не подходить, когда папа отдыхает. Поэтому они выбежали во двор и стали играть почерневшими от грязи консервными банками и двумя потрёпанными куклами, которые им когда-то подарила бабушка. Близняшки быстро увлеклись игрой. Лена изображала покачивающегося папу, а Поля сердитую маму.
– Эй, мелюзга, что там дома? Бои закончились? – в калитке стояла девушка лет четырнадцати в коротком платьице, подстриженная под мальчишку.
– Лёля! – весело закричали двойняшки и кинулись к сестре.
– Отстаньте! Что там дома? Пожрать дадут или всё ещё воюют?
– Папа спит, а мама плацет, – в один голос сказали Лена и Поля.
– А Сашка дома?
– Нет. Он есё не присёл.
– Ясненько. Ладно, отвалите! Играйте дальше.
Оля осторожно вошла в дом и хотела прошмыгнуть в детскую, но мать увидела её и тут же закричала:
– Ты где была, шалава? Почему дома не ночевала?
– А тебе какое дело? Где хотела там и была.
– Как это какое дело?
Но дочь её уже не слушала. Она захлопнула дверь в комнату, закрылась на щеколду и легла на свою кровать возле окна. Сон валил с ног, совсем не хотелось в очередной раз выслушивать материнские нотации и причитания о том, как она из шкуры вон лезет, чтобы их прокормить и в люди вывести. Засыпая, в тысячный раз из-за двери она слышала крик матери:
– Шлюха! Ты кончишь, как твой отец-пропойца! Открой, паскуда!
Стук в дверь и крик матери очень быстро растаяли в тумане сильного дождя. Раскаты грома и вспышки молнии пугали одинокую девушку пробирающуюся через лесную чащобу. Ветки царапали щёки, платье промокло насквозь. Впереди светился тусклый огонёк, который то появлялся между корявых ветвей, то опять исчезал. Оля наклонившись вперёд с трудом шла против бушующей стихии к манящему свету. Вдруг из-за дерева выскочил огромный мужик. В нём перепуганная девчонка узнала отцовского старшего брата и главного собутыльника – дядю Гришу. Он схватил её за руку огромной волосатой лапищей и повалил на мокрую землю, всем телом навалившись сверху. Оля стала отбиваться, но все сильнее чувствовала, что силы иссякают, рот жадно хватает воздух, но его всё равно не хватает.
Тут она проснулась. Над ней стояла кричащая мать, с пустым ведром в одной руке. Другой рукой она тянула дочь за руку, пытаясь поднять её с постели. Ольга вскочила на ноги и оттолкнула мать:
– Ты чё, совсем сдурела! – мокрое платье облепило стройную фигурку.
– Я тебе дам “сдурела”! А ну марш катухи чистить!
– Щас! Дай разбегусь сначала, – с издёвкой выпалила Ольга и выбежала в выбитую дверь.
Она побежала на другой край села, туда где жила бабушка Тоня, мать Павла. Дед умер давно, Оля плохо его помнила, а бабулю любила. Когда она вошла в дом, увидела Сашку. Он сидел за столом и аппетитно жевал корку хлеба, запивая молоком из гранёного стакана.
– Привет! – сказала Ольга, усаживаясь рядом и, жадно схватив кусок хлеба, стала быстро его поглощать, запивая молоком. – А бабуля где?
– В магазин ушла, – буркнул мальчишка и продолжил спокойно жевать.
Ольга выпила молоко, доела хлеб и пошла в другую комнату, где стояла большая кровать. Там она быстро сняла всю мокрую одежду, шмыгнула под цветастое одеяло, свернулась калачиком и уснула.
Тем временем Ёлкин Павел проснулся от нестерпимой боли в голове. Ощущение, что ты колокол, в который тарабанят сразу все звонари мира, разрывало на части не только мозг но и всю сущность проснувшегося. Скривив мину человека, у которого только что вырвали здоровый зуб без наркоза, он попытался втиснуться в окружающую реальность . Только одна мысль звенела в унисон главному колоколу: “Надо срочно похмелиться!”
– Клав! – рявкнул что есть мочи хозяин дома и скривился от боли ещё одного вырванного наживую здорового зуба.
– Чё, очухался? – вытирая руки о фартук, зашла в комнату хозяйка.
– Дай чего-нибудь опохмелиться, – умоляюще промямлил Павел.
– Ага, щас! А кочергой по рёбрам опохмелиться не хочешь?
– Ладно, будь человеком! Помру ведь!
– Не велика потеря! Сдох бы, изувер проклятый, может жить по людски стали бы, – Клавдия опять села на стул и заплакала.
– Клавушка, родная, – Ёлкин встал и пошатываясь подошёл ближе.– Не плачь! Я больше не буду, вот опохмелюсь и в завязку. Вот тебе крест! – он трижды перекрестился и обнял жену.
– Нет у нас ничего, ты же всё выжрал! – всхлипывая, но уже более мягким голосом, сказала Клавдия.
От его рук она таяла. Вспомнилось сразу то чувство, когда впервые он взял её, выпускницу местной школы, семнадцатилетнюю девчонку, за талию, пригласив на танец. Мурашки пробежали тогда по всему телу. Статный, красивый, высокий парень – мечта всех деревенских девчат кружит с нею в танце. Валя была вне себя от счастья. Вот и сейчас, когда руки мужа коснулись её тела, мурашки побежали до самых пяток, словно ластиком стирая с души страшные раны, которые всего пару минут назад не давали думать ни о чём, как только о мести, справедливости, разводе и поиске нового счастья с кем угодно, только не с этой мразью.
– А ты сгоняй в сельпо, купи чекушечку – здоровье поправить, – он привлёк жену к себе и крепко поцеловал в губы, потом подхватил на руки и перенёс на кровать.
4. Просины
“Просите – и получите, чтобы ваша радость была полной” (Иоанна 16:24)
Чёрная форма морского пехотинца невольно притягивала внимание прохожих. Виктор Просин вышагивал по улице прекрасно понимая, что все смотрят на него. Ради таких минут он был готов терпеть дурдом службы в гвардейской бригаде на берегах далёкой, сырой и неприветливой Балтики. Как часто в ночные вахты, после очередного разноса от командира, хотелось просто пристрелить себя, чтобы закончить эту бессмысленность раз и навсегда, но воспоминания о доме, о маме и отце, сёстрах не давали этого сделать. В другие дни, когда чёрную полоску тельняшки жизни сменяла светлая полоса, Виктор представлял, как поедет в отпуск, пройдёт по родному селу, лихо заломив чёрный берет на макушку и выставив наружу кучерявую чупрыню. Он млел от чувства гордости и своего превосходства над серостью той обыденности, которая съедает его изо дня в день, всех, кто открыв рот сейчас смотрят на него с нескрываемой завистью.
Ещё пару часов и он будет дома. Мысли об этом полностью завладели бравым морпехом. Вот-вот должен подъехать автобус, который доставит его в родную Семёновку. Нетерпеливо перебрасывая небольшой чемодан из одной руки в другую, Виктор не заметил, как к нему подошли две старушки и поздоровались.
– Здравствуйте! – пытаясь вспомнить кто это, удивлённо сказал отпускник.
– Мы беседуем со всеми людьми о нашем будущем. Как вы думаете, каким оно будет?
– А шут его знает, – не понимая сути происходящего, ответил морпех.
В это время подъехал автобус. Виктор показал на него рукой, чтобы побыстрее избавиться от старушек, сказал:
– Извините, мой автобус, – и быстро пошёл к открывшейся двери.
– Возьмите этот трактат! Из него вы узнаете, что о нашем будущем сказано в Библии, – догнав Виктора, когда он поднимался в автобус, сказала одна из бабулек и сунула ему в руку маленький листок.
Просин спрятал бумажку в карман и сел на свободное место. Наконец-то последний бросок и дома! Он опять представил восторженные взгляды односельчан и чувство гордости девятым валом окатило с ног до головы. Сердце радостно запрыгало внутри от сладкого ожидания. Чтобы чем-то себя занять, молодой прапорщик достал листок, всучённый старушками и стал читать. Мысли прыгали, как туземцы вокруг костра. “Перекуют мечи на орала, и копья свои – на серпы …” – прочитал он и тут же мысль: “Представляю, как Васька Зюзин удивится, когда меня в форме увидит!…и не будут более учиться воевать”. Так и ехал, пока не уснул, разморённый припекающим через окошко солнышком.
***
Люсина Алька была главным заводилой в мальчишеских играх. Все знали, если во дворе шум и гам, значит это Алька вышла погулять. Она любой серый день могла превратить в праздник. Вот краснокожие с улюлюканьем осаждают форт бледнолицых, в другой раз стол посреди двора превращается в пиратскую шхуну и чёрный флаг с весёлым Роджером пугает проходящих мимо, крестящихся старушек, то страшные инопланетяне захватывают Землю или партизанский отряд взрывает фашистский склад боеприпасов. Эта рыжая, худенькая девчушка могла весь день гонять футбольный мяч или купаться и загорать на городском пляже. Самое удивительное, что училась она на одни пятёрки и с лёгкостью осваивала школьную программу и то, что давали сверх неё. Кроме всего прочего, Алька тренировалась в секции гиревого спорта и без видимых усилий могла поднять сто раз пудовую гирю. Никто не верил, что такая изящная девочка столь сильна, но для Люсиной не было непреодолимых препятствий, наоборот, чем сложнее была задача, тем интереснее было неуёмной выдумщице и экспериментатору.
Закончив школу с золотой медалью, чемпионка России и Европы, мастер спорта Люсина Альбина неожиданно для всех поступила в архитектурный институт, опять же решив круто повернуть свою жизнь в другую неизведанную сторону. В этом была её жизнь. Такие перемены заставляли её опять собирать все силы в кулак и идти к новой цели. Всё это доставляло Альбине огромное удовольствие, не давало скучать и наполняло жизнь смыслом.
Сегодня утром она успешно сдала очередной зачёт и могла просто погулять в парке. Ей нравилось бывать здесь. Город порой надоедал шумом и суетой, а в глубине парка было тихо и уютно, словно ты на необитаемом острове, посреди океана. Альбина села на лавочку возле фонтана и стала наблюдать за тем, как падающие струи воды разбиваются о камни у подножия фонтана и переливаются радужным цветом в сиянии солнца. Она представила себя путешественником, стоящим у прекрасного водопада там, где ещё не ступала нога человека.
– Извините! Здесь свободно? – услышала Люсина женский голос.
– Да, пожалуйста! – пригласила она присесть черноволосую девушку, на вид её ровесницу.
– Красиво! Не правда ли? – девушка показала рукой в сторону фонтана.
– Да, красотища! – подтвердила Альбина.
– Меня Викой зовут, а вас как, если не секрет?
– Альбина, можно просто Аля и на ты, – улыбнулась Люсина.
– Хорошо. А ты часто здесь бываешь?
– Не так, как хотелось бы. Учёба, тренировки – некогда, но как есть свободная минута бегу сюда. Тут здорово! Чувствуешь единение с природой!
– Я тоже люблю здесь бывать и читать. Здесь тихо, хорошо, спокойно.
– А что ты любишь читать? – спросила Аля, она тоже много читала и ей страшно нравилось это занятие.
– В основном читаю Библию и разные публикации, которые её объясняют.
– Библию!? – удивилась Люсина, подозрительно посмотрев на Вику.
– Да, а что тебя удивляет? Библия очень интересная книга, к тому же очень полезная.
– Ты серьёзно? Ведь ей тысяча лет, она стара, как мир!
– Тем удивительнее, что её советы до сих пор актуальны.
– Ты шутишь! – Альбина засмеялась. Наивность этой девчонки забавляла, но посмотрев в глаза Вики, она вдруг поняла, что та ничуть не обиделась на её сарказм в тоне, более того девушка засмеялась и задорно сказала:
– Да пыль веков и замудрённые мысли то, что надо для меня. Люблю всё проверенное и испытанное временем. Люблю надёжность!
– Так за тыщу лет её изменили до неузнаваемости. Я слышала, что Библию каждый пишет под себя. У православных одна, у католиков другая, у протестантов третья.
– О, ты неплохо в религии разбираешься! Но тут с тобой не соглашусь, что Библия разная. Трактуют её по разному, а Библия, что у православных, что у католиков, что у протестантов – одна и та же.
– Не может быть!
– Проверь и убедись сама, а я могу помочь, потому что уже прошла этот этап.
Так началась многолетняя дружба Альбины с Викой и Библией.
***
Выпускники библейской школы собрались для общей фотографии. Скоро выпуск. Два месяца насыщенного обучения пролетели, как один день. Виктор стоял рядом со своей женой Альбиной. Они были безмерно счастливы.
Кто бы мог подумать, что маленький трактатик о библейских обещаниях так круто повернёт его жизнь. Нет, тогда в автобусе прочитанное пролетело мимо ушей и мимо сердца спешащего домой гвардии прапорщика Просина. Засунув листок в карман и застегнув его на пуговицу, Виктор забыл о нём до того злополучного наряда, когда комбриг отчитал его, как мальчишку на глазах у матросов и заставил разметать веником лужи на плацу. Униженному прапорщику не хотелось жить. Придя вечером в общагу, Виктор достал фляжку припрятанного шила (спирта) и не торопясь выпил его. Потом вынул брючный ремень, соорудил петлю и стал привязывать её к дверному косяку. Закончив это дело, морпех решил написать письмо и извиниться перед родителями за то горе, которое причинит его смерть. Похлопав по карманам, почувствовал листок в одном из них, расстегнул пуговицу и достал тот самый трактат, что всучила ему бабулька на остановке. Виктор стал медленно читать. Чем больше он читал, тем сильнее трогало его написанное. В трактате говорилось о Боге, который ради нас отдал на смерть своего сына. Неожиданно Просин понял, что Бог не хотел, чтобы мы жили так, как живём сейчас, что у него есть грандиозный замысел покончить со злом и сделать всю землю раем, оставив в нём только тех, кто желает его слушаться. Эта мысль кольнула в самое сердце. Виктор сел на пол и заплакал.