— А где же еще! Вот Юра и зарисовал все.
— Молодец парнишка, понятно обстановочку срисовал. Да вы переоденьтесь. Ребята, у кого есть из одежды что, давай сюда.
Кто-то полез в вещмешок, кто-то сходил куда-то, и у ног Юры и Бондаренко появились гимнастерки, брюки, нижнее белье.
Они переоделись. Хоть и лето, и вода в реке теплая, а все-таки плохо ночью быть в мокрой одежде. К ним подошел еще один боец, от него резко пахло луком, борщом.
— Ну кто здесь с той стороны?
— Сюда, Серега, неси. Вот они.
Старшина аппетитно жевал говядину, шумно запивал чаем и рассказывал о скитаниях своей группы: коротко, без прикрас.
Юра ел молча и устало прислушивался, что говорил Бондаренко, словно тот рассказывал о ком-то другом, очень близком и знакомом. Неудержимо клонило ко сну. Юра привалился к широкой спине старшины, почувствовал тепло и задремал. Под впечатлением воспоминаний старшины приснилось ему ржаное поле, бой у железнодорожной насыпи, концлагерь, побег, смерть Николая.
Проснулся, потому что его настойчиво тормошили за плечи.
— Сынок, а сынок, очнись. Не стони. Лейтенант вернулся, к командиру вызывают.
Юра встал и тут же присел от нестерпимой боли.
— Что с тобой? — испугался Бондаренко.
— Нога. Не могу больше идти.
— А ну, покажи!
Юра снял ботинок и вытянул ногу. Бондаренко наклонился, лейтенант включил фонарик, и оба ахнули. По всей ступне расползся огромный сине-желтый нарыв.
— Тю! — поразился Бондаренко. — Как же ты терпел?
Увидев распухшую ногу, все удивлялись и советовали немедленно отправить Юру в госпиталь.
Мальчика подняли на руки, закутали в жесткую шинель и куда-то понесли. По дороге совали кусочки сахара, говорили добрые, ласковые слова.
На заботливых руках Юра снова заснул. Даже боль не в состоянии была пересилить великую силу сна.
Юре было все равно, куда его несли и зачем. Он был у своих, на душе было легко-легко, и хотелось только одного: спать, спать, спать.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Когда Юра проснулся и открыл глаза, то сразу зажмурился от яркого солнца и больничной белизны. В палате стояла тишина. На потолке и стенах — солнечные зайчики. Где он? Куда попал? Юра вспомнил вчерашний вечер и все понял.
В правой ноге ощутил нудную, тупую боль и, чувствуя сдавленность, догадался, что нога перевязана.
Юра повернулся, увидел стол, на котором, как чудо, стоял стакан молока, накрытый краюхой белого хлеба. В распахнутые окна врывался, теплый ветерок, шевелил тюлевые занавески, обдавал запахом полевых цветов. Вроде и не было войны, горя, трудностей, оставшихся позади, в тылу врага. Все это показалось Юре ужасным, прошедшим сном. Да-да, сном!
У окна сидела женщина. В белом халате и белой косынке, Она что-то быстро писала на тумбочке. Она так была похожа на его мать, что сердце невольно сильно забилось. Юра не сомневался, что это, конечно, она, мама. Кто же еще, как не она, придет к нему?! Счастливый, Юра вскочил с кровати.
— Ма-а-ма!
Женщина моментально повернулась.
— Проснулся, сынок?
Юра увидел ее доброе, ласковое лицо, совсем как у мамы, но это была не она… И Юра понял, что своей мамы он никогда-никогда не увидит. Уткнувшись в подушку, он заплакал. Безудержно, навзрыд.
Медсестра Анна Федоровна подошла к Юре, присела рядом. Стала успокаивать его. Она все знала. Ей обо всем рассказал старшина Бондаренко. Он просил по-матерински поухаживать за мальчиком. Но ее и просить не надо было. Какое женское сердце останется равнодушным, узнав о горе ребенка?.. И с вечера, после операции, она всю ночь, не смыкая глаз, просидела у кровати Юры. Слышала, как он настойчиво звал мать, жалел какого-то дядю Колю, грозил фашистам, метался, разыскивая красный галстук.
Немного успокоившись, Юра немигающим взглядом уставился в далекое голубое небо. Перед глазами, в который раз, представилась страшная картина всего, что он видел, испытал, перенес. Юра закрыл глаза — что же будет? Что делать, как быть? А если и отец погиб?..
Ласковые женские руки легонько коснулись его головы. Нет-нет, только не это. Юра отдернул голову и накрылся простыней.
— Что с тобой, сынок?
Юра промолчал. Анна Федоровна продолжала говорить тихо, с материнской заботой:
— Одежонку твою, родной, я заменила. Хотела подлатать, да на ней живого места не осталось. Смотри, вот брючки, рубашечка, давай примерим?
Она надеялась, что Юра ответит, заговорит. Когда человек говорит, ему легче помочь. Но Юра молчал…
Прошло два дня. Нога заживала. Юра с Анной Федоровной подружились. Он уже знал, что ее муж погиб в первые дни войны, а сын воюет где-то на Севере и что от него второй месяц нет весточки.
Анна Федоровна по-матерински заботилась о Юре, но ему это не нравилось. Ему не хотелось, чтобы кто-то заменял родную маму. Анна Федоровна понимала Юру и вела себя ненавязчиво. Постепенно сердце мальчика оттаивало и тянулось к этой доброй женщине.
Через несколько дней появился Иван Бондаренко. Он словно ворвался в палату. Неузнаваемо бодрый, чисто выбритый, в новенькой форме. Его трудно было сравнить с тем Бондаренко, с которым Юра скитался, был в плену, выходил из окружения. Глаза сияли радостью.
Увидев его, Юра обрадовался и вскочил с кровати.
— Дядя Ваня, наконец-то!
Они обнялись, как отец с сыном после долгой разлуки. Анна Федоровна отвернулась, украдкой смахнула слезу.
— Ну, что, я пришел прощаться.
— Как? Насовсем?!
— Да нет. Назначение получил в часть, сейчас двигаем на передовую.
Бондаренко положил на край стола несколько кусочков сахара и присел на стул.
— Ты, Юра, поправляйся быстрее и к моим поезжай. Они тебя как родного встретят. Я им письмо отправил, все описал про нас, так что ты не стесняйся! Начальник госпиталя обещал мне отправить тебя с попутной машиной. — Бондаренко повернулся к Анне Федоровне: — А вам, сестричка, большое спасибо за него. Здоровья вам побольше и чтоб сын вернулся целым-невредимым.
За окном засигналила машина. Бондаренко резко выпрямился.
— Ну вот, сынок, пора, зовут уже. — Голос старшины дрогнул, он крепко прижал к себе Юру, уткнулся лицом в его жесткие выгоревшие вихры. — Извини, ждут. Пиши, как доберешься до нашей хаты. Привет моим. После войны мы с тобой во как наговоримся! — Расцеловал Юру, быстрым решительным шагом направился к выходу, остановился в дверях, оглянулся. — Будь здоров! — и закрыл за собой дверь.
Юра бросился к окну. У низкого штакетника стоял новенький ЗИС-5. В кузове ровными рядами сидели бойцы, тоже в новенькой форме, в поблескивающих на солнце касках.
Из подъезда выбежал Бондаренко, обернулся на окно, увидел Юру, махнул рукой и прыгнул на подножку кабины… Грузовик вырулил на дорогу и, поднимая пыль, покатил, набирая скорость, в сторону орудийных раскатов — туда, где шли жестокие бои. Вскоре он скрылся за поворотом. Юра стоял у окна и смотрел на опустевшую дорогу.
— До свидания, дядя Ваня!
Почему так сжалось у него сердце? Неужели предчувствовало, что не увидеть больше дорогого старшину?!
Подошла Анна Федоровна, положила на плечи маленькие добрые руки.
— Ну чего нос повесил? Вернется твой дядя Ваня. Видал, сколько силы в нем, разве одолеть такого фашисту? Иди в сад, погуляй малость, а там и завтрак поспеет. На больную ногу не наступай, береги ее. Ну-ка, примерь костылик, самый маленький подобрала.
Послышался гул моторов. Анна Федоровна выглянула в окно и всплеснула руками:
— Батюшки! Опять раненых везут.
И заспешила навстречу раненым.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Раненых поступило много. Из своей палаты Юра перешел в маленькую комнатку Анны Федоровны, бывший кабинет завуча.
Анна Федоровна день и ночь дежурила около раненых. Юра даже удивлялся: когда же она спит? Он стоял у книжного шкафа и перебирал запылившиеся книги. Юра взял «Историю древнего, мира» и с интересом рассматривал картинки.
Он так увлекся, что не слышал, как вошла санитарка Катя. Ее родители погибли при первой бомбежке, а она попала в госпиталь, выздоровела, да так и осталась здесь помогать. Катя очень картавила, это смешило его. Девочка обижалась, краснела, старалась подыскивать слова, в которых дефект речи был незаметен. Вот и сейчас она произнесла всего три слова:
— Иди, начальник зовет, — и ушла.
Начальник госпиталя майор Ишин, хирург по профессии, разговаривал с кем-то по телефону. Требовал срочно прислать медикаменты. Ему, вероятно, возражали. Тогда Ишин попросил пригласить к телефону полковника Лазаренко…
Увидев Юру, Ишин подмигнул ему, кивнул на стул.
— Ну, фронтовик, как нога? Не хромаешь?
— Немножко.
— Немножко можно. Анна Федоровна, разбинтуйте рану.
Рана заживала и уже подсыхала. Опасений, что она загноится, не было. Ишин остался доволен осмотром.
— Чисто я тебя, парень, выскоблил. Через день-другой плясать сможешь. Не бинтуйте больше, природа без бинтов долечит… Алло?! Товарищ полковник? Нет его? Ищите и доложите ему, что у меня медикаменты на исходе, а я доложу командиру дивизии.
Ишин положил трубку.
— Я вас вот зачем позвал. Ефрейтор Андреев поедет сейчас за медикаментами. Твой старшина, Юра, заходил ко мне, просил к нему на родину тебя отправить. Так что собирайся в дорогу. А вас, Анна Федоровна, прошу взять у Бутурлина трехсуточный паек. Андреев до железной дороги Юру довезет и на черниговский поезд посадит. Там до Щорса недалеко. Желаю успеха, фронтовик, и не хромай!
Ишин крепко пожал Юре руку и занялся своими делами. Юра и Анна Федоровна вышли из кабинета растерянные…
Провожали Юру Анна Федоровна и Катя. У машины остановились. Прощаясь, Юра заметил у Кати слезы, и ему стало жалко ее — и что она картавит, и что он так нехорошо над этим смеялся. Когда Юра попросил у нее прощения, Катя удивилась. Неожиданно наклонилась к нему, поцеловала в щеку и убежала, вытирая платочком глаза. Тем временем Анна Федоровна заботливо наказывала шоферу, как надо ехать, когда и чем покормить Юру.
…Старенькая полуторка тарахтела, дребезжала, но ходко катила по проселочной дороге. Андреев оказался разговорчивым. Ловко расспросил Юру, почему он попал в госпиталь и кем доводится ему старшина Бондаренко.
Юра обо всем рассказал. Андреев косился, хмыкал, явно не всему верил.
Дорога была изрыта воронками от бомб. Приходилось сбавлять скорость и объезжать ямы. Выруливая машину на ровную дорогу, Андреев ни с того, ни с сего вдруг спросил:
— Про Кольский полуостров слышал?
— Нет.
— И про Мурманск, значит, не знаешь?
— Про Мурманск нам в школе рассказывали. Там залив зимой не замерзает и тюлени на льдинах плавают, правда?
— Правда! В таком случае считай, что мы с тобой земляки, договорились?
— Ага.
В разговоре километры летели быстро. Они говорили весело, непринужденно, будто забыв о войне.
Внезапно машину тряхнуло и повело в сторону. Андреев нажал на тормоза. Юра едва не ударился в лобовое стекло.
— А, черт, прозевали выбоину! — в сердцах выругался Андреев. — Неужели передний скат не выдержал?
Он вылез из кабины. Следом за ним спрыгнул на дорогу и Юра. Андреев присел у переднего ската и с огорчением слушал, как со свистом выходил воздух.
— Придется одно заднее колесо на передок перебросить. Запаску не успел сделать, за лекарствами торопили. Ее в двух местах на передовой пробило. Тащи, земляк, инструмент из-под сиденья. Менять будем.
Юра достал ключи.
— А домкрат где? Мать честная! Я ж его Сидоренко дал, а он на передовую укатил. Будем ждать проходящую, другого выбора нет.
Андреев не спеша начал сворачивать цигарку.
— А проходящая скоро будет? — спросил Юра.
— Да как тебе сказать, — Андреев затянулся дымом. — Смотри влево и вправо, завидишь над дорогой пыль, вот тебе и проходящая, сообразил?
Юра кивнул головой и стал внимательно смотреть в обе стороны. Минут через десять увидел приближающиеся клубы пыли:
— Смотрите, смотрите, проходящая, и не одна!
Андреев глянул на дорогу, жадно курнул несколько раз и, далеко отбрасывая окурок, приподнялся с земли.
— Везучий ты, Юра, я покурить толком не успел, а ты уже увидел. Никак тягачи пушки тянут.
Звук мощных моторов нарастал. Уже хорошо были видны зачехленные орудия, в кузовах сидели артиллеристы. Андреев поднял руку. Передний тягач остановился, за ними остальные. В окно кабины выглянул кудрявый, усыпанный веснушками сержант:
— Что, браток, мотор заклинило? Извини, запасных не возим.
— Мне бы, товарищ сержант, домкратик минут на пять. Заднее колесо на передок перебросить. Я мигом, дело привычное.
— Не могу, друг, задерживаться. К эшелону опаздываем.
— А вы эшелоном в какую сторону? Может, нам по пути?
— Не о том спрашиваешь. В такое время родной маме не все говорят, понял? Ну, будь здоров!
— Я ж не ради любопытства. Ради мальца. Может, по пути, взяли бы.
Андреев не видел, как сбоку подошел капитан.
— Понимаете, парнишка недавно через линию фронта перешел, мать потерял. Так ему к родне добраться надо.
— И далеко ему? — спросил капитан.
Андреев оглянулся на голос, увидел офицера, вытянулся и, отдавая честь, ответил с готовностью:
— В Щорс, товарищ капитан. От Чернигова совсем рядом.
Капитан внимательно посмотрел на Юру, решая, правду ли говорит ефрейтор, или так, чтобы только взяли. Юра выдержал взгляд и повернулся к Андрееву:
— Не надо просить. Других подождем. Все равно кто-нибудь поможет домкратом.
— Ну, вот что, мальчик с пальчик… Полезай в кузов, живо!
Не зная, как ему поступить, Юра глянул на Андреева. Тот кивнул головой и заторопился передать пакет с продуктами. Артиллеристы сдвинулись, освободили Юре место.
— А вы все-таки куда, товарищ капитан?
— За кудыкины горы. Слыхал про такие места? Нет? Тогда не задавай лишних вопросов. По пути нам, ясно? Потому и берем. Остальное — военная тайна, понял? — Усаживаясь рядом с водителем, посоветовал: — Следом вторая колонна идет. Там аварийка имеется. Обратишься к лейтенанту Перевалову, скажешь, что капитан Васильев приказал помочь. Будь здоров!
Взревели моторы. Колонна двинулась дальше. Встречный ветер взъерошил мальчишеский чуб. Юра долго оглядывался и смотрел на одинокую фигуру Андреева, оставшегося на дороге.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
В середине августа Юра с попутным воинским эшелоном прибыл в город Щорс.
Дом и улицу разыскал сразу.
Когда подходил к небольшому белому домику с зеленым палисадником, заволновался — как его примут и примут ли вообще.
На крылечке сидела худенькая девочка лет двенадцати. Она теребила тонкими пальцами короткие косички и о чем-то сосредоточенно думала. Глаза были грустные, заплаканные.
Наверное, Оля, дочь дяди Вани, решил Юра. И потянул на себя калитку. Скрипнули петли. Девочка от неожиданности вздрогнула, увидела незнакомого мальчика, вскочила и вдруг громко закричала в открытое окно:
— Мама, бабуля! Юра приехал! — и побежала навстречу.
Юра в нерешительности остановился. Оля подбежала, схватила его за руку и потащила за собой во двор. Юра едва успевал за ней.
На крыльцо выбежала высокая молодая женщина с тугими черными косами. Она приветливо улыбалась. Следом за ней на крыльце появилась полная, небольшого роста пожилая женщина, очень похожая на Ивана Бондаренко.
Оля, как и взрослые, радовалась приезду Юры. Повернувшись к матери и бабушке, она торопливо говорила:
— Это же Юра, Юра приехал, ты же ведь Юра, правда?
— Правда, — несмело подтвердил он и, окончательно смутившись, тихо добавил: — Я от дяди Вани приехал. Он привет всем передавал.
Женщины бросились к нему. Они обнимали, целовали, перебивая друг друга, расспрашивали про Ивана. Оля стояла в стороне и во все глаза смотрела на Юру.
Вдруг женщины спохватились, разом охнули и торопливо повели Юру в дом. Усадили за стол и стали угощать отварным мясом, яйцами, холодным молоком.