Былой Петербург: проза будней и поэзия праздника - Конечный Альбин 12 стр.


Вероятнее всего, «потешная панорама» попала в столицу из Москвы, где ежегодно под Новинским устраивались городские увеселения. Во время празднеств на Адмиралтейской площади, ставшей с 1827 года постоянным местом гуляний, райки уже воспринимались как часть многожанрового площадного зрелищного искусства.

Райки не сразу привлекли внимание столичной периодики. Среди первых подробных обозрений гуляний, появившихся в 1820‐х годах, нет никаких свидетельств о выступлениях раешников. Только в 1834 году «Северная пчела» впервые упомянула «райки, в которых за грош можно увидеть Адама с семейством, потоп и погребение кота»407,408. Однако уже в 1842‐м та же газета сообщала: «Самая замечательная вещь под качелями – это маленькая подвижная косморама, которую переносит на плечах русский мужичок, толкуя зрителям чудесные дела своим языком – рифмованною прозою – с присказками и прибаутками. Смешно до слез!»409

Раек. Литографированный лубок. 1857. На крыше райка кукла-марионетка

Раек называли подвижной «косморамой» или «панорамой» по аналогии с площадными временными постройками, где во время праздников показывали видовые живописные полотна. Так, в 1830‐х огромный успех имели косморама410 Лексы (в ней выставлялось ежегодно 12–14 изображений зарубежных городов) и панорама Константинополя411. К этому времени относится и серия видов Петербурга (с лесов Александровской колонны – работы художников Иосифа Лексы, Василия Раева, Григория Чернецова, а также с обсерватории и Адмиралтейства), которые выставлялись в райке, панорамах и демонстрировались в Академии художеств; литографии с них можно было приобрести в магазинах. Картинки с видами столиц Европы и России заняли заметное место и в репертуаре райков, став доступными для широкой публики.

Переносная «панорама» все чаще упоминается в репортажах о площадных праздниках. В 1843 году П. Фурманн в обзоре «Физиономия масленичных балаганов» обратил особое внимание на райки, противопоставив их другим зрелищным формам: «Еще одна, доселе почти незамеченная, собственно русская забава – это райки. Их было ныне множество. Остановитесь и послушайте, какою рифмованною прозой, чрезвычайно вольной (в отношении к рифмам), русская бородка объясняет незатейливые лубочные виды своей подвижной косморамы: „Посмотрите, поглядите, вот большой город Париж, в него въедешь – угоришь, большая в нем колонна, куда поставили Напалиона; в двенадцатом году наши солдатики были в ходу, на Париж идти уладились, а французы взбадаражились. Трр! Другая штучка! Поглядите, посмотрите, вот сидит турецкий султан Селим, и возлюбленный сын его с ним, оба в трубки курят и промеж собой говорят“. И много других подобных штучек, которые, право, забавнее большей части всех этих балаганов»412.

«Недавно видел я такого молодца, – писал Фаддей Булгарин в 1856 году, – который толковал любопытным, смотревшим в увеличительное стекло, во внутренность ящика, свои передвижные картинки, и записал его речи:

„Вот вам город Париж,
Что въедешь – то и угоришь.
А вот город Марсель!
Что не видно отсель.
А вот город Питер,
Что барам бока повытер!
Там живут смышленые немцы
И всякие разные иноземцы,
Русский хлебец едят
И косо на нас глядят.
Набивают свои карманы,
И нас же бранят за обманы“ и проч.

Вот вам и поэт натуральной школы, который не оглядывается на прошедшее, не хочет знать никаких правил, составленных в прошлое время! Я посоветовал смышленому ярославцу отправиться в Петербург, и определиться в сотрудники натуральной школы»413.

Известно, что раешники перемещались с народных гуляний на ярмарки (и наоборот), и вполне вероятно, что ярославцы, как и нижегородцы, появлялись в обеих столицах. Ярослав Смирнов обнародовал очерк П. Шестернина «Раек: К характеристике ярославца», опубликованный в 1854 году в «Ярославских губернских ведомостях», где приводятся описания ярославского райка и выкрики раешника, которые, возможно, слышали и петербуржцы:

Надо зашибить копейку – сметливый, переимчивый ярославец долго не задумается, сколачивает, например, из досок четвероугольный ящик с коньком наверху, красит его в яркий цвет, накупает картинок, склеивает их концами одну на другую продольно и мотает на тонкое деревцо, прикрепляя к нему первую картину клеем. Прибор это вставляется потом в боковые отверстия ящика, ближе к задней стенке, на фасе ящика выбуравливаются четыре или пять небольших отверстий, вершка в полтора в диаметре, вставляются в них увеличительные стеклышки, и вот, косморама готова!

Идет с ней предприимчивый крестьянин за наживой на ярмарки, в торговые села и в другие места, где только есть сходбище простолюдинов и уличных зевак, ставит космораму на педаль, и посредством веревочки приводит в движение руку куклы, изображающей испанца или иного рыцаря. По этому, как будто магическому, движению кукла начинает хлопать руками, производя звон привязанными к ней медными тарелками и бубенчиками.

Любители уличных удовольствий с охотою дают косморамщику две копейки, снимают шапку и прикладывают самодовольное лицо свое к стеклышку райка. Когда деньги все собраны, косморамщик посредством проволочной ручки спускает картины с валика одну за другую, изустно толкуя значение каждой, нараспев, виршами, составленными безыскусственным воображением, но не лишенным русского ума дельного юмора.

Вот некоторые из подобных рацей косморамщика, слышимые и на Ярославской ярмарке, всегда возбуждающие в зрителях громкий, простодушный хохот толпы, и достойный внимания даже не толпы:

Вот, изволите видеть,
Французская столица,
На выдумку мастерица;
А мы, хотя народ простой,
Да пришли в Париж на постой!
Вот наши гренадеры,
Енералы и ахвицеры
Гуляют по гульварам,
И кушают и пьют даром.
Вот, изволите видеть,
Война с турками:
Турки валятся,
Как чурки катятся.
А наши как стена стоят,
И Бог милует!
Вот, изволите видеть,
Славный город Париж, —
Поедешь туда, – так угоришь,
А не то и совсем сгоришь!
Вот, изволите видеть,
В Турецком царстве,
В соседнем государстве, —
Вот град Иерусалим.
А там был султан Селим;
Против нас он разхраблился,
Да дорого и расплатился.
Будь он Селим пере-Селим,
А велят, – так насолим,
И себя повеселим.
Русских не тронь,
Не то славный зададим трезвон!
Вот, изволите видеть, – Наполеон.
Пришел с войсками он
В Москву пир пировать, —
Ан, пришел горе горевать:
От битвинья мерзнет,
Щами захлебывается,
В каше вязнет,
В киселе грязнет,
Вместо блинов
Попробовал русских пинков!
А вот дворец Китайского императора.
В нем шесть дворов,
И все на огороде. —
Наши ростовцы там гряды копают,
Да вас всех, господа, вспоминают!

Пусть наши поэты, настроив громки лиры, сладкозвучно поют славу отечества, на страх врагам: у нас в простом народе тот же дух патриотизма дышит и выражается в своеобразных складах, хотя безыскусственных, но также многозначительных и достойных русского сочувствия!414

Наполеон и пленный казак. Гравированный лубок. 1848

В приведенных выше цитатах упомянуты картинки – «незатейливые лубочные виды», находящиеся в космораме. Лубки «служили неоднократно к скорому распространению любопытных известий, – писал Павел Свиньин в 1822 году, – взятие крепостей Минихом, Румянцевым, Суворовым и проч. появлялось тотчас в картинках и с описаниями. В них также можно видеть эпохи странностей мод и вкуса»415.

Владельцев райков, чаще всего бывших солдат, лубки привлекали широкой тематикой и злободневностью, а изображение и текст картинок служили основой для импровизации панорамщика416,417. Известно, что содержатели райков торговали иногда лубочными изданиями.

В 1854 году в Москве была выпущена серия лубков под названием «Раек», специально посвященная народной панораме. «С большим удовольствием просматривали пять вышедших картин, так называемого Райка, изданных в Москве, – сообщал журнал. – В пяти картинах с объяснением, написанным языком тех мужичков, которые на народные праздники приносят свои ящики со стеклами и с маленьким человеком (фигурка на крыше райка. – А. К.), похлопывающим, посредством привязанной к рукам его веревки, в медные тарелки, представлены: рекрутский набор, сон турецкого султана, Синопское сражение, освящение православной церкви в Мачине и бомбардирование Одессы. Картины эти, величиной в обыкновенные лубочные произведения, сделаны, однако, лучше последних. Главное в картинках этих не рисунок, а объяснение. <…> Раек расходится быстро и в Москве и в Петербурге. Множество дешевых, раскрашенных и не раскрашенных литографий выходят из московских литографических заведений: Руднева, Ефимова и многих других. Эти картины, не отличающиеся отделкою, ни композициею, имеют важное значение, распространяясь во всех классах общества и распространяя в народе воспоминания о подвигах соотечественников. Дешевизна этих литографий – следствие их плохого выполнения, способствует их распространению»418. В левом углу этих видовых листов помещено небольшое изображение райка, а внизу лубка – раешные тексты.

Крупным планом представлена «потешная панорама» с ее владельцем на лубках: «Раек» (1857), «Русский раек» (1857), «Всемирная косморама» (1858) и «Раешник» (1878). Эти картинки также сопровождаются текстами раешных прибауток.

Как и другие зрелищные формы площадного искусства, раек, подчиняясь нормам народной эстетики и морали, ориентировался на активную игровую реакцию со стороны аудитории. Зритель был не просто потребителем, а порой и сотворцом происходящего.

«Самым главным в раешном представлении, – отмечает А. Ф. Некрылова, – было то, что оно включало три вида воздействия на публику: изображение, слово и игру»419. Подобно лубку, в котором сопровождающий текст не всегда соответствовал изображению, пояснения косморамщика к картинке, еле различаемой в райке при тусклом освещении свечи или керосиновой лампы, нередко противоречили ее сюжету. «Некоторые панорамщики намеренно прибегали к такому приему, – вспоминает режиссер балаганного театра Алексей Алексеев-Яковлев, – особенно когда входили во вкус и, состязаясь, стремились перетянуть слушателей либо старались „отвести“, обмануть, недреманное око начальства»420,421.

Театрализованное выступление раешника переводило визуальное изображение на вербальный уровень и включало в игровое соотношение картинку и комментарий к ней. Интересно, что на Западе эстампы в уличной панораме иногда показывали без всяких пояснений, сопровождая представление игрой на шарманке или гармони. Отчасти это можно объяснить тем, что в западных панорамах стояли увеличительные стекла (в России были простые), и картинка видна была лучше. К тому же в Западе картинки для народа появились позже, чем лубки в России, и поэтому вызывали больший интерес, в то время как российского зрителя прежде всего притягивали к райку выступления его владельца, а не виды в панораме, часто совсем невнятные.

На Адмиралтейской площади раешники устраивались у балаганных театров и больших каруселей, где собиралась толпа в ожидании представлений, внося заметное оживление своими прибаутками, «произносившимися распевно, большею частью скороговоркой, с легким выделением, подчеркиванием ударных по смыслу текста мест», «соперничая в импровизациях, особенно когда попадались охочие слушатели»422.

Часто для привлечения публики использовались куклы, находящиеся на крыше райка и приводимые в движение владельцем панорамы. Раек осознавался его содержателем как театр: «Честные господа! Пожалуйте сюда! Моего киатра посмотрите, копеечку или грошик подарите!»423,424 Зрелища и представления в праздничных балаганах (театрах, видовых панорамах, больших каруселях, зверинцах) и на самой площади, памятные исторические события, сенсационные новости и городской быт – все это с 1830‐х годов входит в репертуар райка, расширяя и обогащая его. Перед зрителями под комментарий владельца «потешной панорамы» проносились вперемежку виды городов, герои пантомимы-арлекинады, бородатая женщина Юлия Пастрана (показывалась в Пассаже в середине XIX века), музыканты и скоморохи, вожаки с учеными медведями, уличные торговцы, кит, пойманный в Белом море, знаменитая австрийская балерина Фанни Эльслер, выступавшая в столице, картины русской истории (отступление Наполеона, защита Малахова кургана), популярные лубки; мчался поезд в Царское Село и Москву, уходили из столицы в новые порты пароходы, поднимался на воздушном шаре в Юсуповом саду Вильгельм Берг, извергались Этна и Везувий.

Откликнулись райки и на знаменитые пожары 1862 года: «А вот пожар Апраксина рынка!.. Пожарные скачут, в бочки полуштофы прячут – воды не хватает, так они водкой заливают… чтобы поярче горело!»425

В 1840‐х годах для ознакомления иногородней публики с народными праздниками были выпущены специальные игры (с картонными человеческими фигурками и изображениями увеселительных построек): «Гулянье под качелями на святой неделе в С.-Петербурге. Новая картонажная игра. Изданная и изготовленная Карлом Губертом» (СПб., 1848) и «Гулянье под качелями на святой неделе на Исаакиевской площади в С.-Петербурге. Новое занимательное увеселение для детей. Изданное И. Трухачевым» (М., 1849). Губерт и Трухачев подробно описывают развлечения на Адмиралтейской площади, представления в балаганах, а также приводят выкрики косморамщиков. (На вклейке к книге Трухачева помещены изображения толпы, уличных торговцев и райка.)

Особый интерес представляет издание Карла Губерта «Рассказы косморамщика, или Объяснение к 16 картинкам, находящихся в космораме» (СПб., 1848), в котором собраны тексты прибауток раешника (от первого лица). В этой книге воспроизведены лубки: «Пляшущий медведь», «Детский бал», «Охота на львов в Африке», «Петербургский разносчик с фруктами», «Купеческий приказчик, поспешающий на ярмарку», «Сраженье с черкесами на Кавказе», «Мужичок с косморамой», «Огнедышащая гора Этна», «Корабль и пароход, или Море», «Спусканье змея и гонянье голубей», «Железная дорога», «Город Кронштадт в Трансильвании», «Наполеон и пленный казак», «Воздушный шар», «Фанни Эльслер», «Балакирев-аукционер».

Кем был Губерт – установить не удалось. Что касается лубков, то они явно немецкого происхождения, но приспособлены к тематике столичного райка. К сожалению, издатель не дает никаких пояснений к публикуемым прибауткам, и трудно судить, насколько они аутентичны реальным выкрикам; тем не менее тексты передают характер комментария раешника.

Назад Дальше