Позже Алина говорила отцу, до которого баба Вера донесла обо всем произошедшем, что почувствовала запах травы, которую курил Алеша со своей шкурой, поэтому решила прекратить этот мерзкий бордель. Седой (только этот неразумный кретин был способен поверить в подобную чушь) даже похвалил маму, а вот бабке, этой несчастной старухе, он вставил нагоняй. Бабушка никак не могла понять за все годы побоев, что лучше молчать, чем выслуживаться перед сумасшедшим сыном за чей-то счет, ведь от этого лишь ей самой бывало плохо. Что касается Алеши, он понял, что от жены соседа ему теперь уже никуда не деться.
Алина перестала контролировать свое поведение, она сбегала к любовнику в любое время, если того желало ее половое влечение. Отец начинал подозревать неладное. Да нет, до него дошло, что жена изменяет ему, но не дошло, с кем. Он стал безбожно колотить Алину в надежде выбить правду, пытался запирать неверную жену, но та находила неординарные выходы. Первый раз, когда тиран ушел к дяде Славе, мама выцыганила ключи у дедушки. После этого Седой избил и ее, и родного отца, а ключи у родителей отнял. Второй раз Алина перелезла с нашего балкона на соседний, вышла через чужую дверь с помощью хозяина квартиры, который был ввергнут в некое недоумение, вернулась в свой подъезд, но уже в квартиру любовника. Когда папе, сидевшему тогда на кухне очередного товарища по стакану, доложили, что его жена, словно мартышка, скачет по балконам, он впал в дикую ярость. Он так избил неверную, что той даже пришлось лечь на пару недель в больницу. Когда Алину выписали, она, так сильно за эти дни заскучавшая по любовнику, явилась сначала именно к нему. Отец не знал, что она дала деру раньше уговоренного времени и поехал за ней, но в назначенном месте ее не оказалось. Папа сразу понял, что мать у любовника, но он и не думал, что она так близко. Пока Седой пил с горя, Алина жила в соседней квартире и не выходила оттуда несколько дней. Своей невероятной привязанностью эта дикая кошка заставила Алешу полюбить себя, и он принял наконец эти отношения, которые сначала считал нелепицей. Он предложил Алине свое заступничество, но та отказалась, хотя ей и было приятно, потому что считала, что это доставит воз лишних проблем. Изменница пока была не готова к разоблачению и последующему разводу. Когда она вернулась домой, папа жестоко избил ее, неистово желая узнать имя того, кто был с ней все эти дни, но та лишь смеялась мужу в лицо, опьяненная своей любовью. Безмозглый Седой так ничего и не понял. В таком цирке мы кружились почти год.
Однажды летом мама снова куда-то сбежала, но уже не к любовнику, что для самого Алеши, считавшего мою мамашу уже почти своей собственностью, стало большим удивлением. Гулящей кошки не было сутки. Седой искал ее по друзьям и подругам, но тщетно. Озадаченный, он сидел на лавке и курил Приму (потому что на другие сигареты денег не хватило). К подъезду вышел Алеша.
–Здорова, Седой! Чего злой такой?
Отец ответил с печальной злостью:
–Представляешь, Алинка опять сбежала. Бросила нас с дочерью и шарахается по койкам. Вернется – прибью.
Я сидела рядом с отцом и болтала ножками в новых сандаликах, подаренных мне любимым дедушкой. Мне было привычно слышать такие разговоры, поэтому я даже не шелохнулась, ни один мускул на моем маленьком конопатом лице не дрогнул от мысли, что моя мать снова будет побита: мне было ее нежалко. Дикость, не правда ли? А вот на Алешином лице мускул дрогнул. И не один.
–Как так? Куда сбежала? – в волнении, которого не заметил мой тупой отец, спросил он.
–Да кто ж ее знает! – рассерженно фыркнул Седой.
Алеша был взбешен тем, что мама сбежала не к нему. Он был не настолько глуп, чтобы думать, что та сидит у подруги. Папа рассказал ему, что он всех подруг обзвонил, что сбежала она ни с того ни с сего, что ссор не было, просто он проснулся вчера, а ее нет. Алеша за эти месяцы хорошо узнал свою любовницу, он не был таким слепцом, как мой несчастный папаша, поэтому он знал, что практически нет других вариантов, кроме того, что Алина вторые сутки зависает на хате с каким-то мужиком, одним в лучшем случае, и пьет, как последняя скотина. Так как парень был ей всего лишь любовником, а не мужем, он не мог предъявить гулящей какие-либо претензии. Алеша молча отправился по своим делам, но выводы сделал.
На следующий день, когда мама явилась домой весьма потрепанная, отец, как и обещал, был с ней беспощаден. Побитая, она сбежала, а он даже не стал ее преследовать, что ей сыграло на руку. Мама тихонько шмыгнула в квартиру Алеши, так как у нее тогда уже были ключи. Дома его не оказалось. Она осталась ждать.
Парень вернулся домой глубокой ночью в дурном своем состоянии. Кайф давно отпустил его, телом и разумом завладел психоз. Когда он увидел на своем скрипучем диване маму, проснувшуюся оттого, что хозяин громко закрыл дверь, лицо его перекосилось в отвращении.
–Что ты здесь делаешь? – брезгливо спросил хозяин.
–Алешенька, как так? Что ты спрашиваешь? Тебя жду, – как ни в чем не бывало лепетала она.
–Пошла вон, – раздраженно сказал он и сам вышел из комнаты, чтобы не видеть ее.
Но Алина метнулась за ним.
–Что это ты так со мной? – щебетала любовница, вцепившись в рукав его футболки, провонявшей потом и жженой травой.
–А ты не знаешь? – Алеша оттолкнул неверную. – Ты просто проститутка! Бесплатная и беспринципная! – он уже кричал на Алину, выпучив свои красные глаза.
–Ты охренел? – возмутилась мать.
–Закрой рот! – парень больше не стал заниматься болтовней. Он схватил ее под руку и выволок в коридор. – Обувайся и выметайся!
–Алеша, – крикнула она, не понимая, откуда в этом робком птенце, покорном ей во всем, столько агрессии и решительности, – я же к тебе пришла.
–Вон! Убирайся! – он кричал так громко, что мы слышала через стену.
–Алеша! – завопила Алина. – Алеша, прости! Не выгоняй меня!
Мы услышали и ее. Знакомый голос поразил отцовский слух, Седой напрягся. Я сжалась от испуга. Мы с отцом побежали в коридор и прислонились к входной двери, чтобы было лучше слышно. Благие маты доносились из соседней квартиры. Дверь распахнулась, и Алеша вытолкнул мою мать в подъезд.
–Вон! И не смей сюда больше приходить!
Отец прилип к дверному глазку.
–Алеша, – молила эта падшая, рыдая, – прости меня, выслушай!
–Нет! – наркоман пытался вытолкнуть ее и закрыть дверь, но она всеми силами упиралась. Он не хотел распускать руки, поэтому вытолкнуть ее совсем так и не смог.
Тут до отца все дошло. Седой спустился по стене и взялся за лысую голову.
–Вот ведь дрянь, – дрожащим голосом произнес он.
В тот момент мне было жалко папу. Он выглядел таким слабым. В его любви к этой женщине было много чего, и он так боялся это потерять. Страшнее всего было ему то, что эта измена отличалась от предыдущих ее похождений: она рыдала и умоляла любовника, потому что любила его. То, что Алина предала Седого не только телом, но и душой ранило его практически смертельно. Он даже не мог выйти к ним и раскидать по углам.
Я обвила шею отца своими слабенькими ручками и принялась его успокаивать, пока эти двое продолжали, ничего не скрывая, скандалить в подъезде. Я тогда уже все понимала. Я не была удивлена, ведь все знала. Мама несколько раз таскала меня на свои встречи с Алешей, Алеша протестовал, но ее воля была сильнее, и он быстро замолкал.
Наконец отец собрался, встал и открыл дверь, отшвырнув при этом меня. Ах, папа, как иронично: я была единственным человеком, который тебя жалел, а ты так грубо со мной обошелся. Он вышел, не обратив на меня, рыдающую от удара в коридоре, никакого внимания. В подъезде начался скандал еще пуще. Алеша, увидевший Седого, переключился на него, будто не он был любовником, а мой отец собственной персоной:
–А, ты, забирай свою жену! – кричал он Седому.
Отец, разгневанный таким наглым поведением еще больше, кинулся на Алешу с криками и выяснениями, началась драка. Кубарем, словно мартовские коты, дерущиеся из-за течной кошки, скатились они вниз на один лестничный пролет. Драка была серьезная. Повезло, что наш товарищ сосед вышел и с немалым трудом разнял этот клубок, иначе бы Седому пришлось отхватить от разъяренного наркомана намного больше. Алеша был сильнее, очевидно. Седому повезло.
После этого шумного скандала, о котором узнал весь дом, Алеша зашел к себе, я, папа и наш сосед пошли к нам, а мама отправилась к Чепухе искать утешения на плече у тети Лизы. В доме Чепухи сумасбродную Алину убедили в том, что лучше вернуться к мужу. Хотя бы до тех пор, пока Алеша злится. Алина никак не могла ожидать, что парень воспримет ее измену с таким гневом и отрицанием. Она горько пожалела о том, что загуляла. Мысли этой подстилки были только о том, что она может потерять любовника, но никак не семью, дочь. Как ужасно ребенку чувствовать себя менее нужным матери, чем какой-то хахаль. Мой детский мир рушился, будто там была война. Дирижабли, воздушные шары, башни – все это падало и разбивалось на осколки, на частицы пыли, оставляя после себя лишь мусор, помойку. Вот во что превращала мать детский мир своего ребенка.
Пока Алину учила жизни тетя Лиза, отца угоманивал наш сосед. Он был отличным семьянином, поэтому знал толк во всем таком. Этот добрый понимающий мужчина посоветовал Седому успокоиться и принять жену назад, но только ни в коем случае не бить. Душевный разговор под рюмку-другую возымел свое влияние, отец послушал товарища. Почти во всем. Когда Алина вернулась, он не стал выгонять блудливую кошку, однако приложился к ее физиономии крепко.
Отношения стали натянутыми между всеми: отец возненавидел соседа наркомана и стал поливать его грязью на каждом углу; Алеша злился, но пока терпел, потому что знал свою вину; мама почти не разговаривала с папой, но и с Алешей тоже, потому что тот и смотреть в ее сторону не хотел; а все соседи и знакомые только и делали, что жужжали об этом любовном треугольнике, начерченном на одной лестничной клетке. В таком отвратительном мире взаимоотношений продолжалось мое детство. Глупые взрослые, особенно бабки-сплетницы, со своими черствыми душонками даже не старались сворачивать свои языки в трубочку при мне, они обсуждали все подробности, выдумывали новые, даже если я была где-то рядом. Люди, они такие отвратительные: порой, чтобы скоротать время и поболтать; порой, чтобы почувствовать себя значимыми и знающими; они несут всякую чушь о том, в чем вообще не сведущи. Так рождаются сплетни. Конечно, моя мама была подвержена греху прелюбодеяния, но то, с каким вдохновением соседи выдумывали истории о ее похождениях, порой просто поражало.
Страдали от этой истории все: мама, которая не могла вернуть расположение любовника; отец, чье сердце было разбито и вышвырнуто на помойку; я, чья семья рушилась; Алеша, бабушка которого страдала от происходящего, из-за чего парня мучили угрызения совести. Укоряемый любимой бабушкой, парень начал презирать бывшую любовницу и зарекся больше не иметь с ней ничего общего. Его холодность убивала мою маму. Она рыдала каждый день и пила, пропадая в своей любви. Она стала гулять еще больше и даже не скрывала этого. Отец бил ее, в неистовстве своем забываясь. Жена его даже попала в больницу, а когда вышла оттуда, на неделю пропала в чьих-то пьяных домах. Как ее держали на работе – тайна для меня, потому что извечно подбитое лицо ее вряд ли устраивало работодателей. Хотя я не знаю, кем она тогда работала. Возможно, синяки не играли на том месте особой роли. Алина не переставала впадать в крайности и творить сумасбродства. Алеша же был непреклонен и за такое поведение презирал эту женщину еще больше. Он снова стал водиться с той девчонкой, которая разделяла его интересы.
Наш дом превратился в еще больший бедлам. Странно было то, что и мама, и папа считали происходящее обыденностью. Вот как работает мозг пьющих людей, которым под дурманом алкоголя искажение нормы кажется обычным делом.
Алина не переставала любить молодого наркомана, но со временем острота боли разлуки стала менее сильной. Она приходила понемногу в себя. Как-то Настя и Вика, которые коротали с моей мамашей вечер на лавочке, надавали ей советов. И какого черта эти две сучки лезли в нашу семью! Снова у них вышло внести свою отвратительную лепту. Я сидела рядом в песочнице, одинокая, лепила куличики и все слышала.
–Мать, – со всей душой обращалась к Алине Настя, – ты неправильно себя ведешь. Я понимаю, ты вся извелась. Ты страдаешь, да, потому и бухаешь. Но если ты хочешь Алексея вернуть, надо идти совсем иным путем. Прекрати истерить. Не все мужики слабеют перед женскими слезами. Алексей флегматик, а они любят спокойствие. Возьми себя в руки и прекрати весь этот цирк. Начни с ним общаться так, как будто он тебе стал безразличен. Стань спокойнее. Когда он увидит, что буря миновала, он подпустит тебя ближе, тогда уже можно будет постепенно включать режим соблазнения. Но постепенно! Не резко.
Эти советы сильно повлияли на мать, она им последовала, и это возымело свое действие. Прошло немного времени с тех пор, как Алина стала общаться с Алешей спокойно, а он это принял с радостью, осчастливленный тем, что истерик, портивших его репутацию перед любимой бабулей, больше не будет. Еще один лицемер в нашем театре: он не готов был бросить дурь, которая порочила его в глазах бабули не меньше, чем шумные отношения с замужней женщиной, но зато мог расстаться с той самой женщиной, чтобы бабуля нервничала на копейку меньше. Но парень к Алине до конца так и не остыл, поэтому ей было легко перейти в режим соблазнения. К сожалению, все вокруг видели, что происходит между теми двумя, обсуждали это, мусолили, и происходящее быстро доходило до моего отца. Седой был в бешенстве. Конфликтов между ним и соперником было не избежать. Они дрались постоянно, два самца, боровшихся за право обладания самкой. Люди, ставшие животными – это так грустно и смешно одновременно. Мама, к слову, не брезговала спать с мужем в перерывах между встречами с любовником. Так и творилась эта грязь на моих детских глазах, видавших многое, что не следовало бы.
В конце концов эта история не могла тянуться вечно, надо было что-то решать. Седой, сходивший с ума от постоянных нервов на почве побегов Алины к любовнику, постарел за несколько месяцев так, как люди не стареют за годы. Алина, как настоящая женщина, начала хотеть большего от своей добычи, чем просто постель: она хотела уже совместной жизни, брака, что было невозможно, пока она была замужем за моим отцом. Если женщина настоящая, то ее не волнуют войны, бизнес, политика: все, о чем она думает – любовь. С появлением ребенка эта острота страстей должна стираться, сменяясь материнским инстинктом, но у Алины что-то пошло не так. Забыв о родительском долге, она продолжала свои шумные любовные игры, которые происходили на глазах у всех, желающих зрелищ. Мама глубоко возмущалась, когда ее попрекали, укоряли, напоминали о дочери: у нее всегда под рукой был пример Седого, который, несмотря ни на какое общественное мнение, занимался побоями своих стариков и женщин. В общем, Алина вопреки всему продолжала тонуть в море любовных страстей. Алеша хотел прийти к чему-то, потому что очень переживал за то, что бабушка его нервничает, когда подруги-сплетницы рассказывают ей новые истории о любовных похождениях внука.
Все решилось в один из сентябрьских вечеров. Большая компания выпивак, собравшихся на лавочке возле нашего подъезда, начала расходиться. Остались только Вика, Настя, Алина и мой отец.
–Ну, слушай, малыш, – обратился папаша к жене, – поздно уже, пошли домой. В меня что-то не лезет сегодня. Пиво какое-то ссанное.
Он до сих пор называл ее малышом, не взирая на все то дерьмо, которое произошло.
–А я не хочу домой, – нагло ответила мама, абсолютно не считаясь с мнением мужа.
Он, как побитый пес, опустил голову и задумался.
–Знаешь, малыш, – произнес папа чуть погодя, – тут все равно Вика и Настя, так что оставайся.
С этими словами он взял меня за руку и поплелся домой. Три девицы так и остались сидеть под окном. С пивом, сигаретами и пустой болтовней. Вдруг на сцену прибыл четвертый герой, один из главных в этой мерзкой трагедии. Само собой, это был Алеша. С его появлением беседа перешла в иное русло. Парочка любовников только и знала, что обсуждать свои дела. Алеша жаловался сестре, что больше не может жить в таком интимном бардаке, что надо что-то решать. Алина страдала оттого, что она на распутье между своей неистовой любовью и извергом-мужем. Обо мне, к слову, мамаша даже не вспомнила, когда делала выбор. Удивительно такое поведение для любой нормальной женщины, но не для моей матери. Пиво кончалось, Вике и Насте становилось скучно. Алеша, который получил зарплату, был отличным кошельком для продолжения банкета, но хитрые подружки не хотели обременять себя душеизлияниями влюбленных дальше: надо было как-то получить подливу, но при этом сбагрить голубков.