- Наконец-то, Джо. Ты-то мне и нужен.
Холодный Джо сидел в кресле и лениво распускал шарф с обратной стороны.
- Ты же знаешь, Джо, меня этим не сбить со следа.
Джо улыбнулся, прищурив жёлтые глаза. То же самое говорил дружище Арабес. Он много чего говорил в ту ночь:
- Этот город, Джо, он сгнил. Его нет на картах. Если ты выйдешь за город, то не найдёшь ни одного указателя, ведущего к нему. Живых осталось совсем немного. А те, кто себя ими считает, давно мертвы. Надо убираться отсюда.
Мышиный дух вызывал брезгливость. Старая дама совсем потеряла нюх.
- Не забудьте, мисс Хьюз, - сказал он ей, уже прощаясь, - я перегрыз глотку дружище Арабесу только один раз, к тому же по его просьбе, так всегда бывает, когда у тебя сломан хребет. Тебе совсем не хочется жить.
- Что ты говоришь. Это любопытно. Да. Совсем забыла, Джо. Хотела сообщить тебе. Миссис Брукс сказала вчера в лавке у мистера Петерса. Я заходила туда, чтобы купить моточек лилового мохера. Так вот Тиу недавно появлялась там. Я помню ещё, как встретила тебя с ней на лестнице. Нет-нет, я ничего не видела. Вы были такие счастливые. Уже тогда я поняла, что эта молодая леди сведёт тебя с ума...
"Тиу. Миссис Брукс совсем потеряла голову. Не могла появиться моя Тиу".
Уже было далеко за полночь, когда Холодный Джо ушёл от мисс Хьюз. Он вспрыгнул на подножку проезжающего мимо кэба. Кэб понёсся по мосту. Кто-то долбил надоедливо в его стенку. Там кричали:
- Какого чёрта мы едем по мосту?! Я вас спрашиваю!
- Говорю вам, заткнитесь, сэр, - шёпотом огрызался кэбмен, косясь на Холодного Джо, перезарядившего у него перед носом кольт.
Но перед домом Джо никого не встретил. Поднялся на чердак.
Шёл дождь. Дождь в этом городе шёл всегда. С тех пор, как город превратился в гнилой орех и треснул, а холодные коты объявили войну тёплым. Никто из них, из только известных им принципов, не желал отремонтировать кран. И он всё течёт и течёт.
Щенку повезло. Сначала не сорваться с крыши, потом не застрять в дымоходе. Выпав в кучу золы, он забыл, что по пути сюда ему попался дохлый голубь. Щенок наткнулся на него рукой и долго ощупывал. Пока не добрался до головы, судорожно раскрытого клюва и засохшего острого языка. Щенок испугался и отбросил голубя от себя. Вверх. Потому что руки не проходили вниз. Голубь упал на него. Щенок судорожно вякнул, выпрямил ноги, упиравшиеся в стенки дымохода, и стал быстро падать. Голубь так и лежал всё это время у него на плече, потому что у мальчишки не хватило духу опять его взять в руки. Он и сейчас старался не смотреть на него, воткнувшегося клювом в золу.
Бродяга сказал, что в этом доме никого нет с самого утра. Надо только взять, что плохо лежит. Или то, что можно съесть. Или продать. Бродяга назвал это удачей. Ещё удачей он назвал ложки, вилки и часы, цепочки, брошки, серёжки, булавки...
Щенок прошлёпал босо, оставляя чёрные следы. Кинул в мешок часы на цепочке с комода, долго стоял перед огромными часами с боем, глядя на своё отражение в них. Отступил и подпрыгнул. Сзади что-то зажужжало. Он обернулся. Деревянный пони лежал на спине, жужжал и перебирал ногами. Как жук. Щенок встал на четвереньки. Потом опёрся на локти. Осторожно поставил коричневого пони на ноги. Пони пошёл. За ним тащилась повозка на боку. Щенок лёг, вытянув руку и положив на неё голову. Поправил повозку. Пони маршировал к его руке. Остановился. Уткнулся носом в ладонь. Щенок заглянул ему в глаза. Погладил по голове пальцем.
Шаги подобрались к нему неслышно. Щенок повис в воздухе на своём пиджаке. Пуговицы намертво сидели в петлях и не хотели расстёгиваться. А пиджак вознамерился удушить своего ненавистного непредставительного хозяина собственным воротником. Пони смотрел на Щенка снизу вверх.
- Тебе не повезло, Щенок.
- Это точно, - прохрипел мальчишка.
Шаги его стукнули больно кулаками в рёбра. Дали по зубам. В голове зазвенело. Тряхнули. Клацнули зубы, и Щенок прикусил язык. Шаги крикнули про полицию, каторгу и работный дом. Это было страшнее, чем кулаки бродяги Вилли. Потом швырнули в угол. Заперли в комнате и удалились.
Угол был с бронзовыми часами с боем. Часы - это удача, говорил бродяга Вилли. Сначала стало больно. Потом прошло. Пони ему сказал:
- Садись, довезу, Щенок.
Щенок взобрался на пони.
И они поехали.
Часы с боем, кровью и волосами Щенка, прилипшими к пятну, пробормотали им вслед:
- Прошу извинить меня, мистер Щенок. Рад знакомству.
Армия Пятой Авеню уже была в сборе. Каждую ночь тёплые коты стекались сюда со всего города. Ехали, шли, прогуливались, отправляясь в другую часть города, и делали вид, что оказались здесь случайно.
Нет-нет, я шёл, прогулять своего спаниеля Деша. А вы? А, да... Я бы тоже не прочь пропустить по стаканчику виски. Здесь на углу можно неплохо посидеть... Вы слышали, вчера нашли труп аптекаря Баркли. На набережной. Говорят, сидел в своём кресле как живой. Нда... Это что-нибудь, да значит, говорю вам, это всё они... Почему-почему... Когда такое было... Умирают и умирают...
Вместе было не так тоскливо. Они собирались на площади. Жгли костры. Курили трубки. Несло страхом, навозом и потом. Площадь Восстания забита до отказа кэбами, фургонами, телегами. Ржали и всхрапывали лошади. Щёлкали затворы, чистилось оружие. Горели костры, и чёрные тени ходили по стенам окрестных домов.
Тёплые Коты нервничали. Холодных Котов не видать, но они чувствовались повсюду. В холодном воздухе, в изливающемся монотонно с чёрных небес дожде, в гаснущих то и дело фонарях. В толпе шныряли крысы и мыши, будто сбежавшиеся сюда со всей округи.
Инспектор Бэнкс уткнулся носом в ледяное и мокрое, невидимое и пахнувшее, как обычный труп недельной давности. Вскинул кольт, глаза его выскочили из орбит от страха. Дуло упёрлось в живот инспектору Хьюзу. А чернильная тьма за плечом Хьюза спросила:
- Огоньку бы, мистер. Курить хочется.
- Дайте вы ему закурить, Бэнкс, в самом деле, - пробормотал Хьюз, отводя указательным пальцем кольт от своего живота, - что вам жалко? Глядишь, обойдётся.
Перед Бэнксом оказалась набитая порохом трубка. И он, покрывшись холодным потом, отшатнулся.
Тьма разочарованно протянула:
- Жаль, инспектор Бэнкс. Так курить хочется.
Инспектор Хьюз пожал плечами:
- Удивляюсь я вам, Бэнкс, и уберите эту муху из глаза.
До рассвета ещё далеко. Льёт дождь. Гасит костры. Тёплые вежливо раскланиваются с холодными. Приподнимают цилиндры. Поправляют пенсне. Ворошат традиции, раздувают угли. Знакомые лица радуют. Удивительное дело.
- Неожиданная встреча! Как поживаете, мистер Баркли? Я вчера у вас заказывал микстуру, а теперь, не знаю, как её получить. Не могли бы вы ненадолго зайти в свою аптеку и распорядиться продать её мне?
- Всё хорошо, мистер Ленорман, всё хорошо. Обязательно, мистер Ленорман. Но завтра у меня похороны, поэтому прошу извинить, лекарство смогу отпустить только в среду. Приглашаю вас завтра. Приятно, знаете ли, видеть в такую минуту знакомые лица.
- Вы так любезны, мистер Баркли, обязательно буду. Грустно, что вы нас покинули.
- Ну, это ещё с какой стороны посмотреть, мистер Ленорман, грустно это или нет, и кто кого покинул, - улыбается вежливо аптекарь и отходит в сторону, сливается с темнотой.
Из темноты выступило лицо:
- В такую отвратительную погоду нет ничего лучше, как выкурить трубку, сэр. Не найдётся ли у вас спичек, мои отсырели.
Трубка, набитая порохом, качнулась перед носом.
- Да-да, конечно, сам, знаете ли, люблю побаловаться. Но идёт дождь, и табак конечно, отсырел.
- У меня первосортный табак, сэр.
Мистер Ленорман, бормоча, машинально достал спички и протянул собеседнику. Его странным образом занимали последние слова, сказанные умершим вчера аптекарем.
Лицо чиркнуло спичкой, затянулось.
Тишина, шелестящая дождём, разломилась на куски.
На ошмётки.
На всхлипы.
На твою же мать.
И сложилась.
Дождь по-прежнему шёл.
Инспектор Хьюз мерил опустевшую площадь тридцати дюймовыми шагами. Кричал в трупы. Во взорвавшийся дилижанс. В фургоны, скопившиеся у выезда с площади и перекрывшие дорогу уважаемым тёплым котам, спешащим на рынок. В робкий рассвет.
- Эээй! О! А! Вы слышите, я знаю! Убирайтесь из моего города! Где бы вы ни прятались, я вас найду!
Трупы не отвечали. Фургоны разъезжались. Рассвет не наступил.
- Плохая примета, - проговорил инспектор Бэнкс, - если нет рассвета, жди беды.
- Ещё вы тут со своими приметами, Бэнкс! - инспектор Хьюз был в ярости.
В этой цепочке событий он не видел главного, и это его бесило, выводило из себя.
Шарф укутывал мисс Хьюз, её всю. Кольца сжимались и разжимались. Сжимались и разжимались. Мышь стоял за спиной мисс Хьюз и кормил шарф уснувшими к зиме лягушками из сада, их было много возле бересклета. Ведёрко с лягушками стояло у ног мыша. Мокрые, похожие на куски сырой глины они медленно шевелились, согреваясь.
Руки старой дамы высовывались из кокона и продолжали вязать. Иногда рука поднималась вверх и будто что-то смахивала.
- Всё-таки нет ничего лучше нашего английского завтрака, если вы меня понимаете, о чём я. Чашка чаю, пара яиц всмятку, тосты с джемом. Плотный завтрак чрезвычайно помогает от кошмаров. Сегодня мне приснилось, что я лягушка и живу в моём саду. Знаете, рядом с лилиями, под бересклетом. Мне его привёз племянник из Китая два года назад. Так вот, пришёл какой-то человек и выкопал меня. Он скормил меня шарфу. Я где-то читала. Это такая странная особенность нашего мозга, во сне мы всё видим в символах, достаточно расшифровать их и можно понять сон. Так вот, знаете, что сделала я, оказавшись в желудке у шарфа? - говорила старая леди и продолжала вязать, взглядывая поверх очков на кресло: - Я съела его, начиная с содержимого его огромного желудка, вместе с собой. Это удивительно. Как в меня всё это вошло. Никакой логики. Знаете, Тиу, я чрезвычайно рада вас видеть. Думаю, только вы способны разыскать этого бродягу Джо. Он мне нужен по срочному делу.
Тиу сидела в кресле и распускала шарф с обратной стороны. С её рук капала кровь. Мышь хмурился и кормил, кормил шарф лягушками.
Попугай со свёрнутой шеей и достоинством расположился на подлокотнике кресла.
- Мне будет тебя не хватать, мой милый Маркус, - сказала старая дама, улыбнувшись ему.
- Он был давно мёртв, мисс Хьюз, - улыбнулась Тиу.
- Что ты говоришь. Я должна об этом подумать. Да-да. Я помню, дорогая, - мисс Хьюз с пониманием кивнула, - Джо был в ту ночь у тебя и не мог убить троих джентльменов в "Безногой лошади" старого Дугласа. Это, безусловно, очень важно. Однако у меня есть некоторые мысли по этому поводу.