Саша чувствовала, что Анька права, но всё равно возмутилась:
– Я ведь не бросила!
– Почти бросила.
– Почти не считается, – совсем неуверенно ответила Саша и снова побежала звать на помощь. Крикнув с края козырька еще раз, она вернулась: у Аньки голос громче, надо, чтобы Анька кричала на улицу, а Саша будет кричать в окно: по лестнице постоянно ходят люди, они обязательно услышат. Задрав голову, Саша крикнула раз в сторону разбитого окна. Крикнула второй. Никто не отвечал. Стало страшно: самим им с крыши не спрыгнуть и в окно обратно не залезть – слишком высоко. Если бы что-нибудь приставить… Но на крыше не было ничего, кроме битых бутылок. Когда она пугалась, очень быстро или очень громко говорила, то начинала задыхаться и слышать, как бьется ее сердце в середине груди, в ложбинке между ключицами. Саша сделала несколько глубоких вдохов, размеренно походила по крыше: пять шагов в одну сторону, пять в другую. Сердце стало биться тише. Она снова глубоко вдохнула и выкрикнула:
– Да помогите же!
Ей тут же ответили:
– Чего орешь? Курва! Сколько тебе говорить, чтобы во дворе сидела?
Это была мама. С собой она принесла табурет. Саша сбегала за Анькой, которая продолжала звать на помощь у края козырька. Они по очереди забрались на табурет и влезли в окно. Анька спрыгнула на лестничную площадку первая. Саша выбиралась из окна нехотя, на маму не смотрела.
– Говно собачье! – мама ощутимо поддала Саше под зад. Аньке сказала:
– Марш домой!
Саша вступилась:
– Она какать хочет. Аня, пойдем, у нас покакаешь!
– Дома покакает, у нас воды нет, – строго сказала мама, ее щеки тряслись от злости.
– Домой! – напомнила мама Аньке и слегка подтолкнула ее вниз. Саша видела, что Аньке страшно – она никогда не ходила в их доме одна.
– Я провожу до улицы.
– Никуда ты не пойдешь. Все руки в кровище.
– Ну ей же страшно, – она посмотрела на Аньку: та стояла на несколько ступенек ниже, прислонившись к стене и обхватив зад руками.
– По крышам бегать не страшно было?
– Но ведь тетя Лена с дядей Валей меня всегда провожают!
Маме стало стыдно. Анькины родители действительно старались не пускать Сашу одну, если она у них засиживалась. А засиживалась Саша часто.
– Ну, беги. Только до улицы. И сразу домой. Ты меня поняла?
Саша не очень обрадовалась. Она думала, что мама пойдет вместе с ними. И что она наконец поймет – если смелая Анька боится ходить одна в их подъезде, как же страшно подниматься по этой лестнице каждый день Саше!
На следующий день Сашу неожиданно разбудили в семь утра.
– Бабушка осталась на вторую смену. Просыпайся, опоздаешь в садик.
Саша очень удивилась. Она думала, что уже никогда не пойдет в садик. И с воспитательницей, считай, поссорилась. И с Фаей. Как же так? Ведь мама обещала. Саша заплакала. Под одеялом пошевелилась кошка Люся, которая всегда засыпала у Саши над головой, а просыпалась в ногах. Когда Саша плакала или ее ругали, кошка на нее нападала. Слезы пришлось сдерживать, чтобы не дразнить Люсю. Сквозь слезы и пузырившиеся сопли Саша только и повторяла:
– Не хочу. Ты же обещала.
Мама сжалилась. Она присела рядом с Сашей, погладила ее по спине и ласково сказала:
– Я понимаю. Но ведь ты же идешь в школу. Я должна ехать сегодня в районо, там мне выдадут справку, что тебе можно в школу.
Саша продолжала давиться плачем:
– А… а… а другим детям тоже надо в это районо?
– Нет, – ответила мама, – потому что всем остальным 1 сентября будет уже шесть, а тебе только пять. Тетя Лена договорилась, что для тебя напишут специальное разрешение, и ты пойдешь в школу со всеми.
– Я хочу остаться дома.
– Нельзя, Саша. Воды нету.
– А к бабушке? Отведи меня к ней на работу, я там посижу.
– Нельзя к бабушке, у нее сегодня начальство и проверка. Ты только на полдня. А перед сончасом я тебя заберу.
– Правда-правда?
– Если автобус не отменят.
Мама надела ей вчерашнее платье и заплела тонкую косичку.
– Воды совсем нет. Только попить. Умоешься и поешь в садике.
Саша попила немножко и заметила, что в блюдце у Люси воды нет. Мама перехватила ее взгляд.
– Пей сама. Кошка из унитаза напьется.
Саша выпила воду, посмотрела с завистью на оставшуюся в кровати Люсю и пошла надевать сандалики. В коридоре мама вдруг стала проверять в сумке документы – точно, оставила Сашино свидетельство о рождении. Она вернулась, долго ковырялась в замке ключом и потом исчезла внутри. Саша ждала. Тут зашевелилась в конце коридора дворничиха – и что она забыла на их этаже? Саша уже не боялась: от мамы она узнала, что это именно бородатый старик рассказал ей вчера про них. Постучал в дверь, крикнул: «Эй, там твоя девка на крыше бегает. Сама не выберется». И попросил на водку. Сказал, что у него зуб болит и надо лечить. Саша догадалась: муж дворничихи не схватить их хотел – он пытался остановить.
В садике ее встретили с недоумением.
– Оба-на! Явилась! – сказала Фая.
Воспитательница была чужая. Старая в отпуске, наверное.
Над дверью висело что-то красное, наподобие шарфа, на котором золотыми буквами было написано: «Первый раз – в первый класс!» И внизу красными бумажными буквами налеплено: «Добро пожаловать в нулевой класс». Это для родителей. На послезавтра приготовили. Из детей же никто больше читать не умеет. Похоже, в группе ее не узнали. Отпуск у мамы был такой большой, что некоторые дети Сашу забыли. Или делали вид. Впрочем, Саша сомневалась, что они ее и раньше помнили – в садике она была тихоней, всех боялась. С мальчиками, кроме Димки, никогда не разговаривала и, в общем-то, многих не различала. Она знала только Максима Киселёва, потому что его кроватка была неподалеку, и Роберта Жадоева – этот всегда ее обижал. Например, в конце дня забирал у нее из шкафа сумочку в форме клубники, которую ей подарила бабушка. Мама даже пыталась разобраться с родителями Роберта, но они только смеялись и говорили, что Роберт с Сашей так заигрывает. Что значит заигрывать, Саша не поняла, но решила, что это очень плохо. Роберт тоже не знал. Один раз, когда родители уже забрали их и разговаривали между собой, Саша побежала к турнику на площадке. Она повисла на нем, стала раскручиваться из стороны в сторону. Вдруг рядом прицепился Роберт. Он перебирал руками трубу и топтался на месте.
– Я с тобой так заигрываю, поняла? – сказал он и тоже стал раскручиваться. Саша убежала.
Еще был Максимка Мякишев. Самый хулиганистый, но его никто не боялся. Максимка всегда ходил один. Он жил напротив садика, в двухэтажном доме, его маму видели всего пару раз – в остальные дни она была пьяная. Максимка сам бегал в садик, сам уходил домой. А следующим утром рассказывал, будто его накануне забирала мама, и они вместе пошли в «Избушку» есть мороженое. Даже самые глупые понимали, как Максимка страдает, и почти никогда с ним не спорили. Он был каким-то очень маленьким, наверное, меньше всех. И у него было особенное лицо, такое Саша видела только у детей пьяниц. А еще у Максимки вокруг губ всё время были какие-то белесоватые пятна, будто что-то присохло. Сашина бабушка говорила, что это у него засохли сопли, потому что его никто не умывает. Несмотря на маленький рост и запущенность, Максимка хорошо говорил, знал всю Лесобазу, бегал до Сашиного двора и даже сам ездил на автобусе. Сегодня он строил на ковре длинный дом из кубиков. Максимка был в комбинезоне-шортах и без футболки или кофты, как будто ему очень жарко. Димка катал неподалеку паровоз на колесах. Максим Киселёв вместе с другими мальчиками раздирал в уголке тряпичную куклу. Он тоже был в шортах с подтяжками, но в футболке.
Саша присела на стул возле обеденного стола. Фая готовилась накрывать к завтраку и громко ей крикнула через всю группу:
– Ты тут не рассиживай, я на тебя не заказывала.
Саша сначала испугалась. Потом расстроилась: есть очень хотелось, утром ее не кормили, а накануне вечером она так устала от прогулки и впечатлений, что после маминых нравоучений сразу заснула, без ужина.
Оставаться весь день голодной неприятно. Фая издалека помахала ей половником – мол, давай, уходи. Мама ведь обещала забрать ее к обеду – что ж, до обеда можно и потерпеть. Она встала, медленно задвинула за стол свой стульчик, медленно развернулась и отошла на несколько шагов. Конечно, можно потерпеть. И попить в туалете из-под крана. К детям Саша не шла, а ходила вдоль ковра, на котором они играли. А если мама задержится? Автобус опоздает – придется еще и спать в садике. Голодной. Нет уж! Она вернулась к столу и уселась. К ней наклонилась новая воспитательница и сказала:
– Тебе же говорят, не кормят тебя сегодня. Иди играй.
Саша втянула голову в плечи. За спиной мальчишки катали свои паровозы. Слева девочки собирали разорванную и брошенную Максимом Киселёвым куклу. Появилась Фая, уже с бачком каши. Саша посмотрела налево, на входную дверь, и увидела, что мама еще не ушла. Та стояла в коридоре и, видимо, искала в шкафчике Сашины вещи. Раз они больше в садик не придут, надо забрать домой форму для гимнастики, чешки, пенал. Саша бросилась к маме.
– Ты куда? – дернула ее за руку воспитательница, которая Сашину маму еще не знала, да и не видела никого в полутемном коридоре.
Саша собиралась повиснуть на маме, умоляя взять ее с собой в районо, не оставлять в садике. Однако неожиданно для самой себя бросила воспитательнице:
– Я знаю, что у Фаи свиньи. Она мою еду свиньям унесет, я видела, как она носит. Я сейчас всё маме расскажу. Вот моя мама! Ма-ма! Я здесь!
Мама пошла на голос. Испуганная воспитательница подбежала к маме и стала выпихивать ее обратно в коридор. И успокаивать:
– Ничего, девочка напугана, последний день в садике. Всё хорошо, идите, идите, опоздаете на работу. Она напугана.
Воспитательнице в конце концов удалось захлопнуть дверь. Саша продолжала кричать:
– Мама, я есть хочу! Фая мою еду свиньям унесет!
Но мама не возвращалась.
Воспитательница с Фаей испугались.
– Меня зовут Евгения Владиславовна, – сказала она. – Сейчас тебя покормят, успокойся.
Фая подошла к столу, с грохотом поставила перед Сашей тарелку с кашей, стакан чая и на нем – ломтик батона.
– На! – сказала она зло и отвернулась.
Воспитательница тут же забрала еду:
– Подожди немножко. Саша, да? Подожди, Саша, сейчас все будут есть.
Она понесла еду в закуток. И отругала Фаю:
– Ты что? Так нельзя. Увидят – мало не покажется.
Наверное, воспитательница имела в виду заведующую или кого-нибудь из проверяющих, которые могли прийти и спросить Сашу, почему она ест одна. Но увидели еду не проверяющие. Первым подбежал Максимка.
– И я хочу! И я! Дайте мне есть, меня мама не успела сегодня покормить.
Другие мальчики, которых Саша никак не могла запомнить по именам, тоже подбегали. Они кричали наперебой: «И я!», «И мне!», «Я хочу!» Максимка не кричал. Он теперь замер и внимательно смотрел на рот Евгении Владиславовны, словно ждал, что оттуда ему, будто птенцу из клюва, выпадет еда. Подбежала даже одна девочка. Это была Лиля в очках. Она ничего не просила, а задрала голову и разглядывала воспитательницу.
Наконец все успокоились. Фая накрыла на столы, дети сели. Саша быстро всё съела, хотя каша была невкусной – овсяная размазня с шелухой от зерна. Но есть очень хотелось. К тому же было приятно думать, что это последний ее садичный завтрак.
– Добавки хочешь? – нежным голосом спросила подкравшаяся сзади воспитательница.
Саша хотела добавки. Особенно хлеба. Но поняла, что ее подкупают.
– Нет, – сказала она, – не буду, – и отодвинула от себя тарелку.
– Я хочу!
– И я хочу, – закричали за соседними столами. Мальчишки тянули руки вверх.
Евгения Владиславовна, которая завтракала вместе со всеми, взмахнула руками – «всё, хватит!» – и громко объявила:
– Добавки нет!
Этот жест впечатлил мальчишек, они замолчали.
Саша отвернулась от стола. Всё это время она думала про Лилю – та никогда раньше не просила добавки, у нее была хорошая мама, которая каждый день забирала ее вовремя. И даже был папа. Летчик. Никто его, как и сама Лиля, не видел, папа постоянно где-то летал. Но он был. Что случилось с Лилей? Саша заметила, что та без особого удовольствия ковыряла кашу и почти не съела хлеб. Наверное, в первый раз она подбежала просить добавку за компанию. Или не поняла, что происходит. Лиля плохо видела и носила толстые очки. Может, она и слышала плохо?
Добавки никому не дали. Девочки, которые никогда не доедали завтрак, еще немного поковыряли в тарелках и всех наконец выпустили из-за стола. Саша заметила, что почему-то нет Димки. Был ведь утром. Играл в паровозик. Он обычно ел за соседним с Лилей столиком. Точно, его на завтраке не было! Саша удивилась – Димка всегда садился есть. У него была хорошая мама. Но она работала с самого раннего утра. Димку первым приводили в садик, когда еще по радио не пикало шесть. Он ждал воспитательницу в каморке у сторожа и к завтраку всегда оказывался голодным. Их завтрак был для него обедом. Саша спросила про Димку девочек. И даже Максимку. Никто Димку после игры не видел.
– И Толика нет! – шепнул ей толстый мальчик в пузырившихся шортах, который играл рядом в металлический конструктор и услышал разговор.
– Какого Толика?
– Ну, такой, с мотоциклом.
– А с кем он ест?
– С Димкой.
– С тем Димкой?
– Ну да, с Димкой. Которого нету. У которого мама в красной юбке.
Димкина мама действительно всегда ходила в красной юбке, поэтому Димка издалека ее узнавал.
Толстый мальчик вновь занялся конструктором. Максимка оглянулся вокруг и побежал к окну. Саша закричала:
– Подожди! Надо воспитательнице сказать!
– Зачем?
– Ну как зачем? Вдруг они пропали? Их ведь надо искать, а воспитательница новенькая и может не заметить. Фая точно ушла, я видела. Наверное, свиньям относит. А воспитательница нас не знает. И я ее боюсь.
Максимка подбежал к Евгении Владиславовне. Он, видимо, не запомнил, как ее зовут.
– Ээээ… Эээээ. А у нас Толик пропал. И Димка.
Воспитательница, согнувшись, доедала за детским столом кашу.
– Кто пропал? – переспросила она и почему-то встала из-за стола, хотя удобнее было бы слушать Максимку сидя.
– Ну, Толик. И Димка.
Воспитательница соскребла последнюю кашу, сунула ложку в рот, облизала ее, положила на тарелку. Отодвинув тарелку в сторону, вытерла руки о передник, присела к Максимке и с улыбкой переспросила:
– Мальчик, какие Толик с Димкой? Я вижу, что все на месте.
Подбежал Роберт Жадоев.
– Вы не смотрите на него как на дурака. У него просто мамы нет. Он нормальный. И Толик вправду пропал.
Саша мигом подскочила к воспитательнице:
– И Димка! И Димка пропал!
Максимка пнул Роберта по ноге:
– Есть у меня мама!
Роберт расхохотался:
– И где она? Почему ее никто не видел?
– Она сейчас спит. У меня мама всегда много спит, – сказал понуро Максимка и пошел в туалет. Плакать. Саша хотела подсмотреть, но Максимка плотно закрыл за собой дверь.
Воспитательница, осознав, что дети не шутят, пошла за толстым журналом, где была записана вся группа.
– Толик Денисов, да? – спросила она у мальчишек. Однако в их садике мало кто знал даже свои фамилии. Некоторые дети не понимали, что такое фамилия. Мальчишки молчали. Воспитательница водила пальцем в журнале:
– Здесь только один Толик. У вас есть еще Толики?
Мальчишки замотали головами.
– Хорошо… – сказала Евгения Владиславовна. – А Димка кто? Тут три Димки: Лисовец, Переверзев, Шинкарёв. Который пропал?
Мальчишки мялись. Но Саша точно знала Димкину фамилию – их в прошлый раз вместе вызывали на прививку.
– Переверзев он!
Воспитательница бросила журнал на стол и несколько раз хлопнула в ладоши, созывая детей к себе.
– У нас пропали два мальчика. Толя и Дима. Кто-нибудь их видел сейчас?
Все молчали.
– А утром видели?
– Да! Да! – раздались голоса.