Волошин шёл, улыбаясь. Загребал листья туфлей, подпинывал. Запах прелой листвы всегда будто тревожил. Ефимов говорил: "Знаешь, хорошая штука осень, горькая как антибиотик... листья валятся и валятся, тишина звенящая какая-то... даже чуешь, вроде что-то отмирает в тебе. А ты думаешь "неет..." и, словно бурундук какой, ищешь где перезимовать".
"Бурундук, значит. Сам ты, Ефимов, бурундук". Игорь рассмеялся, поднял воротник и свернул от дома к старому корпусу НИИ. От дома совсем близко. Сегодня дежурит Нина Петровна, она пропустит. Только надо зайти в супермаркет, купить что-нибудь к чаю - и ей, и Павлику. Он ведь ждёт. Глаза слезятся как у старика, и усы совсем седые.
Что делать с ним, кто бы подсказал. НИИ закрыть ума хватило, а Павлика вот оставили. На него рука не поднялась. Да у кого она поднимется. Восемь лет бок о бок. Приходишь на работу, Павлик уже у вахты, в штанах своих, на помочах, и толстовке, кое-как в них заправленной. Ирина принесла, сына одежда хорошо подходила. Она же всеобщего этого товарища и на вахту приводила, он просился. А просился он так, что сам главный отказать не мог. Ухватится за руку этой своей пятернёй и ведёт в лабораторию чай пить...
Но сегодня Павлика не видать.
Игорь покрутил головой, отыскивая взглядом шимпанзе - тот любил сидеть на диване с клубками пряжи, раскладывал их по цвету.
Однако, в вестибюле тихо и пустынно, в конторке свет горит, слышно, чайник шумит. Нина Петровна закивала приветливо, выглядывая.
- А я тебя, Игорь, ещё от ворот увидела, чайник поставила. Павлик сегодня что-то всё в углу клетки сидит. Хоть и открыто у него, сам знаешь.
"Надо же. Что с ним, заболел? Хотя... Найти бы Ирину. Она тогда говорила, что эксперименты сильно влияют на него, что шимпанзе всё чаще её удивляет в тестах, делает какой-то там удивительный выбор, и потом взгляд его, ну человечий взгляд. Что она сказала бы сейчас? Да стареет наш главный научный сотрудник, вот что сказала бы. А ты просто хочешь увидеть Ирку, опять встретить её у конторки Нины Петровны, чтобы идти провожать. Н-да. Где она теперь? И сколько раз ведь вспоминал, а провожаешь только Павлика до конторки и обратно в бокс".
- Добрый вечер, Нина Петровна, странно, сейчас схожу к нему. Я денег принёс. Ну и холодно сегодня.
Волошин снял пальто, положил упаковку маковых пирожных на стол. Сел на диван, обхватил ладонями кружку. Так и застыл, постепенно отогреваясь.
- Вот хорошо! - воскликнула дежурная. - А ты грейся, пей, пока горячий. Электрик ведь уже третий раз приходил, каждый месяц одно и то же. Как зарплата у него кончается, так он сразу свою пластинку заводит - необслуживаемое оборудование требуется отключить. А сам лыка не вяжет. Не отключит, конечно, Павлика он любит, но душу мотает и мотает, и чекушку забирает, я ведь всегда наготове держу. Сейчас без этого нельзя. Раньше-то я главному сказала - и всего делов, а теперь мы тут никому не нужны. Радуйтесь, говорят, что тепло есть, не отказались от вас полностью, законсервировали только, так это называется. Я звонила тогда...
"В городскую администрацию... - продолжил мысленно Игорь, Нина Петровна рассказывала историю своих переговоров не первый раз. - Что же случилось? Он бы уже пришёл".
Павлик так и не появился. Пришлось идти самому - шимпанзе сидел спиной ко входу. Он обернулся, посмотрел грустно и отвернулся. "Похоже, всё-таки заболел".
Игорь почистил в клетке, собрал мусор, принялся рассказывать вслух, как он выбирал каши для Павлика. Обычно Павлик внимательно слушал, крутя мочку уха, или хлопал себя по бокам и ходил вокруг. Теперь же он лишь пересел в другой угол.
- Нина Петровна, а Иры Мельниковой телефона у вас нет? Или адреса? - спросил Игорь, вернувшись в конторку.
- Это ваш биолог-то? Как не быть, есть адрес.
Адрес нашёлся в списке с обратной стороны замусоленной тетради.
- А на объявление, получается, так никто и не откликнулся? - спросил Игорь, записывая адрес в телефон.
Объявление он дал, когда стали пугать отключением отопления в большей части здания.
- Нет, никто. Никому наш шимпанзёныш не нужен. Только эти, для опытов которые его просили, только они.
- Ну для их опытов нашего Павлика мы не отдадим, - задумчиво сказал Игорь, надевая пальто.
Пошёл домой, проверил, похлопав по карманам, не оставил ли телефон. Удивился сам себе, что взял наконец адрес, а потом сам себе и парировал - просто ведь надо что-то делать с Павликом. Взгляд его сейчас вспомнился. Можно было бы, конечно, забрать Павлика к себе, и Игорь держал в голове этот вариант как запасной, но всё откладывал, вдруг само собой рассосётся.
Думалось, что вот если была бы жива мама. Они бы с ним дружно распивали чаи на кухне и смотрели телевизор. Павлик бы доставал масло или ещё что, - он любил заглядывать в шкафы и что-нибудь доставать, - а мама бы у него спрашивала: "Что будем готовить на ужин"... "Нет, нельзя брать его к себе, у меня холодильник пустой вот уже месяц. Это рыб можно - покормил и забыл, и то на душе кошки скребут из-за этих рыб, а тут Павлик..." - в который раз сказал он себе решительно.
В биологии Ира оказалась потому, что любила читать. Читала всё подряд, что попадалось под руку, и начаты бывали обычно сразу четыре-пять книг. Она переходила от одной к другой по настроению.
Училась как все. То есть училась так, чтобы не огорчать маму и папу, и бабулю, и ещё кого-то, кто иногда для неё был важен, как учительница по математике в пятом классе. Та посреди математики вдруг начала рассказывать, как Диоген жил в бочке. Тогда у Иры была единственная за всю её жизнь пятёрка по математике. Вот и Ира могла не ответить по заданному параграфу, зато выдавала вдруг, что у собачки Петерса хороший слух, несмотря на маленькие уши. Из-за этого "вдруг" Иру и включили в команду на олимпиаду по ботанике. Звёзд с неба она не хватала, но баллы команде принесла, и её взяли и в следующий раз, уже на городскую.
Мама традиционно пекла что-нибудь к этому событию, и они пили чай всем семейством, хоть и успехи Ирины были небольшие, так себе успехи, потому что зубрить и как-то специально готовиться она не любила, и просто продолжала читать.
Перед девятым классом, в один из последних дней летних каникул, после чая с печеньем под смешным названием "узелки", Ира, перемыв посуду, как всегда забралась в кресло с ногами и книгой. Был тихий августовский вечер, солнечный и прохладный, небо прозрачное-прозрачное, как и бывает в конце лета, когда в тёплом ещё ветерке чувствуется что-то осеннее знобкое. Слышался голос мамы, она стояла в шали на балконе, и то разговаривала с котом, то поддакивала соседке с нижнего этажа, то любовалась циниями, потом замёрзла и пошла домой. Ира по-прежнему читала. В руках у неё был учебник по биологии.
Мама всплеснула руками, рассмеялась и сказала отцу:
- Кажется, у нас будет биолог...
И как в воду смотрела.
Биолог появился спустя некоторое время и не один. Ирина вышла замуж за однокурсника Данила. Ваня родился вскоре, а потом Ирина с Данилом разошлись. Как думал Данил: из-за Ириной любви приукрашивать действительность - принцем на белом коне он быть не собирался. Как думала Ира сама - из-за её нелюбви к принцам на белом коне и всем с этим связанным - завтракам, обедам и ужинам - готовить она не умела совершенно. Мама же была солидарна в этом вопросе с зятем - из-за Ириной привычки приукрашивать действительность и разошлись - рыцарем на белом коне Данил никогда не был, говорила она ей сразу.
Но расстались и расстались. В начале, в первые дни, она просыпалась и говорила, лёжа ещё с закрытыми глазами:
- Представляешь, мне приснился кинотеатр, что у меня билеты, я хожу и ищу своё место, и не нахожу, наверное, всё-таки НИИ закроют...
И вспоминала, что говорить некому, умолкала, увидев себя в зеркале одну на огромной кровати. Она тянулась к телефону, чтобы набрать Алке, лучшей подруге, чтобы пойти куда-нибудь, но вспоминала, что они собираются всем семейством в отпуск. А у Федотовых тихое перемирие после военных действий, слава всем богам, не дошедших до рукопашной, как говорила сама Маринка.
Мама, увидев с утра красный нос дочери и заплаканные глаза, тихо вздыхала и пекла к вечеру Ирины любимые "узелки", или придумывала поездку на дачу за чем-то нужным. За банкой огурцов "по тети Лиды рецепту". Ира кивала, начинала собираться. Потом топили печь на даче, дом медленно прогревался. Долго ходили с отцом по лесу на дедовых широких лесных лыжах. Собака бежала, проваливаясь по уши, по лыжне, проложенной вокруг дачного посёлка. К вечеру, садясь в машину, мама деловито говорила: "А завтра мы будем печь курник, отбивные ты уже делала, котлеты тоже", Ира, сидя за рулём, ворчала, что "счастье не в котлетах", папа привычно уточнял, что "не в котлетах, да, дочь права, а в их количестве, я считаю"...
А НИИ всё-таки закрыли, и Ира пошла работать в школу.
Игорь, с тортом и билетами в зоопарк, растерянно улыбаясь, смотрел на дом. Серый, панельный, самый обычный. "Идти или не идти, вот в чём вопрос. Переехала, и может быть, живёт не одна. Ну, Ванька не в счёт, Ванька-то свой человек и меня узнает, наверное. А если кто ещё? Муж бывший тогда всё время рядом крутился. Что ж, при неблагоприятном раскладе придётся скорчить дружескую физиономию и говорить только о Павлике. Но я и иду говорить о Павлике!" - одёрнул он себя и позвонил в домофон.
Ира была дома. Её удивлённое лицо с россыпью знакомых веснушек на скулах, квартира со всякими безделушками в шкафах, диванчиками и пуфиками, старым спаниелем с одышкой и котом, сидевшим на кухонном шкафу и смотревшим в коридор на него, - показались Игорю смешными. Но он быстро перестал смеяться, откашлялся и подумал, что расклад всё-таки неблагоприятный, потому что вышла Ирина мама. Потом шестилетний Ванька выскочил, пожал руку и убежал.
Выяснилось, что отца не было вот уже полгода как, а Ира жила с мамой, переехав со своей съёмной квартиры.
Мама Ирина строго сказала, что все они сейчас будут кушать пирог с капустой. Игорь опять едва не рассмеялся, чувствуя, что готов подчиниться с радостью, с утра ничего не ел.
Первым кушать пирог выдвинулся спаниель. Следом шла Ира, в руках у неё были чайные чашки, Игорь нёс по поручению Ириной мамы блюдца - праздничная посуда хранилась в зале, в шкафу, с кучей статуэток и шкатулок. Спаниель сел, принялся чесать за ухом, и образовалась пробка. Тогда Игорь, пользуясь моментом, стал рассказывать Ирине про Павлика - в узком коридоре в кухню. Ира молча выслушала.
- Я не знала, ужас какой-то, - сказала она.
Машинально водрузила чашки на блюдца в руках Игоря и пошла к выходу. Через минуту она уже была одета.
Пытаясь вызвать такси, удерживая в одной руке чайный сервиз, Игорь подумал: "А пирог я бы съел. Идиот с чашками, отдай их маме"...
В такси он понял, что разговор будет только про Павлика. "Нет, он замечательный, наш Павлик", - перебивал Игорь сам себя, рассматривал соседку, поворачивающуюся к нему и спрашивающую что-то. "Слишком много про Павлика", - думал он. Хотелось протянуть руку и коснуться завитка волос, который в полусумраке казался немного ретро. "Придёт же такое в голову, когда ты любил ретро". Машинально отвечал на Ирины вопросы. Нет, не знаю, какая у него температура, не подумал измерить, сразу к тебе, ты знаешь, с чего начать. Не лежит, а сидит.
- Ну, хорошо, хоть сидит, - говорила Ира, выходя из такси.
В боксе было темно.
- Как душно. Приточка-вытяжка работает? - быстро спросила Ирина.
Игорь включил ночное освещение. Павлик спал и проснулся. Издал какой-то невнятный звук.
- Ужин почти не тронут. Пол банана даже целы, как ты тут, хороший мой? - Ирина вошла в клетку и взяла Павлика на руки. Шимпанзе погладил её по щеке, поворачивая к себе, сказал очень серьёзное:
- У.
- Ну что ты, я уже здесь, - сказала Ира, взяв его за руку-лапу, пожав легонько. - Думаю, просто отравление СО, посмотри вентиляцию. Надо или гулять регулярно, или чтобы приточка работала.
Она говорила за спиной, Павлик вторил ей своё "у", а Игорь пощёлкал переключателями. Приточка не работала, и тянуло гарью. Сколько она уже не функционирует? Но две недели назад Павлик был шустрее, про возраст его вспоминать не тянуло точно.