Ирландский волкодав грязно-рыже всплывал в волне у берега, откатывался вместе с пеной и мелким мусором, тонул, терялся в мутной воде. Инспектор наклонился, подтянул пса к себе. Потрепал по оскаленной, застывшей морде.
- Холодные коты объявили войну тёплым. А начали с моего Арабеса. Сволочи. Ты посмотри, глотку перегрызли три раза. Мамочка будет плакать, Арабес. Она свяжет плохим котам шарфы и повесит их всех на этих шарфах над твоей могилой. Каждого в отдельности.
- Что такое вы говорите, Хьюз, - поёжился инспектор Бэнкс. - Мы должны действовать по закону.
- Вот и действуйте по закону, Бэнкс, а я буду искать убийцу Арабеса. Тёплого или холодного. Я его найду.
Инспектор сунул руки в карманы и стал мерить берег реки двадцати четырёх дюймовыми шагами.
Время от времени он выкрикивал в прибрежные кусты. В унылые ивы. В серое небо. Подбегал к старому платану и кричал в дупло:
- А! О! Эээй! Я найду вас!
Холодный Джо сидел за стойкой и потягивал бренди. Выбритые татуированные уши шевелились от удовольствия. Он продрог и был злой как чёрт. Дверь паба распахнулась от пинка ногой. Коротышка Джонни. За ним следовали Левша и Пробка от бренди. Парни вскинули кольты. Шесть миротворцев. Калибр сорок пять.
- Что я вам говорил, этот чёрт уже здесь, - крутанулся к своим Джонни, пнул со злости вертушку, посетитель, входивший следом, согнулся. - Приветствую, сэр!
Шесть кольтов, шесть звонких мух. Курок на полувзвод. Ещё...
Холодный Джо улыбнулся.
Последняя пуля была зажата в жёлтых прокуренных зубах. Его пара кольтов всадила одну за другой пули в заметавшихся в растерянности тёплых котов.
- Эти холодные твари! Ты говорил, что уж серебряная возьмёт его точно!
- Я тебе говорил сделать их шесть!
- Где я возьму тебе столько серебра?!
- Она мне пригодится, дружище, - оскалился Холодный Джо, прикончив последнего тёплого кота.
На чердаке гулял сквозняк, ворошил голубиный помёт и перья, копившиеся здесь годами. Голуби, толстые и воркчливые, Джо не мешали. Теперь не мешали. Раньше он бы передушил их всех вместе с крысами, пирамиды из голов которых отмечали везде его путь.
- Время собирать камни, друзья, - говорил он крысам, - брошенные мне в спину.
Крысы огрызались, и Джо ловко откручивал очередную голову.
Теперь Джо любил голубей. Сыпал им крошек от чужих ужинов и обедов, которые больше не волновали его. Иногда лениво цеплял зазевавшуюся птицу и стальным правым когтем разворачивал её крыло. Рассматривал на просвет. Птица долбила клювом в железный коготь. Джо хрипло смеялся и отпускал её.
Холодный кот подошёл к куску клёпаного железа и разжёг горелку. Зажал линзу глазом. Положил серебряную пулю в железный ковшик с длинной ручкой. Стал греть на горелке. Когда запахло палёным, задумчиво нашарил старую крагу и перехватил ручку ей.
Серебро расплылось. Задрожало. Серебряной нитью Холодный Джо вывел на железном листе маленькое крыло, ещё одно. Тело гибкое - вытянутой каплей, голова - аккуратная и красивая. "Тиу, я опять возвращаю тебя".
Крылатую подвеску на шею - на удачу. Пару ножей - в сапоги, парочку миротворцев - на пояс, на тот собачий случай, когда удача отвернётся. Холодный Джо зло рассмеялся - Арабес сдох, как и полагается сдохнуть волкодаву, с честью. Но бедняга не знал, что Джо ему уже не по зубам. А может, пёс просто побрезговал тухлятиной и оступился с моста. Он упал на старого быка, здорово разбился. Джо кивнул ему, прочитав в глазах смертную тоску. И перегрыз ему глотку.
На какой-то небольшой просвет в затянувшейся ночи он забылся. Долго тогда сидел у реки. Арабес лежал рядом, вытянув морду к воде. Потом они разошлись в разные стороны, сойдясь на том, что эта штука под названием жизнь совсем неплоха, однако понимаешь это, оказавшись на её дне.
Крыша пологая и скользкая от дождя блестела в свете луны. Но луна - всего лишь зрачок того, кто смотрел на тебя и не успел отвернуться. Он и отвернулся бы сейчас, но отвратительный характер не давал этого сделать. Джо очень хорошо понимал этого парня. И отвернулся первым.
Прошёл по мокрой черепице к краю, спрыгнул на балкончик внизу, оттуда - на землю.
Перестрелка в "Безногой лошади старого Дугласа" разозлила инспектора Хьюза. Тот же почерк. Цинизм. Он его на дух не переносил. Расстрелять троих уважаемых джентльменов, когда они собрались пропустить по стаканчику бренди, посидеть, поболтать со старыми друзьями. Хьюз поморщился. О, его Арабес пал от той же руки. Три раза перегрызть глотку. Значит, холодные коты. Да. И сегодняшнее убийство в "Безногой лошади" только подтверждает это. Инспектор стукнул кулаком по водосточной трубе, ушиб руку, долго тряс ею, ударив о кэб, проезжавший мимо. Лошадь фыркнула, шарахнулась. Кэбмен высунулся и ожёг инспектора кнутом.
- Простите, мистер, - невежливо пробормотал он, увидев красное лицо инспектора, подумав "твою мать, я ему попал... э-э... по лицу".
Шестидесяти восьмилетняя мисс Хьюз, сестра инспектора Хьюза, вязала шарф. Она пожевала губами, позабыла рисунок. Вот уже три десятка рядов тянулись банальной чередой. Но мысли старой дамы были ровны и последовательны. Если бы был жив её Джо, красавец, с его прищуренными жёлтыми глазами, наглой выпирающей нижней челюстью, с восхитительным неправильным прикусом, этот флегма... он храпел во сне, её забавный Джо. Он бы сейчас не упустил случая и закатил этот проклятый клубок под диван. Как же ей надоело вязать, кто бы знал. Шарф лежал на полу, он тянулся и тянулся, извивался, запутывался.
"На нём можно было бы удавить всех котов, и тёплых, и холодных, но сначала изведём всех холодных, эти твари изворотливы и могут помочь потом тёплым. Тёплые - такие тёплые, их можно брать голыми руками, - думал улыбающийся мышь, стоявший, привалившись к косяку двери. На его пальце блестела золотая печатка "Смерть котам". В ухе мыша висели татуированный кошачий молоточек и наковальня. - А домашнему увальню Джо достаточно было подсунуть этого зазевавшегося человеческого лягушонка, чтобы придурок оказался под колёсами кэба".
- Отнесите покупки на кухню, мистер, - попросила старая дама, не поднимая головы от вязания, - я должна вязать, это очень важно. Для чего-то это очень важно.
- Слушаюсь, мадам.
Мальчик спал, зарывшись с головой в грязное тряпьё. Его длинные сальные волосы не отличались от выцветшего лисьего воротника на женском пальто без пуговиц и левого рукава. Грязные босые ноги были похожи на ноги бродяги, спавшего рядом, только раза в два меньше. Выдавал мальчика лишь запах. Холодный Джо втянул его с радостью. Давно позабытой. Этот запах человеческого щенка его радовал своей чистотой. Щенков. Или котят. А какая разница. Этого вихрастого парня ему хотелось звать щенок, он его так и звал.
Джо пощекотал подошву мальчишки, нога дёрнулась и спряталась, показалась голова. Щенок сонно улыбнулся. Уши Джо шевельнулись и прижались от удовольствия. Жёлтые клыки открылись в улыбке. Холодный Джо исчез, а улыбка с зажатой в зубах крылатой подвеской на шнурке долго ещё висела в воздухе. Потом улыбка повесила мальчику подвеску на шею, прошептала "это всё, что у меня есть, щенок" и исчезла совсем.
Тёплые коты ненавидели холодных. Ведь они имели то, что тёплым котам и не снилось. Они имели отсутствие. "Страха, разумеется. Когда страха нет, - рассуждали тёплые коты, - имеешь всё. Ты не боишься, что из тебя вытряхнут вдруг ненароком эти утренние сливки, пушистый загривок рыжей, мягкие уши и молочные глазки мелкого, того, что вчера родился, крышу, мокрую от дождя, зрачок того, кто не успел отвернуться..."
Холодный Джо ухмыльнулся, запуская одну руку в печень. Другую - в творог, расставленный на прилавке в мисках под крышками. Миссис Купите Творог не видит, это раньше ему бы досталось. А сейчас, что она может ему сделать сейчас.
Одна, другая миска Щенку не помешает.
Холодный Джо шёл по улице, мрачно поглядывая по сторонам, помахивая узелком с творогом - миссис с бородавкой долго удивлялась пропаже покупки. Но могла бы подумать, старая курица, как ему нести творог в миске, в самом деле.
Щенок уже не спал. Его голова появилась из бака с мусором, грязная тощая рука выкинула шкурку от окорока, мешок с очистками картошки, бутылку с остатками вина, и Щенок исчез опять. Холодный Джо закинул узелок с творогом в мусорный бак. Голова Щенка появилась наполовину, глаза быстро обежали пустую улицу, открытый сырой подъезд, спину старого бродяги, ждущего от него что-нибудь на завтрак. И спряталась в баке. Холодный Джо усмехнулся - в баке ели. Быстро. Давясь, скребя пальцами по стенкам миски.
Хьюз пробарабанил пальцами по столу, отпечатал пару рапортов и служебных записок. Гавкнул на стоявшего без дела Бэнкса:
- Если и дальше так будет продолжаться, думаю, нас ткнут носом в очередные трупы, пахнущие цинизмом. А мы уже знаем, что так пахнут холодные коты. Эти парни знают, что лучшее средство от моли... простите, Бэнкс, это всё проклятая рутина. Так вот лучшее средство от него - всего лишь любовь. Но этот запах уже им не по карману. За редким исключением. Но на то они и редкие, чтобы не встречаться в природе вовсе. Поэтому еда и страх, мой друг!
- Слушаюсь, инспектор Хьюз! - глаза Бэнкса были открыты, по глазному яблоку давно ползала муха.
- Но страх холодным котам неведом. Да, так что выбор невелик. Еда и любовь, чёрт бы её побрал. Не верю! Холодные коты и любовь, где вы такое слышали, Бэнкс?
Муха отложила яйца на глазное яблоко Бэнкса, вымыла руки ногами и улетела. Ни любви, ни страха, ни упрёка не было в глазах инспектора. Он считал себя счастливым человеком и холодным котом. Этот Хьюз здорово ему действовал на нервы, но он сегодня плотно позавтракал.
Мисс Хьюз вязала шарф. Три дня и три ночи. Странный рисунок теперь занимал все её мысли. Старая дама любила разгадывать загадки. Она взглядывала поверх очков лишь на кресло напротив. Кивала ему.
Мистер Хьюз мрачно ждал её ответа вот уже второй час. Он только что выложил все подробности дела. Маргарет обожала эти историйки с перестрелками, трупами и таинственными убийцами. Щёки её покрывались застенчивым румянцем, она пускалась в длинные воспоминания из жизни старых дев, тыкала пальцем в небо, что неизменно бросало его в сон.
Но Хьюз привык к трудностям и теперь ждал, куда она ткнёт. Принимался ходить вокруг. Останавливался возле клетки с попугаем. Кривлялся в его зеркало. Попугай каждый раз пронзительно кричал. И гадил от страха в поилку. Инспектор удовлетворённо усаживался в кресло и начинал набивать трубку. Старая дама спохватилась, в одиннадцатый раз подняв глаза и увидев знакомое лицо:
- Да, дорогой Барти! Запах цинизма, это интересная деталь! Знаешь, однажды я работала всё утро в саду, выкапывала хрен. Это растение имеет чрезвычайно упорный характер и въедливый резкий запах. Моя служанка миссис Уилсон потом заметила, подавая мне яблочный пирог к чаю: "Наверное, сегодня это будет для вас как пирог с хреном, мисс Хьюз". Да, так вот, Барти, запах цинизма действительно неистребим. Стоит только один раз попробовать что-нибудь под этим соусом, как блюдо навсегда приобретает его вкус. Мне кажется, это очень важно для чего-то в этом деле.
Подняв глаза в следующий раз, старая дама улыбнулась мистеру Бэнксу. Он длинно потянул горячий чай, обжёгся и теперь сидел, виновато прикусив опухшую губу. "Какой приятный молодой человек, он так похож на беднягу Арабеса". Шарф укутывал своими кольцами ноги старой дамы. Кольцами тёплыми и мягкими. Мисс Хьюз встревожено передёрнула плечами, продолжая вязать и глядя поверх очков:
- Что вы говорите, мистер Бэнкс? Ваши корнуоллские тыквы все сгнили? Вы меня чрезвычайно расстроили. Передайте миссис Бэнкс мои соболезнования. Признаться, сомневаюсь, чтобы в этом деле были замешаны молодые люди из банды тёплых котов. Я делаю всё возможное, чтобы взглянуть на это дело с другой стороны, но каждый раз мне вспоминается мой любимец Джо. А это что-нибудь да значит, мистер Бэнкс.
Оторвавшись от вязания с чрезвычайной неохотой вновь, мисс Хьюз вздохнула и с удовлетворением кивнула: