Постепенно у двух пар сложилась своего рода традиция - раз в две-три недели встречаться в уютном особняке профессора. Вера довольно быстро поняла, что у ее дальней родственницы и профессора есть какая-то особая тема для разговоров с Померанцевым. С учетом недавних событий это ее сначала немного пугало, но постепенно она к этому привыкла и не возражала, когда иной раз они уединялись втроем и что-то обсуждали за закрытыми дверями. Но и она, и губернатор очень скоро поняли, что ненавязчивые советы новых знакомых в отношении городских и губернских дел всегда были по существу дела. Все же Германовы прожили в городе больше 10 лет, следили за развитием губернии, хорошо понимали, чем она жила и что надо было бы подправить. Как правило, они предпочитали говорить именно о сути явлений - городские сплетни, светская хроника и прочее губернское закулисье их практически не интересовали.
Так что светскому обществу осталось только принять как данность то обстоятельство, что у нового губернатора в городе нашлись дальние родственники, с которыми поддерживаются активные неофициальные отношения - Германов и Ольга сразу же заявили, что ни в каких светских мероприятиях именно в родственном качестве они принимать участие не готовы и не будут. Так и порешили.
И постепенно вообще весь этот вопрос стал для света не интересен. А главное - он не видел в нем какой-либо угрозы своим интересам. У губернатора появился свой круг доверенных лиц и сотрудников, вокруг Веры тоже сложился дамский кружок, за участие в котором активно боролись лучшие дамы города.
Тему Аляски обсуждали - на этот раз уже втроем, с Ольгой - еще дважды. В последний раз Германовы показали губернатору и сам документ, специально достав его для этого из хранилища. Всесторонне изучив тайник в подвале, Германов в свое время решил его существенно усовершенствовать. Тем же летом Петров как-то поздно вечером привез в закрытом экипаже двоих своих доверенных матросов - его пароход чудесным образом вынужден был встать на неделю на прикол в самый разгар навигации для переборки машины - и они целую неделю копали в подвале "отнорок", как назвал это помещение один из них. Параллельно на первом этаже дома шел ремонт, причем Ольга проявила совершенно не свойственную ей требовательность и склочность и сменила за эту же неделю три ремонтные артели. Так что в дом все время приезжали какие-то люди, привозились и увозились строительные материалы, мешки, тюки и бочонки. Вся эта суета имела целью прикрыть вывоз из подвала почти сотни мешков с землей и завоз туда песка, цемента и арматуры. Стены "отнорка" были отлиты из бетона, ну а вентиляцию в этом бедламе протащить к кухонной трубе вообще ничего не стоило. Вход в "отнорок" был спрятан за стеллажами, на которых хранились консервированные овощи. С самого начала было решено, что хранилище будет крайне труднодоступным, поэтому всякое стреляющее железо было умышленно оставлено в прежнем тайнике. Больше того, Германов даже согласился оставить там и пулемет, и гранаты. Петров добавил туда еще саквояж с бумагами, сохранившимися у него с прежних времен. Он предложил Германову ознакомиться с ними, пообещав, что его мнение о некоторых европейских и балтийских политиках после этого коренным образом изменится. Профессор после короткого размышления отказался - и так тайн получалось многовато. Но саквояж одобрил. Логика была простая - найдя такое, вряд ли кто-то стал бы искать еще какое-то хранилище. Так что в "отнорке" в небольшом несгораемом сейфе, который Петров привез из очередного рейса в огромной корзине, где сверху для маскировки лежали фрукты, хранились только документы по Аляске.
Накануне демонстрации документа Померанцеву профессор с Петровым два часа разбирали стеллажи с банками, отодвигали литую бетонную стену, открывая доступ к сейфу. Поднимать укладку наверх в кабинет не стали. В этот раз чужих в доме не было: Ольга заранее отправила горничную в гости к родственникам, а машину губернатор отпустил, пообещав вызвать ее позже по телефону - по его просьбе линию только что провели в дом к Германовым, хотя в Казани номеров в частном пользовании еще было очень немного. И все равно Германов и Померанцев спустились в подвал и смотрели документ там, а Петров тем временем караулил у входа в дом, не очень скрывая маузер с пристегнутой кобурой.
Померанцев, собственно, и не сомневался ни в существовании статьи в принципе, ни в том, что она чудесным образом совершила длительное путешествие с берегов Невы на берега Волги через Париж и почти сто лет забвения, найдя, в конце концов, пристанище в тайнике за банками с солеными огурцами и помидорами (но огурцы у Ольги получались лучше!). Невероятные приключения этого листа бумаги блестяще вписывались в русскую историю последнего века, и уж, конечно, дом Германовых был самым естественным местом для его хранения.
К этому моменту они уже рассказали Померанцеву и историю своих семей, и все подробности, связанные с секретным приложением к Версальскому договору. Бывший министр не особенно верил в мистику. Он слишком хорошо знал, что стоит, обычно, за странными и малопонятными публике совпадениями и происшествиями в мировой политике, но сейчас у него было такое ощущение, что "тайна Аляски", наконец-то, оказалась заряжена в грандиозное орудие и самой судьбой определено, кто и как подожжет затравочный фитиль. Вопрос состоял только в том, чтобы выбрать для этого наиболее подходящий момент и создать максимально благоприятные условия.
Примерно так он и изложил свои соображения Германову, после того, как они поднялись из подвала в кабинет. А бедный Петров пока остался в подвале расставлять на место стеллажи и банки. Впрочем, особенно жалеть его не стоит - своими любимыми солеными по рецепту Ольги огурцами он запасся с избытком. А профессор и губернатор тем временем продолжали наверху начатый разговор.
- То есть Вы хотите, чтобы это сделали мы? И как Вы это себе представляете, с какой стати мы вдруг заговорим об Аляске? И вообще, так ли важно: кто, где и когда обнародует это. Главное-то другое - зачем? Чего мы хотим реально добиться, выпустив наружу такое знание? Просто потрепать нервы американцам? Хотя, если действительно это им, а не немцам, мы обязаны октябрем 17-го, то тут, как говорится, любого ответа будет мало, но все же зачем? Да и не стоит забывать, что если они нам однажды переворот устроили, чтобы только не возвращать Аляску - и это во времена, когда мы союзниками числились! - то сейчас я уж даже и не знаю, чего от них ждать. С японцами они разделались, т.е. прямых противников нет. Как бы Дальний Восток не оккупировали. Все же власть там слабовата, национальный состав неоднороден, а позиции их капитала куда как сильны!
- Да, профессор. Умеете Вы правильные вопросы ставить. И не потому, что сложные, а потому, что при определенной общей политической направленности сами напрашиваются очевидные ответы.
Почему Вы? Думаю, понятно. У Вас имя. История с Версалем во многом снимет сомнения в истинности утверждения.
Зачем? Вовсе не ради возвращения Аляски - все равно не вернут, да и как показывает практика, дай Бог свое освоить. Важно другое: общая задача. Никому отдельно из нас это дело не то, что не поднять, но и говорить о таком просто смешно. А вот вместе... Уже звучит немного по-другому. Появляется цель для объединения.
- А Вы не боитесь, что, не достигнув этой цели - грубо говоря, потерпев поражение от американцев, - опять все разбежимся, так все развалится, что будет еще хуже, чем сейчас?
- Это в Вас военный бывший говорит. А я все-таки дипломат, хоть и бывший. Думается мне, что если подобный вопрос вдруг возникнет в международной повестке дня, то до военного противостояния дойдет не скоро. Американцы в последнее время здорово оттоптали ноги в Азии старым европейским колониальным державам. Их дальнейшего усиления там никому не надо. Так что если вдруг у нас - я не Киевскую Русь, конечно, имею в виду - с ними возникнет конфликт в Азии, или вернее, в Тихоокеанском регионе, то многие предпочтут поддержать именно русскую сторону. Да и потом, если что, то американцам оружия не продашь - они его сами клепают достаточно, а вот Объединенной России и корабли бы понадобились, и авиация. А это - очень вкусные заказы. Но даже и без этого. Поверьте мне, нет более выгодного занятия, чем международное посредничество. Особенно, если о своих интересах не забывать. А в Лондоне, Париже, Брюсселе и прочих столицах такой забывчивостью никогда не страдали.
- Значит, что? Призыв к единению? Своего рода знамя?
- Да, но тогда, когда для этого будут созданы условия. Раньше времени размахивать этим знанием - только все испортить.
Германов покачал головой.
- Я даже не берусь себе представить, сколько раз и где только не произносились эти слова после 17 года. Но если они произнесены, то другой дороги у нас нет. Мы - я говорю и за Ольгу тоже - согласны.
- Но Вы понимаете, что это будет не завтра? Придется подождать.
- Значит, будем ждать.
Оба очень хорошо понимали, что разговор этот выглядел странно, не имея вообще никакой привязки к практической сторонке дела. Но Германов относился к своему собеседнику достаточно серьезно. Если уж тот мыслит и оперирует подобными категориями, то, значит, несмотря на разгром "заговора 18 марта", он все же на что-то надеется, а, возможно, и что-то знает. Однако, многолетний опыт общения с бывшими коллегами его жены убедил его, что в некоторых делах, даже если в них участвуешь, лучше не знать лишнего и, тем более, не задавать лишних вопросов. Да и вообще, он все же был ученым-историком не из последних, а с годами у него все больше зрело убеждение, что история России готовится совершить какой-то очередной крупный поворот. Что-то такое было в воздухе, в настроениях людей, в их отношении к сложившемуся миропорядку.
Иногда, раскладывая про себя сложный политический пасьянс, где в качестве карт выступали те или иные политические силы и сословия НКР, Балтийской Федерации и УралСиба, Германов просто физически ощущал, что они уже получили все, что могли, от фрагментации прежней империи. Да, в какой-то момент национальные и региональные лидеры, военные и политические вожди и стоявшие за ними силы решили, что лучше, выгоднее быть первыми номерами в своем "уезде", чем принадлежать к аристократии великой империи. Насладились властью и почетом, да. Но прошло время и оказалось, что если раньше для империи практически не было ничего невозможного, и она не боялась в пиковой ситуации бросать выбор любым державам, то вот новые государства вынуждены были жить с оглядкой не только на сильнейших в мире, но и просто на средних размеров соседа. Масштаб не тот, не те возможности. Эффект "развязанного веника".
История военных походов НКР против Польши и Турции в этом отношении была очень показательна. Разбили противника, взяли столицу, а дальше что? Безропотно подчинились диктату просвещенных европейцев и получили минимум. Если вообще что-то удалось получить. Можно, конечно, вспомнить, что и Империя после русско-турецкой войны уступила диктату, но тогда, все же, были варианты, и еще неизвестно, как бы повернулось дело, сцепись тогда Россия с Англией. У Киева же вариантов не было вообще.
И вот, по ощущению Германова, все больше людей стало задумываться, а не подумать ли о новом объединении? В конце концов, все это уже в истории страны было. Москва когда-то объединяла самостоятельные княжества. Но если тогда, в средние века, импульс был скорее политическим, то сейчас о подобном думали не столько политики, сколько промышленники, банкиры и фабриканты. "Стеклянная крыша" над головой могла устроить политиков, но категорически не устраивала людей бизнеса. И мешали им не столько внутренние границы, сколько невозможность опереться на мощь объединенного государства в борьбе за внешние рынки. Речь шла даже не столько о рынках европейских стран - туда не пустили бы по любому, но европейские колониальные державы жестко контролировали в этом отношении даже свои колонии и доминионы. В условиях свободной конкуренции простые, но добротные русские товары вполне могли бы занять там очень приличную нишу, но по отдельности сил для этого явно не хватало.
Померанцев же вел этот разговор в значительной степени но наитию. До отъезда в Казань на него никто из бывших заговорщиков или от их имени не выходил, но он очень хорошо знал ведущих политических деятелей Киева, и ряд последних назначений на ключевые посты наводил его на мысль о том, что все еще далеко не потеряно. И уж, поскольку судьба повернулась таким невероятным образом, то он хотел, как бы, подготовить возможную важную составляющую будущих действий.
Глава десятая
Но не стоит думать, что новые знакомые обсуждали только вопросы судьбы России. Как ни странно, очень много внимания они уделяли национальному вопросу. К этому моменту в Казанской губернии, да и в НКР вообще, он стоял достаточно остро и был основательно запущен. Никаких национальных образований в составе НКР, естественно, не существовало. Губернии и края. Небольшие нации в этих условиях размывались, но несколько крупных - в первую очередь, украинцы и татары - все же, сумели сохранить и язык, и определенную культурную идентичность. В случае с татарами к этому добавлялся еще и ислам. Все вопросы, имевшие хоть какой-то национальный оттенок, решались крайне сложно. Новые мечети, особенно в городах, открывались с большим скрипом и противодействием со стороны православной церкви. Но самые большие сложности существовали с национальными школами. Произошла парадоксальная вещь. До 17 года в сфере просвещения татары явно опережали многие другие народы России. После проведения мусульманами реформы религиозного образования мектебе охватывали намного более широкий круг населения, чем церковно-приходские школы, и давали неплохой набор базисных светских знаний. Однако, за последующие 30 лет дальнейшего серьезного прорыва в этой области не произошло. Фактически образование было по-прежнему завязано на мечети и медресе. Частные начальные и средние школы с преимущественно светским образованием открывались, как правило, в небольших городах с преобладающим татарским населением и были доступны только для детей обеспеченных семей. Выпускники таких школ, хотя и получали курс основных предметов и на русском языке, все же обычно уступали в знаниях тем, кто закончил чисто русские учебные заведения, и, следовательно, уступали им при поступлении в университеты, то есть не могли претендовать на качественное высшее образование.