–Ребята, – со всей искренностью заявила Настя, – вы же так любите друг друга! Пора уже сделать шаг! Вам надо сбежать! Вам надо сойтись окончательно! Сколько можно мучить себя и других!
В таком роде эта лицемерка стала разглагольствовать, Вика, подхватившая идею, которая казалась ей весьма занимательной, поддакивала изо всех сил, а в заключение сказала:
–Бежать надо сейчас.
–Но куда нам бежать? – спросил возбужденный идеей Алеша.
–На дачу к Чепухе, – ляпнула та.
Алине, этой чертовой сумасбродке, безумно понравилась идея побега. Эта ее натура авантюристки никогда не давала ей покоя, а теперь, когда предлагался такой острый шаг в жизни, она была просто счастлива. Как когда-то она в эйфории сбежала с моим отцом, так теперь она готова была сбежать от него. Алеша, который не был на самом деле тем дураком, каковым его все считали, прекрасно понимал натуру этой шальной женщины и считал, что ничего дельного из их отношений не выйдет, что на руинах чужого брака не создать крепкой семьи, но он был слишком влюблен в мою мамашу, поэтому делал все, что казалось ей правильным, тем более, так советовала его любимая сестра.
Злоумышленники быстро созвонились с женой Чепухи, мать объяснила ситуацию сообщнице, которая знала о шашнях Алины и Алеши, как никто другой, потому что часто их сношения происходили в ее квартире, и тетя Лиза, особо не раздумывая, согласилась помочь. Все четверо направились в соседний дом для дальнейшего воплощения плана побега.
Прошло достаточно времени, когда папа спохватился и набрал номер жены, тот был недоступен. Он заподозрил неладное и позвонил Вике, но та не брала трубку. Седой напрягся. Запрыгнув в сланцы, он выскочил на улицу и увидел, что там никого нет. Его пульс стал чаще, на лбу выступил ледяной пот. Отец опустился на корточки и схватился за голову. Я села рядом и стала гладить его по сгорбленной спине.
Отчаяние отступило очень скоро: Вика и Настя вернулись к подъезду. К сожалению моему и отца, одни. Они шли с мешком пива и громко смеялись.
–Слава богу! – вскрикнул Седой, бросаясь навстречу. – Где вы были? Где Алина?
–Как? – Настя состроила удивление на своем лице. – Разве она не пришла домой?
Отец обреченно помотал головой.
–Но как же? – еще пуще подруги удивилась Вика. – На остановке в круглосуточном мы слегка порамсили, и Алинка сказала, что возвращается домой.
Эта очевидная ложь была принята моим отцом за правду, он был повержен.
Неужели им не было его жаль тогда?
–Ей никто не звонил? – дрожащим голосом спросил папа.
Мерзкие лгуньи лишь пожали плечами. Они поняли, что ему плохо, и решила поддержать его с помощью своих трофеев. Мы вчетвером пошли к нам домой. Там эти подлые девицы наливали отцу пиво, которое купил его злейший враг, о чем Седой и не догадывался, утешали его, выслушивали все жалобы, но правды так и не сказали. Они оказали ему сильную поддержку той ночью, моральную психологическую поддержку, как он уверял себя и всех остальных, рассказывая о той трагичной истории. После того общения отец искренне считал этих девок невероятными душевными людьми и лучшими своими подругами. Как лицемерно они его утешали, вытаскивая из болота, в которое сами же и толкнули несколькими часами ранее. Разве это хорошие люди? Кукловодки, смеющиеся над теми, кому в жизни повезло меньше. Просто ведьмы. Таких сжигали на кострах. Забегу вперед: смешно, но Седой так и не узнал о причастности этих девок к побегу моей матери с наркоманом Алешей.
Прошло три дня, а эта чертова кукушка так и не объявилась. Отец даже ходил в милицию, но его оттуда выпроводили, несмотря на устроенную истерику, слезы и дикий ор. Мать-кукушка так и не являлась, но я все равно ее любила. Я любила ее, кажется, больше, чем отца, который не оставлял меня, в отличие от некоторых. О том, где и с кем находится моя мать, знали уже многие, но отцу так никто и не сообщил. Этот простофиля, считавший каждого своим другом, был поднят на смех, сам того не подозревая.
Первым объявился Алеша. Он приехал к себе домой, чтобы забрать какие-то вещи: холодало. Любовники пока не решались вернуться в город, все еще жили на даче, которая, благо, находилась недалеко, что позволяло парню ездить на работу прямиком оттуда. У подъезда папе довелось встретиться с поганцем. Он молча протянул тому руку. Алеша ответил на рукопожатие. Папа сжал его кисть и жалобным взглядом вцепился в его глаза.
–Говори, ты же знаешь, где она, говори, – на глазах Седого сверкали слезы.
Алеша молчал. Больше от стыда, чем от страха. Он видел боль, которую причинял обманутому мужу и брошенной дочери, которая стояла рядом, опустив рыжую головку. Ему было неловко оттого, что он рушил эту маленькую хрупкую ячейку общества, но он ничего не мог с собой поделать, потому что дикая любовь затмила разум.
–Я не знаю, Олег, – только и смог ответить Алеша.
Отец отпустил его руку, и парень ушел прочь. Седой сел на лавку и закурил. На улицу вышли его любимые подруги: Вика и Настя. Папа был невероятно рад их видеть. В своей обычной грубой и шумной манере он принялся рассказывать девкам, что видел Алешу, что тот не знает, где Алина, что она с кем-то другим. С дикими криками и разбрызгиванием слюны, с красными глазами и трясущимися руками Седой разглагольствовал о том, что будет с неверной Алиной, когда она попадется ему на глаза. Его подружки поддакивали, энергично кивали, вставляли свои реплики, и ни один мускул не дрогнул у них при том отвратительном вранье.
Вообще, практически все, с кем пил папа, знали правду, но с невозмутимым видом выслушивали жалобы Седого, не подавая вида, очень часто поддерживая его жестокие идеи, возникавшие в отношении моей мамы. Этот глупец был окружен лжецами и предателями, но упорно того не видел. Кстати, он так и не узнал об этом. А если бы узнал, то не поверил бы. Такой уж он человек, этот Седой.
Через неделю Алина включила телефон. Через десять дней взяла трубку.
–Где тебя черти носят? – кричал разъяренный Седой в динамик.
–Я с тобой развожусь, – холодно оборвала его мама. – Мне надоели эти побои, мне надоело то, что вы постоянно деретесь с Алешей. Ты сам мне надоел, старый кусок дерьма. Я с тобой развожусь.
После этих слов мама положила трубку, а Седой так и остался стоять посреди комнаты с открытым ртом.
–Пап, что с тобой? – спросила я, потянув его за штанину.
Он медленно повернул на меня голову и посмотрел с ненавистью. Да, он тогда возненавидел меня за то, что я ее дочь. С тех пор его отношения с женой, в которых ненависть чередовалась с любовью, обрушились на меня.
Из его рта посыпался благой мат. Я забилась в угол и стала тихонько рыдать. Так началась моя жизнь в неполноценной семье.
Родители действительно развелись. Мама попыталась жить у Алеши, но соседство с бывшим мужем не давало ей покоя. Седой постоянно устраивал скандалы, нападал на Алешу, нападал на Алину. Он требовал у бывшей жены деньги, хотел, чтобы она платила алименты. Она платила: Алеша без каких-либо вопросов отдавал деньги для меня, но только вот они уходили на водку для Седого и его друзей. Алеше стал надоедать этот глупый рэкет, он отказывался давать деньги на пропой, вместо этого покупал продукты. Происходили драки. Седой вел себя, как петух, мне было стыдно за отца. И я хотела жить с мамой. Но маме меня никто не отдавал, а она за меня не боролась. Сколько семей распадается? И сколько матерей борются за свое право воспитывать своих детей? Много. Но моя не входила в их число. Она пускала все на самотек. Алеша пытался ее надоумить на то, чтобы она забрала меня у отца через суд, но ей было, кажется, лень. Так я стала расти без матери.
Потеряв источник дохода в лице бывшей жены, Седой даже и не подумал о том, что ему самому не помешало бы выйти на работу. Зачем батрачить, если у тебя есть родители с такой хорошей пенсией?
Я пошла в первый класс. Рыжая тощая девочка, которая была выше прочих и выглядела столь несуразно из-за своих длинных рук и ног, вряд ли бы пользовалась популярностью среди своих одноклассников. Да и характер у меня был не дай боже.
О характере, к слову, стоит рассказать поподробнее.
Когда мама, уставшая от вечных скандалов между Алешей и бывшим мужем, вынудила своего сожителя переехать, она совсем отдалилась от меня. Голубки съехали в частный старый дом, доставшийся Алеше от прабабки. Точнее, достался он его бабушке, но та с удовольствием передала его в пользование внуку, лишь бы тот был счастлив. Жилище было отвратительным, обветшалым, со смрадным запахом, когда парочка туда впервые въехала. Твердой рукой Алеша заставил мою мать навести порядок по женской части, а сам благоустроил все по мужской. Еще одна положительная черта этого никчемного наркомана – золотые руки. По сути, у него был один недостаток: наркотики. Для многих людей это страшное неоспоримое табу, но моя мама предпочла их всем недостаткам бывшего мужа. А знаете, я ее понимаю. Как мерзко получается: я осознаю то, что мой отец даже хуже наркомана. Какие бы ни были у Алеши положительные черты, человеком хорошим в моих глазах они его не делают, но делают лучше отца. И мне от этого чертовски печально. В общем, за пару месяцев они привели дом в порядок, сделали его пригодным для жилья и зажили семейной жизнью. Папа от этого злился все больше, собирал все чаще гостей в доме, устраивал пьянки, похожие на вакханалии. Когда кто-то приходил с бутылкой, начиналась гулянка, затягивавшаяся и на месяц. Месяц беспробудного пьянства, слез, истерик. Отцу было больно, он никак не мог смириться с тем, что любимая жена ушла к другому. В ту пору Седой стал любить меня почти маниакально своей странной версией любви. Знаете, что он купал меня? Девочку, ходившую в первый класс. С момента развода он начал делать это. Он раздевал меня, раздевался сам, сажал меня в ванну, сам садился следом. Так мы купались. И он считал это нормальным, поэтому даже не стыдился говорить об этом своим знакомым, многие из которых закрывали на это глаза и продолжали пить за его счет.
Однажды у нас собрались: Ирка Грачевская, Вика, Настя, Слава и Лиза Чепуха. Пьянка была веселой и шумной, словно свадьбу отмечали. Отец со Славой пошли в ларек за добавкой. Ирка Грачевская решила обсудить хозяина квартиры.
–Девки, вы вообще как считаете, Седой у нас нормальный?
–Ну, нет, наверное, – усмехнулась Настя.
–Так и я говорю, что нет! – продолжила Грачевская. – Вы вообще считаете нормальным, что он до сих пор купает Лиску?
–Как? – брезгливо спросила Настя.
–А вот как, – сказала Ирка. – Лиска, иди сюда, расскажи.
И я рассказала. Я рассказывала это абсолютно невозмутимо, потому что не знала, что в нашем совместном купании есть что-то извращенное, ненормальное. Напротив, я думала, что эти бабы, глупые куры, собравшиеся в нашей квартире, несут чушь, и что у них нет мозгов.
Когда отец пришел, Вика и Настя устроили ему разнос. Настя кричала на него, как умалишенная, а Вика спокойно и холодно унижала отца своей речью, состоящей из железных доводов и жестоких оскорблений. Седой даже испугался, когда понял, что в его действиях есть нечто преступное. Он пообещал, что больше не будет так делать никогда, боясь, что за подобные водные процедуры его могут лишить родительских прав, да и посадить за решетку, как пообещали девочки. Все женщины, собравшиеся в комнате, провели и со мной беседу.
–Лиска, – тоном правильной училки говорила Настя, – ты должна понимать, что ты взрослая девочка, пора уже самой принимать ванну. Папа мужчина, он не должен видеть тебя голой.
–Лиска, – строго говорила Вика, – я с трех лет даже маму не пускала в ванную комнату, потому что стеснялась уже.
–Да уж, у ребенка извращенное мировосприятие, – умничала Грачевская.
Таким образом прошла первая общая беседа о нашем с папой совместном купании, которая, казалось, возымела плоды в виде моих понимающих кивков и папиных обещаний. Однако на следующий день, когда Седой, находившийся под влиянием правильных подруг, отправил меня купаться, я закатила истерику и заставила его пойти со мной. Так мы быстро забыли про все нравоучения и продолжили свое.
В нашем доме было много посторонних мужчин, и я с самого детства перестала их стесняться. Всякое бывало: я видела голыми их, они видели голой меня. Было обычным явлением семилетней Лиске бегать в одних трусиках по дому, когда к папе приходили гости. Однажды это увидела все та же Настя. Она пришла к нам, когда у отца собрались его новые товарищи. Шкет беспрекословно сгонял ей за пивом, она влилась в круг общения, стала дожидаться прихода Вики. Я забежала в комнату, чтобы поздороваться с ней, обнять, как у нас полагалось. И я была в одних трусиках.
–Что за дерьмо?! – гневно произнесла она, глядя на моего пьяного отца.
–А что? – искренне удивился он.
–Почему ребенок в одних трусах? У нее уже грудь расти скоро начнет, а она перед толпой мужиков голая бегает!
–Лиска, – обратился ко мне отец, чтобы удовлетворить подругу, – оденься.
Он сказал это не от понимания неправильности происходящего, а только чтобы Настя была довольна. Я послушалась (чтобы доволен был папа), но Насте с ее жаждой власти и желанием правильности этого было мало. Она закатила скандал и выгнала новых друзей. Тогда я ее испугалась, затаила какую-то обиду за то, что она позволила себе так разговаривать с моим папочкой, а сейчас понимаю, что она была права и делала это мне во благо. Не сказать, что я после того случая перестала бегать перед гостями в одних трусах, но когда должна была прийти она, я тут же бежала одеваться, чтобы Настя не упрекала отца в том, что он делает из меня собственную Лолиту.
Много неправильного творилось в нашем доме, но мало кто пытался с этим бороться. Наверное, только Вика и Настя постоянно воспитывали Седого. Остальные бабы делали лишь разовые попытки, потому что им по сути было все равно, они не хотели терять теплого места возле бутылки, и желание выпить побеждало в них существо социальное. Мужики и вовсе молчали. Кто скажет мне, что нормально маленькой девочке спать там же, где час назад валялся пьяный облеванный мужик в грязной одежде? Если вы человек разумный, то вам и в голову не придет, что подобное является нормой, но там, где я прожила всю свою жизнь, это было самым обычным делом. Беспринципность и грязь формировали мой характер.
Я очень скоро начала понимать, что постоянные пьянки делают моего отца бесхребетным. И люди вокруг него были такими же. Пьяного так легко развести на деньги, вкусняшки. Я стала хитрой: когда отец был пьяный, я клянчила деньги, а он и его друзья давали мне их, как способ отвязаться от надоедливого ребенка. Он открыто заявлял, что дает мне стольник, только чтобы я отстала. А вот друзья фальшиво делали вид, будто дают мне деньги из-за любви и сочувствия. Но я уже тогда понимала, что все они лжецы.
Я стала капризной. Когда мне все надоедало, я нарочно начинала рыдать, всех изводить, а пьяному отцу, которому важна была моя любовь, приходилось вестись на мои провокации.
Еще я была лгуньей. Ужасной подлой лгуньей. Но я не считаю, что кто-то вправе меня винить. Ребенок в таком возрасте не виноват в том, что он лжец. Виновато его воспитание. Я с возрастом стала понимать, что это плохо, что это причиняет проблемы, поэтому постепенно стала избавляться от этой мерзкой привычки.
Примерный мой портрет к моменту поступления в первый класс был таков: рыжая, слишком высокая, несуразного сложения, конопатая девочка с узкими глазками, у которой был скверный характер, позывы к ябедничеству, вранью, капризам и истерикам. Трудно ли мне было найти друзей среди одноклассников? Да. Меня спасало то, что в параллельном классе училась дочка Славы и Алёны, Кристина, а на следующий год в школу пошел Вано. В начальных классах кроме них у меня не было друзей. Тем более, дети из благополучных семей презирали нас вдвойне за нищету и мерзких родителей, мамы и папы никому не разрешали с нами общаться, что провоцировало в наш адрес еще больше агрессии. Подумайте сами, когда маменькиным сынкам их маменьки говорят, что Алиса плохая, что у нее папа пьет, что с ней дружить нельзя… Конечно, маменькин сынок послушает свою курицу-мать, так еще и обзывать и шпынять начнет. Дети, они такие… Дети очень жестокие.