– Даже не думай, – инспектор кивнула на блокнот в его руке, – я тебя пригласила поговорить, а не смотреть, как ты будешь картинки рисовать.
– Ладно, не буду, – кивнул он и повесил рюкзак на место.
– Слушай, Рассказов, ты что совсем не можешь жить без своих художеств? – поинтересовалась Ксения.
– Не могу, – честно признался парень.
– Да ты больной чел, – воскликнула она, – и это заболевание называется одержимостью. Но, ты знаешь, лично я не вижу в этом ничего плохого. Главное, чтобы одно другому не мешало. Ну, так что думаешь насчет поездки? – инспектор вернулась к прежнему разговору.
– Я уже сказал – не поеду, – продолжал упираться молодой человек.
– В общем так, Мишаня, даю тебе время подумать до завтра, – она постучала острым ярко-красным ноготком по столу, – предупреждаю сразу, отрицательный ответ не принимаю. Если надумаешь раньше дать свое согласие, пиши, звони. Я на связи. А теперь иди, мне надо работать.
Михаил встал, забрал рюкзак и направился к дверям. Он взялся за ручку, собираясь выйти, но на секунду замешкался и, обернувшись, спросил:
– Когда надо ехать?
– Сразу после сессии, – инспектор расплылась в улыбке.
– Ксения Сергеевна, вы рано радуетесь, я еще не дал своего согласия, – ухмыльнулся Михаил.
– Опять он за свое, – фыркнула инспектор, имея ввиду, что парень снова перешел на «вы» и, передразнивая его, самоуверенно заявила: – Михаил Алексеевич, куда вы на фиг денетесь, – улыбнулась брюнетка и зачем-то добавила: – влюбитесь и женитесь.
«Абсурд какой-то, предложить поехать в Японию человеку, который на нюх не переносит все, что связано с этой страной», – подумал парень и вышел из кабинета, громко захлопнув за собой дверь.
Конечно, он не раз слышал, что судьба знатная шутница, но никогда не думал, что она устроит такой жестокий розыгрыш ему. Молодой человек никак не мог понять, почему госпожа Кисимото рекомендовала именно его. Да, во время беседы, она упоминала о его таланте и памяти, но в его группе были гораздо более успешные студенты, которые запросто могли претендовать на этот подарок судьбы, как выразилась Ксения Сергеевна. Все это не укладывалось у него в голове и казалось какой-то насмешкой. Шагая по длинным коридорам корпуса, он чувствовал себя Гамлетом, бесконечно задавая себе один единственный вопрос: «Ехать или не ехать?».
«Если откажусь, и «старики» узнают об этом, мать съест меня с потрохами и даже итальянскими травами не присыпет», – мысленно усмехнулся Михаил.
Он забрал куртку в гардеробе и, на ходу надевая ее, направился на выход из здания факультета. Изо рта вырвался белый пар, разрезавший морозный воздух, когда он вышел на улицу. Парень вытащил из рюкзака меховую шапку и, натянув ее на уши, направился в сторону метро. Наступил вечер. На дворе стоял декабрь, снег легкими хлопьями падал в свете уличных фонарей и витрин. В преддверии Нового года Москва выглядела, как невеста на выданье. Вся сверкала и переливалась в свете огней, подмигивая и маня своим блеском. До главного праздника оставалось всего ничего, а там и сессия не за горами, после которой, ему придется отправиться в далекую, неведомую страну Японию, если, конечно, он примет положительное решение.
«За всеми этими разговорами так и не удалось поиграть на бильярде», – с сожалением подумал Михаил. Это было еще одно его увлечение. Нельзя сказать, что он испытывал финансовые трудности, в этом плане родители никогда не обижали его. Но, каждый раз, получая от них деньги на карманные расходы, для него это было равносильно стоянию на паперти. Как и каждому нормальному мужчине, ему хотелось зарабатывать самому. И бильярд стал в этом вопросе ему незаменимым помощником. Его отец, большой любитель этой игры, с детства таскал сына за собой по клубам, где мальчишка первый раз в жизни взял в руки длинную палку под названием «кий». В последствии он отрабатывал свое мастерство. В университете, среди одногруппников, тоже оказалось немало почитателей бильярда. Молодые люди зачастую после занятий заходили в клуб, что находился в полуподвальном помещении недалеко от корпуса факультета, чтобы сыграть партейку-другую. Поначалу играли без всяких ставок. А потом Юра Геращенко, тот, что прозвал нашего героя Михалычем, предложил:
– Пацаны, а че мы просто так шары гоняем. Давайте играть на деньги.
Азарт сделал свое дело и начался совсем другой бильярд. То ли Михаил играл лучше всех, то ли везение было на его стороне, но никому из однокашников никогда не удавалось обыграть его. Ставки делали небольшие, поскольку детей олигархов среди них не было, и, тем не мене, художник умудрялся таким макаром заработать на карманные расходы. Иногда выигрывал пятьсот рублей, а случалось, что и пару тысяч. Все зависело от количества игроков. И каждый из них мечтал выиграть у Михалыча.
Пока шел до метро, обзвонил всех любителей бильярда, в надежде, что кто-то из них находится в клубе, но все сидели по домам и занимались зубрежкой. Оно и понятное дело, на горизонте сессия махала белым платочком.
«Что ж, придется тоже ехать домой», – вздохнул парень, проходя мимо полуподвального помещения с вывеской: «Шаром покати», в котором находился тот самый клуб.
Дома его встретил звук телевизора, доносящийся из гостиной, и умопомрачительный запах. «Курица или лазанья?» – подумал Михаил, вешая куртку на вешалку. Он потянул носом воздух, в животе тотчас проснулся голодный зверь, да так заревел, словно его сто лет не кормили. Парень бросил рюкзак на тумбочку, скинул кроссовки и направился прямиком на кухню. Мать суетилась у стола, расставляя тарелки и раскладывая приборы для ужина.
– Ragazzo mio* вернулся домой, – расцвела она при виде сына, – ты как раз вовремя. Сейчас будем ужинать.
(* в переводе с итальянского «Мальчик мой»)
– И тебе привет, – парень подошел к ней и чмокнул в щеку, – ма, сколько раз я просил тебя не называть меня так, – глядя на нее, он театрально насупил брови, – ты двадцать лет живешь в России и вроде говоришь на русском. Или забыла, что мне уже девятнадцать лет? А я у тебя все в мальчиках хожу.
– Микеле, даже когда тебе будет сорок, я все равно буду тебя так называть, – улыбнулась мама, направляясь к холодильнику и добавила: – если доживу конечно.
Светло-голубое домашнее платье подчеркивало ее высокую статную фигуру и удивительно шло к иссиня-черным волосам, собранным на макушке в замысловатый пучок.
– Доживешь, куда ты денешься, – по-доброму усмехнулся молодой человек, – вы итальянцы народ крепкий, впрочем, как и сибиряки, – вспомнив отца, он поинтересовался: – батя дома?
– В кабинете, уже минут пятнадцать с кем то разговаривает по телефону, – ответила она, вытаскивая из закромов продуктового клондайка моцареллу, базилик, который Михаил терпеть не мог и помидоры. Она промыла овощи и зелень под водой и принялась нарезать томаты и сыр кружочками и красиво выкладывать на тарелке.
Каждый человек по-своему видит окружающий мир. Кто-то воспринимает все, как есть, другие замечают вокруг только плохое, а есть те, кто видит прекрасное во всем. Его мать относилась к последней категории людей. Она была эстетом до корней своих волос. Любила красоту во всех ее проявлениях, а наслаждение ею считала смыслом жизни. Когда накрывала стол, все должно было быть идеально. Приборы, тарелочки, бокалы, салфеточки – все ставилось самое лучшее. На ее взгляд, даже простой семейный ужин должен проходить в приятной и красивой обстановке. А если не дай бог родительница замечала, что сын ест без ножа, для нее это было катастрофой.
«Mamma Mia, Микеле, ты же не пещерный человек, сейчас же возьми приборы», – непременно возмущалась она.
Запах ее любимых духов обволок парня, когда он примостился рядом с ней у стола.
– Мама, ну зачем ты кладешь эту вонючую траву? – скривился сын, глядя, как она украшает блюдо зелеными листиками.
– Разве может быть капрезе без базилика? – вопросом на вопрос ответила родительница и посмотрела на него, как на пришельца.
– Ты же знаешь, я его терпеть не могу, – Михаил потянулся, чтобы взять кусочек моцареллы, но получил воспитательный хлопок по руке.
– Марш мыть руки и переодеваться, – тоном, не терпящим возражений, приказала она.
– Прям уже и попробовать нельзя, – наигранно обиженно фыркнул парень, – ну а вопрос-то хоть можно задать? – спросил он, подмигнув ей.
– Dai*, – ответила женщина. (*в переводе с итальянского «давай»)
– Если не секрет, что у тебя готовится в духовке? – он кивнул на плиту.
– Хм, – ее вишневые губы растянулись в довольной улыбке, оголив белоснежные зубы, – твой любимый цыпленок Парминьяна.
– Я так и знал, – усмехнулся парень, – синьора Габриела, я вас обожаю, – он обнял ее за шею, звонко поцеловал в щеку и направился к дверям.
– Ужин через десять минут. Попрошу не опаздывать, – прозвучало ему в спину.
– Si signora*, – бросил он и вышел из кухни. (*с итальянского «да, синьора»)
Михаил захватил рюкзак из прихожей и, минуя гостиную, где непонятно для кого работал телевизор, направился в свою комнату. Проходя мимо кабинета, парень хотел зайти поздороваться с отцом, но, услышав, что он по-прежнему с кем-то общается по телефону, направился к себе. Заботливые материнские руки навели порядок в комнате, заправили кровать, аккуратно сложили белье в комоде и вещи в шкафу. Он кинул рюкзак на пол у письменного стола, туда же полетели носки. Избавился от толстовки и футболки, сменил джинсы на шорты и завалился на постель. Закинув руки за голову, парень уставился в потолок. «Ехать или не ехать? – вопрос, словно назойливый комар, опять зажужжал в голове, – ну и задали они мне задачку. Жил себе спокойно, так нет же, надо было госпоже японке влезть со своей рекомендацией».
Подумав о преподавателе, он вспомнил, что так и не закончил рисунок. Осталось буквально пару штрихов. Парень подскочил с кровати, вытащил из рюкзака блокнот с карандашом и вернулся назад. Устроился поудобней, опершись на подушку и принялся за эскиз, напрочь забыв о голодном звере в желудке. На его рисунке госпожа Кисимото выглядела немного иначе, чем в жизни. Она стояла спиной к доске, на которой были изображены иероглифы, те, что они изучали в этот день. Из-под ее короткого платья виднелись изодранные чулки, на ногах тяжелые армейские ботинки, а длинные волосы разметались в разные стороны. В одной руке она держала старинный револьвер, ствол которого смотрел вверх, и из него тянулась тонкая струйка дыма. Указательным пальцем другой руки она показывала на один из иероглифов.
«Хоть Кей и не подала виду, но, наверняка, удивилась, когда увидела себя в таком образе», – мысленно усмехнулся парень. Прикусив губу от усердия, он продолжал рисовать, не заметив, как пролетели десять минут. Голос матери, донесшийся из кухни, напомнил ему об ужине. Он окинул взглядом законченное изображение госпожи Кисимото, подумав о том, что надо немного добавить теней, сунул карандаш за ухо, телефон и блокнот распихал по карманам шорт и вышел из комнаты. Он застал родителей за накрытым столом. В центре него стояло блюдо, на котором аппетитный цыпленок, укрытый толстым слоем пармезана, возлежал на подушке из спагетти в томатном соусе. Глядя на кулинарный шедевр, парень невольно сглотнул, а голодный звереныш снова громко напомнил о себе. Старики о чем-то беседовали, но как только Михаил появился на кухне, они тут же замолчали. При виде сына, мать потупила взгляд, суетливо поправляя тарелки и приборы, а на лице отца появилось выражение, не предвещающее ничего хорошего. Не трудно было догадаться, кому они перемывали косточки.
– Легок на помине, – сказал Алексей Михайлович, – а мы о тебе говорим.
– Я это понял, – ухмыльнулся парень, он подошел к нему и, глядя в глаза, протянул руку для приветствия, – надеюсь, вспоминали добрыми словами.
– Разными, – отец ответил на рукопожатие и кивнул на стул, – присаживайся, разговор к тебе есть серьезный.
По тону его голоса стало понятно, что отец не собирается обсуждать с ним прогноз погоды, внутреннее чутье нашептывало, что речь пойдет об учебе.
«Да что им всем от меня надо? – мысленно воскликнул Михаил, – может, и правда надо свалить в Японию, хоть немного отдохнуть ото всех»
– Алекс, ужин остынет, – вмешалась в разговор мать, она взяла его тарелку и стала накладывать еду, – потом пообщаетесь.
– Ужин подождет, а курица никуда не улетит, – категорично заявил отец, бросив на нее взгляд: «молчать женщина, когда говорит мужчина».
Она послушно замолчала и сердито посмотрела на сына. Тот откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, вытащив карандаш из-за уха, принялся его теребить.
– Майкл, за те полтора года, что ты учишься в университете, я никогда не вникал в твою учебу, – начал Алексей Михайлович, – я думал, ты взрослый парень и считал это неуместным, тем более ты дал нам слово окончить вуз. Но, теперь, я понимаю, что ты еще ребенок и за тобой нужен глаз да глаз. Не зря твоя мать называет тебя мальчиком.
Михаил почувствовал, как кровь бросилась в голову, он непроизвольно стиснул челюсти, до скрежета зубов. Сын терпеть не мог, когда отец разговаривал с ним снисходительным тоном и называл ребенком. – Я сегодня был на мероприятии в одном университете. Там было много педагогов, профессоров и прочей преподавательской братии из различных вузов, – продолжал родитель, – и там, наконец-то, я познакомился с деканом твоего факультета, – он сделал паузу, встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся ходить по кухне туда-сюда, как делал всякий раз, когда разговаривал о чем-то серьезном.
«Вон оно в чем дело!»
Молодой человек бросил взгляд на мать, как будто искал у нее поддержки. Та, не глядя на него, нервно постукивала кончиком ножа по столу, наблюдая за мужем.
– Представляешь, Андрей Владимирович кинулся со мной обниматься, когда услышал мою фамилию и узнал, что ты мой сын, – с усмешкой воскликнул отец и, уловив недоумение на лице Михаила, продолжил: – вот и я опешид. С чего бы незнакомый мужик, встречает меня как старинного друга. Естественно, я решил поинтересоваться и говорю: «Вы, наверное, знакомы с моим сыном?» – отец остановился и снова посмотрел на парня, – и ты знаешь, что он сказал?
«Представляю, что он ему наговорил».
Вопрос «Что?» в данной ситуации был неуместен. Михаил промолчал и вперил взгляд в свисающий со стола край белоснежной скатерти, повторяя глазами узоры на ее ткани.
– Так вот твой декан мне ответил: «Знаком не то слово. Он мне уже, как родной. Ваш сын бывает в моем кабинете, чаще, чем я сам», – родитель сымитировал голос Андрея Владимировича.
«Черт», – мысленно выругался парень и посмотрел на отца, тот снова принялся мерить шагами кухню, под пристальным наблюдением жены.
Как обычно, в такие минуты, парню до дрожи в руках хотелось рисовать. И, несмотря на то, что он понимал, что это жуть, как не понравится старикам, Михаил незаметно вытащил блокнот, положил его на колени и, делая вид, что он весь во внимании, украдкой открыл чистую страницу.
– К сожалению, на мероприятии у нас не получилось пообщаться, времени не было ни у него, ни у меня, – продолжил Алексей Михаилович, – мы обменялись телефонами и договорились созвониться вечером.
В то время, как отец расхаживал по кухне в спортивных штанах и футболке защитного цвета, воображение сына рисовало его в образе босса итальянской мафии. В сером полосатом костюме, черной рубашке и белой шляпе, он вальяжно развалился в большом кресле, положив руки на подлокотники, а позади него в образе его телохранителя стояла жена. Черный лайковый костюм облепил ее фигуру, как перчатка, шпильки туфель, напоминали острый кончик меча, который она воткнула перед собой в пол, обхватив рукоятку двумя руками. Ее черные волосы рассыпались по плечам, серо-зеленые глаза метали молнии, а воинственный взгляд предупреждал: «Не приближайтесь к моему боссу». Михаил принялся выводить линии, перенося изображение из головы на бумагу. Он и сам уже сбился со счета, сколько у него было рисунков с родителями. В каких только образах не появлялись они на страницах его блокнотов. У него даже имелась целая серия картинок под названием «Черная лиса», где мать была в образе женщины-лисы. По сюжету она служила в полиции и вела охоту на серийного маньяка по прозвищу «Призрачный Жиль», которого все считали оборотнем, поскольку он постоянно ускользал от нее. Эта не совсем приятная роль досталась отцу.