<p>
ШЕСТАЯ ЗВЕЗДА</p>
Так хлынула во взор мой, к ней раскрытый,
Шестой звезды благая белизна,
Куда я погрузился, с нею слитый.
Была планета Диева полна
Искрящейся любовью, чьи частицы
Являли взору наши письмена.
<p>
Данте</p>
- А знаешь, чем клён отличается от рябины?
- Чем?
- У клёна листик как моя ладошка, вот такой! -- Маша растопырила пальцы и помахала перед Зоей.
- И такой же красный, -- сказала Зоя. -- Перчатку надень.
- Не хочу! Мне не холодно. Я вот как могу! -- Маша схватила с газона пригоршню грязноватого снега, слепила голыми руками снежок, косо запустила в толпящихся на дороге голубей. Голуби лениво расступились.
- Только руку о пальто не вытирай, а то нам мама обеим задаст! -- Зоя остановилась, достала из кармана бумажный платочек, вытерла племяннице руки.
- Обоим!
- Если бы мы с тобой были мальчиками, то было бы "обоим", -- сказала Зоя, -- а мы девочки. Поэтому "обеим".
- А Елена Николаевна всегда говорит "обоим", и про девочек тоже, -- задумалась Маша.
"Дура ваша Елена Николаевна", -- подумала Зоя, но вслух этого не сказала: Маше в группу к Дуре Николаевне ещё полтора года ходить.
- Зоя, Зоя, а можно я в лужу? Я же в резиновых сапогах!
- Только не в эту! -- испугалась Зоя. -- Там лёд на дне! Покатишься и сядешь в воду, а штаны у тебя не резиновые!
- А в какую тогда?
- А вон в ту давай, она и поглубже, -- Зоя свернула с тротуара во двор, под низко склонённые яблони. -- Там нету льда, я утром проверяла.
- Зачем ты лужу проверяла? -- вытаращилась племяшка.
- А вот, думаю, пойдём вечером с Машей из садика, и Маше захочется прыгнуть в лужу, а я ей лужу хорошую найду...
- Правда? -- Маша потянула тётю за руку и заглянула ей в честные глаза.
- Шучу! Я туда утром ключ уронила, пришлось всю обшарить, пока нашла.
Маша разбежалась и обеими ногами прыгнула в глубокую дыру на асфальте, до краёв налитую талой водой. Какой-то малыш, игравший в песочнице под бдительным присмотром бабушки, тоже рванул к луже, но был пойман за шарфик и залился рёвом.
Зоя тоже зашла в лужу, побулькала по очереди рубчатыми подошвами, чтобы смыть налипшую глину:
- Всё, анфан терибль, пойдём домой.
Услышав звон ключей и хохот Маши за дверью, Настя предусмотрительно поставила на стол тарелку, которую держала в руках: дочь всегда кидалась к ней обниматься, вышибая всё, что мама не успела убрать подальше.
- Машка! Ты мокрая вся! Вы что, в луже плюхались?
- Да-а! Обои!
- Обе, Машутка, -- вздохнула Зоя, вешая мокрую куртку на батарею. -- Обои -- это то, на чём ты фломастерами нарисовала...
Настя была на три года моложе сестры, а выглядела взрослее: макияж, модная стрижка, маникюр, каблуки, узкие юбки -- всё это она умела и любила носить: современная деловая женщина. Старшая сестра всю сознательную жизнь выглядела подростком. Берцы, джинсы, штормовка, незамысловатая причёска "хвост", вечные простенькие серебряные серёжки, подаренные ещё на тринадцатый день рождения, -- всё это не менялось со школьных зоиных времён. Школьница Зоя со старых фотографий отличалась от фельдшера Зои только меньшим количеством морщинок у глаз.
Настя вела шумную и сложную взрослую жизнь: отучилась с красным дипломом на экономиста, вышла замуж, сменила работу, родила, развелась, снова сменила работу и снова искала мужчину своей мечты... Зоя уже восемь лет ходила на свою станцию СМП одной и той же дорогой по одному и тому же графику -- сутки через трое. Только когда появилась племяшка, зоины маршруты стали разнообразнее: с Машей в поликлинику, потом с Машей в детсад, потом с Машей на танцы... Деловая женщина Настя работала строго с девяти до шести, приходила домой, устало вздыхала, с видом великомученицы готовила ужин, стирала, сушила и убирала вечно изгвазданную машину одежду, заглядывала в планшет и засыпала в одиннадцать с чувством выполненного долга. Остальное оставалось Зое. Сменившись утром после суток, забежать по дороге домой в магазин за всем, что кончилось дома, -- а что, нормально! Как раз и магазины открываются.
Личная жизнь у Насти отсутствовала, подруги пару раз в месяц приглашали её погулять в "интересные места", надеясь, что однажды её подхватит на седло и умчит принц на белом единороге. На неё действительно засматривались -- есть на что посмотреть! Но вечное выражение "одинокая с ребёнком", видимо, отпугивало даже самых стойких единорогов.
Зоина личная жизнь называлась "племяшка". Всему, что умела Маша, от завязывания шнурков до сборки объёмных конструкторов, её учила тётя Зоя -- маме некогда. Мама приводила одетую Зоей дочку в садик, сдавала воспитателям и отправлялась на работу -- забирать дитя обычно приходила тётя (если только не дежурила в этот день). Время от времени дочь Настю удивляла: оказывается, она уже умеет сама надевать колготки... и перчатки... и застёгивать мелкие пуговки... и не желает носить туфельки с джинсами, потому что это немодно... Мама плохо представляла даже, какие игрушки есть у дочери и что она с ними делает. Регулярные настины покупки кукол для Маши уже не удивляли даже саму Машу -- мама никак не могла запомнить, что дочь не играет в куклы, а любит щенков-спасателей и трансформеров с колёсиками. Разговаривать с мамой про трансформеров тоже было бесполезно...
Иногда для маминой психики было спокойнее не знать, чем занимается дочь. Однажды в новогодние праздники Настя испытала настоящий ужас, когда Маша, придя вместе с Зоей с прогулки, запела свирепым хриплым голосом: "Орррррёл Шестого легиона, орррррёл Шестого легиона всё так же ррррррвётся к небесам!" Настя села где стояла и слабым голосом вопросила пространство:
- Что... это?..
- Это песня, мама, -- объяснила добрая дочь, забираясь Насте на колени. -- Про легион.
- Зоя?! -- вскрикнула младшая сестра.
- Это Миша поёт, -- невозмутимо сказала старшая, -- с нашей подстанции.
- Вы чем занимались?! -- выясняла Настя.
- Мы гуляли в лесу, а у Миши вчера был день рождения. А сегодня они с парнями пошли на озерко и там шашлык жарили и песни пели. И нас с Машей пригласили.
- Тебе что, делать больше нечего? -- шипела Настя на кухне, когда Маша уже уселась смотреть своих щенков по телевизору. -- Ребёнка таскаешь с мужиками водку пить?!
- Настюха, они не пили, -- спокойно объясняла Зоя с набитым ртом, уплетая пиццу. -- Они же с семьями были, Машка там с детьми играла, у меня фотки есть на телефоне. Хочешь, скину?
- Ну ладно, -- не унималась Настя, -- но этот блатняк...
- Это, Настюха, не блатняк, это археология. Ты бы хотела, чтобы она Шнура в маршрутках слушала? Без купюр...
- Зойка, прекрати меня пугать!
- Ты вот зря с нами не пошла, кстати. Ты в лесу когда в последний раз была?
- Зойка, я не хочу в лес. Ты же знаешь, я не любитель походно-полевых развлечений...
- А Маше понравилось. Ты вот на неё накинулась, а даже не спросила, что она там делала. Спроси -- узнаешь много нового...
На фото Маша с двумя девочками и мальчишкой года на два постарше с упоением бегали по сугробам, лепили какое-то несуразное существо из снега, катали друг друга на санках... Были фото Маши с огромной гитарой, Маши с жареной сосиской на шпажке (дома она наотрез отказывалась есть сосиски!), Маши на плечах высоченного бородатого мужика с детской доброй улыбкой... Дочь явно была счастлива, а Настя тогда впервые задумалась, что чего-то недодаёт ребёнку... но у неё совсем нет времени...
Вообще вопросы развлечения Маши были целиком отданы во власть Зои. В парк аттракционов Настя не ходила -- у неё голова кружится, кататься на речном трамвае отказывалась -- её укачивает, в кино на мультики её тоже было не заманить -- она не может сидеть полтора часа в тёмном зале... Зою, казалось, нигде не укачивало, ничто не смущало и никогда не было скучно.
- Зойка, почему ребёнок плачет? -- спросила мама из кухни, пытаясь перекричать телевизор.
- Я тоже ребёнок. Я тоже плачу, -- сурово отвечала семилетняя Зоя, глядя на ревущую Настю, которой только что от бессилия отвесила подзатыльник. -- Ну что ты орёшь? Нельзя жрать бумагу, кишки слипнутся!
- Какие кишки? -- сквозь всхлипы спрашивала Настя.
- В животе которые. И повезут тебя в больницу живот резать. Жуй вот яблоко, мало тебе, что ли?
- Не хочу яблоко! Я к ма-аме хочу, -- хныкала Настя.
- Не лезь ты к маме, а то ещё получишь, -- старшая сестра забиралась в кресло, сажала на колени младшую и открывала ей книжку с картинками. Пока Настя тыкала пальцем в утят и кроликов, Зоя успевала прочесть пару страниц про Петю и Гаврика.
- Ты опять распустила руки?! -- Мама металась по коридору, как ракета, слетевшая с направляющих, и так же шипела и брызгалась искрами. -- Ты что себе позволяешь? Ты же девочка!
- Ну извини, -- пожимала плечами Зоя, уже третьеклассница, стягивая резиновые сапоги сперва с Насти, потом с себя. -- Что ж ты мальчика не родила?
- Как ты разговариваешь с матерью, -- мама села на табуретку, бессильно опустила руки. -- Кто тебя воспитывал...
- Дитя улицы, позор семьи, по мне надзор ПДН исплакался, -- так же безразлично и привычно сказала Зоя и повернулась к сестре. -- Давай снимай рукав, куда ты в куртке пошла, Настюха! Положи пока перчатки, потом постираем.
- Они порватые... -- печально сказала Настя, растягивая шерстяную перчатку со свежей дырой.
- Зашьём, делов-то. Пошли сапоги мыть.
- Зоя, -- не отступала мать, -- мне звонила мама Андрея. Она сказала, что ты выбила ему зуб.
- Только один? -- спокойной уточнила Зоя из ванной, где они с сестрой уже полоскали грязные сапоги под струёй воды. -- Ладно, остальные потом выбью.
- Ты что, считаешь, это нормально?! -- снова взвилась мама. -- Драться с мальчиками -- это нормально?
- Ну раз мальчики считают нормальным бросать в твою младшую дочь кирпичами... Может, мне тоже надо было кирпичом в него кинуть, а? -- Зоя с нарочито наивным выражением выглянула из ванной. -- Так я в другой раз так и сделаю, ты только скажи...
- Зойка!! Я тебя выпорю!
- Андреевскую маму выпори, чтобы маленьких не бил. Дебил.
- Не бил -- дебил! Не бил -- дебил! -- радостно запела Настя и заплясала по коридору в одном носке и с мокрыми сапогами, надетыми на руки. Она уже совершенно утешилась.
- Наоборот, Настюха: тот, кто маленьких не бил, -- тот, конечно, не дебил, -- поправила старшая сестра. -- Тащи перчатки, постираем!