Ирина Манаева
Е3
ПРОЛОГ
Настя в который раз начинала новую жизнь. Старая ее порой не устраивала, вернее, некоторые моменты. С понедельника она начинала худеть: делала зарядку, прощалась с холодильником после шести, проходила мимо пирожных в супермаркете. Но холодильник позволял заглядывать в себя все чаще и чаще, диван прельщал больше приседаний, а булочки доставлялись мужем и манили аппетитными боками из пакетов.
Потом она решила поднять свой уровень английского, читая в оригинале, смотря фильмы и слушая аудиокниги. Запала хватило на три недели, фитиль слишком короткий. Мотивация изучения английского тускла день ото дня, и через время Настя забыла о данном себе обещании.
Новая жизнь все же планировала начаться. Семья Марковых купила небольшую уютную квартиру в центре города с прекрасным видом на Красную площадь. Не такую Красную как в Москве, конечно, но и в Красноярске живут люди, причем, некоторые очень неплохо живут. Настя к ним, правда, не относилась. У них с мужем и собакой на троих была одна комната, кухня, ванная, естественно, и все это требовало капитального ремонта. Наикапитальнейшего. Но эйфория была: перебраться от родственников мужа в свое гнездо. Это ли не великое начало?
При покупке пришлось повозиться с документами. Пятое наследование немного смущало, поэтому они решили расспросить соседей о квартире. Собеседница попалась говорливая, так они ее и звали потом меж собой, рассказала, что да как, развеяла сомнения.
Оказалось, бывшая хозяйка родом из Ленинграда, «это сейчас он Санкт-Петербург, а жила-то она в Ленинграде», – рассказывала соседка. Дом строили от завода: три кирпичные свечки выросли с 1968 по 1969 гг., новоселье справляли всем домом.
Тетя Лиза, как называла ее говорливая, а по документам Емельянова Елизавета Евгеньевна, приехала в Красноярск за мужем геологом. Работала на заводе инженером–конструктором. «А вот детей так не нажили», – выдавала соседка чужие тайны, – «она ж блокадница, может потому и не выходило это дело». Единственный ближайший родственник – племянник дяди Толи, мужа, он и стал нынешних хозяином квартиры.
Жила Емельянова в основном одна: муж дома бывал редко, работа брала свое. «А человек был хороший», – отмечала рассказчица, – «только рано умер, лет в пятьдесят пять». Емельянова держалась стойко, никто не видел, как она плакала. Да и привыкла она уже к одиночеству. С жителями дома редко поддерживала диалог, не сидела на лавочках со сверстницами и не вела длинных скучных разговоров, не жаловалась на пенсию и дороговизну жизни. Иногда к ней приходил племянник, примерно раз в две недели, чаще всего один.
Соседка бы и дальше говорила, но тут зазвонил телефон, и говорливая переключилась с Марковых на звонящего.
Информация была исчерпывающая, племянник внушал доверие – преподаватель в одном из ведущих вузов города, и спустя три недели Настя с мужем на правах полноправных владельцев вошли в квартиру.
Все вокруг было, что называется целомудренным, нетронутым, словно ты попал в тот самый 1968 год. По стенам побелка, ванна с признаками старения, зашарканный пол. Обговорили с мастером, что надо сделать, смету, сроки, решили увеличить расстояние от пола до потолка, поэтому были вскрыты половые доски. Как позже оказалось, что не только ремонт начался с этого момента, но и вся эта история.
ГЛАВА 1
Работа у Насти была веселая, праздник, одним словом. Не рутина, как у многих в офисе с 9 до 18, а плавающий график. Выходные – более насыщенные, да и среди недели было чем заняться. «Крошка Ру» пользовался популярностью у заказчиков, а из пяти аниматоров Настя была самой востребованной, как имеющая педагогическое образование и способная выпутаться из любой ситуации, а ситуации на детских праздниках бывали разные.
Именинников в феврале было предостаточно, скучать не приходилось. Обычно Настя работала в паре с Мишей, тандем более распространен в их работе, так клиенты решают, но иногда к ним присоединялась Аллочка или Лена, и шоу приобретало широкий размах. Работала Настя «на тетю», а муж говорил, что надо на себя, тем более, что уже знала весь расклад, пора двигаться дальше, а не отдавать часть прибыли начальнику. Настя думала об этом, но все не решалась. Заказать несколько костюмов, а вдруг не пойдет? Да и конкуренция приличная, хоть сравнивать с тем же «Крошкой Ру», где в арсенале было более ста отличных костюмов и клиентская база, наработанная годами. Поэтому Настя превращалась в очередного мультгероя и шла делать то, что у нее лучше всего получалось.
Сегодня половина дня была свободной, Настя планировала приготовить обед и поваляться с книгой. Она заваривала чай, когда вошел Паша.
– Слушай, сегодня надо к Лехе зайти, глянуть, что он там сделал.
– Ты про рабочего на квартире? – решила уточнить Настя у мужа.
– Ну да, ты сегодня можешь?
Настя невольно цокнула языком, но тут же спохватилась – «Мир без жалоб», напомнила она себе, поправляя фиолетовый браслет. В конце концов книгу можно почитать и на ночь.
– Давай в обед, – согласилась она.
– Часа в два тогда, я как раз с показа вернусь.
Паша не работал «на дядю», он был из самозанятых. Плохо чувствуешь – болей, нужны деньги – работай, нет настроения – не работай. Простая арифметика. Он и Насте предлагал примерить его профессию, перечисляя одни достоинства, но бездушное риэлторство ни в какую ни шло с ее любимой работой. Кесарю – кесарево.
Листая ленту в социальной сети, она наткнулась на движение Уилла Боуэна, который предлагал прожить двадцать один день без жалоб, нытья, критики и сплетен. Браслет надевался на руку, но как только хозяин позволял себе нелестное высказывание в чей–то адрес или начинал жаловаться, браслет должен был перекочевать на вторую руки, и отсчет начинался с нуля.
У Насти был двенадцатый первый день, но она не сдавалась, ожидая, что упорство принесет свои плоды. С удивлением для себя отметила, она стала больше молчать, понимая, что основную часть всех разговоров и составляло то, что теперь нельзя. Люди стали казаться злее, нетерпимее, раздражительнее, любая мелочь способна вывести их из себя, любая оплошность другого ложилась в жернова злословия и мололась там медленно и со смаком. Видя все это, тяжело не обсуждать, не осуждать, и Настя часто ловила себя на том, что говорит с мужем про очередной случай. Пин-понг браслетом продолжался.
Леха встретил их с испачканным лицом, да и неудивительно, учитывая погром в квартире.
− Вижу, работа в самом разгаре, − констатировал Паша, перешагивая через разрезанные доски.
− Начало положено, − кивнул рабочий в сторону вскрытого пола, − пока успел снять только половину комнаты, − он вытер скатывающуюся каплю пота со лба. − Кстати, тебе тоже придется поработать, − обратился он к мужу, − мусор-то вывезти надо.
− Займусь-займусь, − закивал в ответ тот.
– И деньги кончились, подкинь.
– Деньги – это зло, заходишь в магазин, и зла не хватает, – Паша вставил любимую шутку. – Сколько надо?
Настин телефон завибрировал.
– Я на лоджию выйду, – негромко сказала Настя, и оставила мужчин наедине.
– Да, – ответила она на звонок, – в пять буду на месте. – Она выслушала собеседника. – Ну Лена, так Лена, я со всеми нормально работаю. Пусть только Миша мой костюм тоже захватит, а не как в прошлый раз. – Звонящий снова говорил. – Да, поняла, мальчик с особенностями, я сориентируюсь, Марин, сделаем мы хороший праздник, он запомнит свой день рождения. Давай, пока.
Настя сбросила вызов и оперлась локтями на парапет. Вид все–таки хороший: площадь как на ладони, вдали знаменитые красноярские Столбы. Да и лоджия просторная – целых 5,5 квадратов, можно шкаф встроить, велики поставить, цветы летом вынести. Девушка заметила небольшой складной стул, рядом пепельницу и раскрытую тетрадь, видимо Леха вносил туда какие–то записи по ремонту. Пепельница была полная. Настя покачала головой: надо бы выбросить. Она нагнулась, чтобы взять ее и случайно заглянула в тетрадку.
4 января 1942 года
Вот и наступил Новый 1942 год.
Настя застыла в неудобном положении. Новый 1942 год? Что?
– Это какая–то асана? – улыбнулся Паша, заглядывая на балкон. – Ты чего тут так долго?
Настя выпрямилась, все еще пытаясь осознать, что такое она сейчас прочла. Ее лицо являло собой вопрос: лоб нахмурен, взгляд плавающий, губы разомкнулись, собираясь что–то спросить.
– Что–то случилось? – опередил ее Паша с вопросом.
– Нет, – Настя поняла, как странно она выглядит и перестала хмуриться. – Вот пепельницу хотела очистить, – показала она предмет мужу.
– А с лицом чего? – не унимался тот.
– Лицо как лицо, – улыбнулась Настя. – Спроси у Лехи, что он тут читает? – она кивнула на тетради.
Паша проследил за взглядом жены, а потом посмотрел на нее.
– Тебе не кажется, что это личное дело каждого.
– Как бы да, но там что-то непонятное.
– Буквы? – решил снова пошутить Паша.
– Ха–ха, – передразнила его Настя, – шмуквы. И цифры тоже. 1942 год.
– И что в нем непонятного? Год и год.
На лоджию вошел Леха.
– Не помешаю? Курить охота. – Он держал сигарету в пальцах, ожидая ответа.
– Кури, конечно, – согласился Паша, – мы пойдем уже.
Леха сел на стул, закинул ногу на ногу и затянулся.
– Ничего, скоро конфетку вам сделаю, будете жить–поживать и добра наживать, – решил сказать он напоследок. – Странно, куда я пепельницу дел? – Леха оглядывался вокруг.
Настя протянула ему пепельницу, которую все время держала в руках.
– Спасибо, – растерянно сказал Леха, принимая предмет. Он стряхнул пепел и поставил ее на пол. – Кстати, я тут дневники нашел утром, даже пару страниц прочитал, – он взял тетрадь в руки. – Тут про блокадный Ленинград.
Так вот что такое новый 1942 год! Это кто–то писал про то время.
– Где нашел? – удивился Паша.
– Пол вскрывал, а они там, – Леха снова затянулся.
– Под полом? – Настя вскинула брови. – Как тайник?
– Ну явно они туда не через щелку попали, – подтвердил Леха, – прятали. Фиг его знает зачем. – Он затушил сигарету. – Ладно, с вами хорошо, но мне работать надо. – Он бросил тетрадь обратно, встал и зашел в квартиру.
– Они мне нужны, – уверенно сказала Настя.
– Типа тайна и все такое?
– Ага, типа.
Паша пожал плечами, его тоже немного заинтересовали записи.
–Леха, тебе тетради нужны? – крикнул в комнату.
Тот ответил не сразу, то ли не расслышал, то ли думал.
– Да забирай, захочу историю вспомнить – в википедии почитаю, – усмехнулся рабочий.
Настя быстро схватила подаренное и вышла из лоджии.
– Спасибо и до свиданья, – сказала она парню и направилась к выходу.
В машине она положила тетради в сумку и пристегнулась.
– Тебя домой? – уточнил Паша.
Настя посмотрела на часы, она успеет немного отдохнуть перед представлением.
– Домой, а ты в офис?
– Ну кто–то же должен зарабатывать, – Паша усмехнулся и вывел машину на дорогу.
– Плохо, когда жена домохозяйка, – съязвила Настя.
– Да не дуйся, ты же понимаешь, что эти твои развлекалки – не серьезная работа.
– Ну и ты не в кабинете министра.
– Я хотя бы в кабинете.
– А чем плоха моя работа? Я приношу радость детям, или ты о больнице? Ну да, там не платят, извините, но почему во всем должна быть выгода? Неужели недостаточно простого человеческого «спасибо» и восторженных взглядов этих бедный малышей. Думаешь, они прям сидят там, чтоб к ним пришли и БЕСПЛАТНО фокусы показали?
– Насть.
– Да черта с два! Они гулять хотят, банально играть и жить как все.
– Насть.
– Они на великах хотят кататься, в снежки играть, а не таращиться весь день на облупленные стены.
– Насть.
– Да чего Настя? У тебя все в рубли конвертируется. Нельзя же всем квартиры продавать?! Кто–то должен и утки выносить, и двор подметать.
Она стала грызть ноготь, как всегда, когда начинала нервничать в ссоре с Пашей. Браслет невесомо обрамлял запястье, напоминая своим присутствием о мире положительных эмоций.
–Черт, – выругалась Настя, – то ли со мной что-то не так, то ли невозможно в этой жизни хотя бы один день прожить без негатива. – Она сняла браслет и сунула его в карман. Сейчас она не настроена на новую попытку, слишком раздражена.
Машина подъехала к дому.
– Я не собирался тебя обижать, – миролюбиво начал Паша.
– Проехали, – Настя отстегнулась и выбралась из машины. Идти домой не особо хотелось, если бы там никого не было – другое дело. А так придется перекинуться хоть парой слов с бабушкой.
– Ты во сколько вернешься, – окликнул ее Паша.
– Не знаю, может потом посидим где, – нехотя ответила Настя, – Миша предлагал в кафе сходить.
– Ну раз сам Миша предлагал, – снова включил юмориста парень.
Настя вздохнула и махнула на не рукой.
– Только попробуй сегодня трешку за девять миллионов не продать, умник.
– Как раз еду показывать, – поддержал он шутку.
Дома на удивление никого не было, не считая собаки, остальные, наверное, решили прогуляться. Бабушка всячески пыталась вытащить деда на дневной моцион: пройтись после обеда кружок–два или подышать воздухом в ближайшем парке. Дед упирался как мог, подобного рода развлечения он не очень приветствовал, одним из его излюбленных занятий было сидение в сумерках и размышление о жизни. Иногда они вот так и сидели в темноте, освещаемой лишь уличными фонарями, и вели неторопливые беседы о прошлом.
Квартира в ее распоряжении, Настя даже улыбнулась, она не имела ничего против стариков, тем более, что это они с Пашей были на чужой территории, просто иногда хотелось одиночества, когда к тебе никто не лезет с расспросами, нравоучениями, историями из жизни. Когда просто хочется тишины или лежать в ванной столько, сколько вздумается, а не прислушиваться каждый раз, когда за дверью кто–то проходит: не превысила ли она лимит времени?
Настя поставила чайник и решила принять душ перед праздником: надо привести себя в порядок и расслабиться, это был ее маленький ритуал.
Чай с мятой расслаблял, спасибо маме, постаралась, насушила разных трав для любимой дочки. Теперь месяца на четыре хватит, уж куда лучше магазинного. Она насыпала две ложки сахара в чай и села за стол. Времени в обрез, надо еще посушить волосы и сделать неброский макияж. Тетрадь! Настя вскочила из-за стола, вспомнив о таинственной находке, и побежала в комнату за сумочкой. Послышался звук ключа, вставляемого в замочную скважину. Да. Хорошенького понемножку.
Настя вернулась на кухню и продолжила перекус.
– Ой, там такая хорошая погода, – бабушка неторопливо зашла на кухню, поправляя прическу, – мы в Центральный парк ходили, там такие белочки смешные, прямо с рук едят.
– Здорово, – поддержала Настя.
– Я деда еле вытащила, Толя, пойдем, говорю, а он мне кучу отговорок.
– Дааааа, – протянул дед, появляясь на пороге, – погода и правда хорошая, а ты, – обратился он к бабушке, – из дома выходить не хочешь.
– Толя, – ахнула бабушка.
– Еле вытащил, – честными глазами смотрит дед на Настю и усмехается.
– Да ну тебя, переодеваться пойду. А ты сегодня дома? – спрашивает она у Насти.
– Не, минут через 20 ухожу.
– Ну ешь–ешь, не отвлекаю, – бабушка выходит вместе с дедом.
Настя быстро съедает пару печений и лукум, убирает за собой и идет в комнату. Из косметики только тушь, пять минут на сушку волос, джинсы и пуловер мгновенно облачают тело. Аквагрим! Настя бросает его в сумку и натыкается на дневники. Времени совсем нет, опаздывать нельзя, тем более, что с ребятами надо кое–что обговорить и переодеться. В автобусе пару страниц вполне можно прочесть, решает Настя и выходит из дома.
ГЛАВА 2
9 сентября 1941 года
Меня зовут Лиза Емельянова. Мне 9 лет. Всюду слышится слово ВОЙНА, и мне страшно, потому что ВОЙНА – это плохое слово, а вокруг взрываются бомбы и мало еды. Мама дала мне эту тетрадь, чтобы я записывала в нее все. Она сказала, что так легче, когда делишься с бумагой своими переживаниями и плохими эмоциями. Бумага все стерпит, − говорит она.