На берег не сходили, плыли круглыми сутками, пользуясь светлыми ночами, поэтому к Усть-Куйге подошли, в общем, почти не выбившись из графика: опоздали часа на три по сравнению с расчётным временем. Пристань была затянута туманом, из него там и сям выплывали тёмные очертания других судов; туман поглощал звуки, и казалось, что вся пристань спит средь бела дня. Катер пришвартовался у маленького причала, отряд вместе с Васей выгрузился, расплатился и распрощался с командой, оставив им большую часть запаса курева; сигарет Санжи прикупил ещё в Якутске, зная, что при нерегулярном снабжении северных посёлков они могут оказаться очень востребованным и ходовым товаром. В посёлке отряд не рассчитывал оставаться долго: на следующий день планировалось выехать на вездеходе "в стадо" -- на оленьи пастбища в дальних окрестностях Усть-Куйги. В этих неприветливых местах неуютно было только людям, да и то с непривычки, -- олени чувствовали себя прекрасно, на лето уходили в горы, где их не донимал гнус, а к зиме их, откормленных, пригоняли к посёлку. Зимой у оленеводов интересно -- празднуют День оленевода, идёт много традиционных обрядов, в общем, рай для этнографа... только зимой добраться сюда намного труднее, чем летом. Зимник по льду реки пробивают каждый год, но стоит такое путешествие намного больше, чем наём катера, да и рискованнее -- нередко машины в страшный мороз глохнут посреди дороги, и что тогда будет с людьми -- зависит исключительно от того, встретится ли ещё одна машина, а если её нет -- то от оперативности вертолётчиков-спасателей.
Посмотрев в поселковом клубе кино (крутили старую "Мумию", но всё равно заняться было больше нечем) и переночевав в школе, наутро отряд забросил изрядно полегчавший (избавленный от половины провизии) багаж в вездеход и пустился в однообразное восьмичасовое путешествие; после катера даже такая поездка казалась любопытной и познавательной... Вездеход лез вверх по некрутым сопкам, переваливаясь и подминая под себя хилые гибкие лиственнички, тут же распрямлявшиеся следом; обзор из открытого кузова открывался чудесный, Петя и Леся фотографировали, Вася успевал объяснять, как называется какая горка и что про неё рассказывают местные, Маша записывала эти рассказы, а когда Вася иссяк, девушки взялись петь песни. Вася и водитель подпевали, а Санжи в перерывах пел свои, бурятские песни, мелодичные и спокойные. Когда-то Санжи вполне серьёзно предлагали пройти прослушивание в консерватории -- у него был очень хороший сильный голос и абсолютный слух; но он уклонялся под разными предлогами, и было понятно, что заниматься пением профессионально он просто не хочет. Не хочет, чтобы это стало обязаловкой, рутиной, подчинённой к тому же академическим правилам. Вездеход покачивался, пересекая мелкие речки и овражки, над тундрой далеко разносились песни на разных языках, гнус не мог догнать вездеход и не тревожил отряд... Настроение сложилось лирическое и почти беззаботное.
Поэтому когда из мелких лиственниц в овраге, куда вездеход ввалился, с плеском меся гусеницами чёрную грязь, вышли двое с ружьями, никто сразу не оценил опасности. Водитель даже не остановился, пока один из вооружённых людей не выпалил в воздух. Второй навёл ствол прямо на водителя, в окошко кабины, и хрипло потребовал по-русски:
- А ну, вылазьте все! -- и добавил непереводимое обиходное слово.
Вася неторопливо повернулся к ним и спокойно спросил:
- Чего надо? Ты что на людей с оружием кидаешься, а?
- Ты мне поговори ещё! -- взревел стрелявший. -- Выметайтеся все на ...., машину мы забираем. А будете нарываться -- влеплю каждому, не надейтесь даже удрать.
Отряд переглянулся. Маша побелела, как простыня, и зачем-то нервно шарила в кармане куртки. Оружия ни у кого из экспедиции не было -- за многие годы полевых поездок по Сибири никому из учёных оно ни разу не потребовалось. Петя хмуро отложил фотокамеру, следя, чтобы она не упала с рюкзака и не разбилась. Санжи снял очки и задумчиво протирал их рукавом; взгляд его стал задумчивым и было не совсем понятно, куда он смотрит, -- так часто бывает с близорукими. Леся медленно и плавно выпустила из рук лямки рюкзака, за которые держалась, чтобы не мотало на ходу, и высвободила ноги, зажатые сумками: прыгать из кузова невысоко, вон за теми кустами можно нырнуть в ложбинку, её видно только сверху, пока ещё найдёшь...
- Да ну, ребята, вы чего такие нервные, давайте спокойно поговорим... -- начал Санжи, вставая в кузове в полный рост. И второй из бандитов сделал серьёзную ошибку -- приставил дуло карабина в упор к животу Санжи:
- Поговоришь мне щас... Вылазь давай и не рыпайся. -- И тут же усугубил свой провал: - А девок оставьте. С ними поговорим...
Санжи, невысокий, худой и лёгкий, да ещё в очках, на первый взгляд казался типичным хлюпиком. Но первому впечатлению верить было опасно -- Санжи был борец, в своё время занимал второе место в родной республике в низшей весовой категории. Но ему приходилось бороться с более рослыми и сильными соперниками: в вольной борьбе побеждают не рост, не вес и не сила, а ловкость и быстрота. С этой-то неожиданной у очкарика быстротой Санжи отвёл от себя ствол, рванул его с поворотом, накрепко вцепившийся в оружие бандит потерял равновесие и ударился о борт вездехода, его напарник, державший на прицеле остальных, повернулся в ту сторону и выстрелил -- что-то с визгом пролетело мимо Леси и Васи, -- но второго выстрела сделать не успел: ему на голову обрушился ботинок начальника отряда. Петя не выглядел ни хлюпиком, ни слабаком, но и комплекцией не выделялся: выделялся он тем, что занимался айкидо. Тоже, как выяснилось, полезный спорт: реакция у Пети оказалась лучше, чем у противника. Стрелок отлетел, выронив ружьё, первый из бандитов почти вырвал свой ствол и пытался направить его в Санжи, но тоже не успел: перегнувшись через борт, Маша брызнула ему в лицо репеллентом от мошки, от души вдавив кнопку распылителя. Бандит запрокинул голову, пытаясь спасти глаза, его напарник только-только принял сидячее положение, крутя головой -- не каждый лень получаешь берцами по уху... Вася пригнул головы обеих девушек к самому кузову, навалился на Санжи, чтобы он тоже присел к борту, и выкрикнул какое-то короткое якутское слово; взревел мотор, вездеход, накренившись, вырвался из овражка и, перевалив его гребень, понёсся по относительно ровной тундре, расшвыривая грязь из-под гусениц. Вслед ему ударили два выстрела, одна пуля пропела где-то вверху, другая со звоном влепила в корму машины, но люди были надёжно укрыты за бортами и было ясно, что вездеход теперь не догнать.
В стойбище про вооружённых бандитов ничего не слышали, новости напугали людей, но не до паники. Афанасий Николаевич, председатель оленеводческого совхоза (он же главный человек на стойбище), вызывал по рации посёлок, сунул микрофон Васе, и Вася кратко описал стычку. Из посёлка посоветовали соблюдать осторожность ("А мы бы, б...., не догадались!" - заметил по-русски председатель) и пообещали вызвать милицейские вертолёты. Выслушав всё это, Афанасий Николаевич лично проверил исправность оружия у тех, у кого оно было (всего на стойбище было три охотничьих карабина), сам привесил к поясу кобуру с пистолетом Макарова в травматической версии, велел собрать оленей и далеко в горы их не отпускать. Трём подросткам, проводившим каникулы с родителями в горах, он настрого запретил всякую самодеятельность и пообещал, что тех, кто будет самовольничать, немедленно после устранения опасности отправит в посёлок и сдаст под надзор милиции. Выяснив, что у экспедиции оружия нет, председатель помрачнел и предупредил, что с работой отряда в таких обстоятельствах могут быть проблемы.
- Мы постараемся не мешать, -- сказал Петя, понимая, что в случае каких-нибудь новых историй с вооружённым нападением всем будет не до них.
Несмотря на всю тревожность положения, встретили отряд как положено: по случаю приезда гостей забили оленя и наготовили множество разной снеди. Сами оленеводы всё лето питались консервами, иногда добывали пролётных гусей и ловили рыбу. Забой оленей происходил зимой, когда шерсть у животных была самая густая и тёплая, тогда же делались все заготовки мяса и обрабатывались шкуры.
Людей в стойбище было немного -- не считая подростков, здесь работали всего восемь оленеводов. Все местные и гости уместились в большой палатке, которая служила и кухней, и домом для самого председателя, его жены и дочерей, и складом особо ценных припасов -- спичек, сигарет, батареек, сахара, муки -- словом, всего того, что нельзя было хранить снаружи, на лабазе. Здесь же на почётном месте обитала рация -- каждый день в установленное время оленеводы связывались с посёлком, если не происходило ничего неожиданного. Если же были срочные новости (резко портилась погода, кто-нибудь заболевал, ломался вездеход), об этом в посёлок сообщали немедленно.
Все расселись в жилой части палатки, на толстом слое лиственничных лап, посередине на доске, служившей столом, хозяйки расставили блюда с варёным оленьим мясом, кусками жареной печени, отварным желудком, миски с сырым костным мозгом, кровяной колбасой, сметаной из оленьего молока... Хлеб нарезался большими кусками и съедался только после того, как попробуешь все блюда, -- кусок хлеба служил и тарелкой, и черпаком. Единственными столовыми приборами, которые полагались в такому столу, были маленькие разделочные дощечки и острые ножи: на дощечках мелко резали мясо и ели его руками. Отдельно под конец пиршества подавались чашечки с очень крепким и жирным бульоном; этот эвенский суп под названием "хов" сам по себе стоил целого обеда. Выпив по пол-чашки бульона, согрелись даже сильно замёрзшие в дороге девушки. Венцом ужина был чай всё с тем же хлебом, на который мазали сметану. Сметана была жёлтая, жирная и сама по себе сладкая. Впрочем, для сладкоежек достали ещё пластиковое ведёрко с джемом. Чай подавался в металлических полулитровых кружках, он был чёрный (Леся, входя в палатку, успела заметить, что в котёл воды высыпали две стограммовых пачки заварки) и не просто засыпался в кипяток, но ещё и варился некоторое время.
За едой делились новостями, причём членов экспедиции подробно расспросили, чем они занимаются, где уже были и куда поедут, что им интересно, какая у них аппаратура... Жена председателя, Анфиса Егоровна, пообещала с утра, как закончат с осмотром стада, рассказать пару сказок, а младшей дочери Ане велела найти в тюках и разгладить эвенский костюм, который она сама шила все каникулы. Смешливая Аня, как выяснилось, училась в техникуме лёгкой промышленности на модельера, а национальные костюмы были её отчётом по дизайнерской практике. Мальчишки насели на Петю и Санжи, прося показать видеокамеру, Петя дал им даже поснимать немного, а потом сфотографировал всё собрание вместе с экспедицией, поставив фотоаппарат на автоспуск, так что и сам попал в кадр.
На ужине не было только двух человек -- они несли дозор вокруг стойбища. В светлые ночи при ясной погоде, как сегодня, трудно было подойти к стойбищу незамеченными на расстояние выстрела, поэтому сторожа в основном присматривали за оленями -- если кто-нибудь отобьётся от стада, бандиты могут застрелить и украсть животное, да ещё убить собак, которые обязательно кинутся на грабителей. Эвенские собаки -- серьёзные звери, не очень большие, но храбрые, умные и чуткие. Они с важным видом обегали стадо, порыкивали на оленей, пытавшихся отбрести в сторону, уши у них всё время стояли торчком.
Наевшись и более-менее удовлетворив любопытство обитателей стойбища, отряд собрался спать. То, что ночами не темнело, а лишь немного смеркалось, с непривычки сбивало ритм сна и бодрствования, и бывало, что члены экспедиции ложились под утро, потому что раньше спать не хотелось. Но долгая поездка, пережитое нападение и в некоторой степени влияние гор (около семисот метров над уровнем моря) заставляли просто засыпать на ходу. Отряд разместился в палатке, из которой мальчишки перебрались в настоящий шалашик возле лабаза; для них это была своего рода игра, в шалашике было интереснее, чем в простой палатке, но обычно им не разрешали там ночевать -- чтобы не замёрзнуть, нужно было всё время поддерживать там огонь в печке, то есть просыпаться в течение всей ночи. Отряд улёгся поближе к центру палатки, вокруг опорного столба. На толстой, сантиметров в двадцать, подстилке из лиственничных веток было мягко, как на диване, печка давала ровное сухое тепло, запах лиственницы, отдалённый шум оленьего стада и тягучая усталость сморили путешественников, притупив даже ощущение опасности от бродящих где-то поблизости вооружённых бандитов.
И проснулись они от грохота выстрела и раздавшегося следом отчаянного собачьего лая. Первым подскочил Петя; сперва ему даже показалось, что выстрел ему приснился, -- звуки снаружи заглушал какой-то равномерный шум. Но рядом зашевелилась и поднялась на локте Леся:
- Что там? Стреляют? -- раздался её шёпот.
- Не знаю, -- тоже шёпотом сказал Петя, перешагнул через спящего Санжи и, осторожно отвернув полог, выглянул наружу. Там было сумрачно, и он не сразу понял, почему. Оказывается, за ночь натянуло тучи (в горах погода меняется быстро и часто) и посыпал нудный тоскливый дождь. Видимость сразу ухудшилась, даже сравнительно громкие звуки скрадывались шелестом дождя, и Петя не очень понимал, что происходит. В стойбище, однако, поднималась тревога. По склону на фоне неба метались олени, слышался глухой перестук копыт. У второй палатки отошёл полог, в неярком луче от фонарика на пороге показался Афанасий Николаевич со своим пистолетом наготове; мимо пробежал один из оленеводов-дозорных с ружьём. За спиной Пети появился Санжи:
- Чего там? -- спросил он в точности как Леся.
- Стреляли, -- мрачно ответил начальник экспедиции, словно герой популярного фильма, натянул резиновые сапоги, надел непромокаемую куртку и вышел под дождь. Леся сунулась следом, Санжи, тоже одеваясь, остановил её:
- Девки, сидите лучше тут. И свет не зажигайте.
Снаружи молодым людям в двух словах пересказали, что случилось. Буквально несколько минут назад, пользуясь плохой видимостью из-за дождя, к склону горы, на котором лежало стадо, подобрался вооружённый человек, застрелил оленя и утащил его. Остальные животные, испуганные выстрелом, заметались и разбежались, а собаки подняли тревогу, но не знали, что им делать -- преследовать чужака или собирать стадо. На их счастье, по следу бандита они всё-таки не побежали -- стрелок он был хороший и вполне мог уложить собак даже издалека.
Хмурый, невыспавшийся председатель велел всем мужчинам, у кого есть оружие, занять наблюдательные позиции за укрытиями -- на берегу речки за камнями, за гребнем овражка, на лабазе. Ходить по стойбищу в полный рост запрещалось -- фигуры людей были одинаково хорошо видны на фоне светлых палаток и тёмных склонов. Анфиса Егоровна вызвала по рации посёлок. Оттуда сообщили, что вертолёты прочёсывают горы от посёлка до двух соседних стойбищ, и в помощь им выделены внутренние войска. Из колонии строгого режима недалеко от бывшего посёлка Кулар сбежали пятеро преступников, вооружённых винтовками и одним автоматом. По-видимому, им помог бежать кто-то из сотрудников колонии, потому что украсть столько оружия было невозможно. В колонии идёт следствие, жителям посёлка и оленеводам из улусного управления МВД дано распоряжение не допускать самодеятельности и не начинать боевых столкновений с бандитами, но в случае нападения обороняться всеми доступными средствами.