Свиристели черной тучкой взмыли в воздух, сделали круг и снова облепили рябину, под которой прыгал старичок.
– Сви-ри-ри-ри-ри! – пуще прежнего залился тот. – Сви-ри-ри-ри-ри!
Увидев Введенского, старичок на несколько секунд замер. Потом с решительным видом вылез на дорожку и короткими быстрыми шагами направился к нему.
Введенский испугался.
«Ещё чего доброго привяжется?»
Поправив шапку, он развернулся и нарочито медленно – так, чтобы его уход не казался побегом, направился в сторону автобусной остановки.
Старичок скоро догнал его. Заглянул в лицо и похвалил: «Хороший дядечка». Оббежал со спины, заглянул в лицо с другой стороны и добавил: «Добрый дядечка… Дай копеечку! Я на неё свечку куплю и за тебя в церковке помолюсь… Тебя как звать? Меня Андрейка».
Введенский остановился. Назвав своё имя, вынул из кармана несколько монет, вложил их в тёплую ладонь старичка и, приняв предельно озабоченный вид, направился дальше.
Андрейка пересчитал деньги и снова бросился за ним. Догнал и, заглянув в лицо, спросил: чего ж это он, добрый и по всему видно: крещёный дядечка, в церковку не ходит.
– С Богом не будешь общаться, он тебя оставит. И смотри тогда. Плохо придется.
– Это да, – согласился Введенский. – Одному всегда плохо.
– Вот! – обрадовался такому ответу Андрейка. – Поэтому приходи – мы с тобой вместе помолимся: и Спасителю нашему Иисусу Христу, и Пречистой Богородице. А коли захвораешь, так у великомученика Пантелеимона здоровья тебе вымолим. Ты, главное, приходи, дядечка, не ленись!
Введенский пообещал прийти. Хотел спросить: когда это лучше сделать, в воскресение или в какой другой день недели, но тут Андрейка, увидев вышедшую из церкви женщину с заплаканным лицом, махнул на него рукой – дескать, не до тебя – и умчался от него короткими быстрыми шагами.
Среди нарушителей правил парковки, автохамов было немного. Стоило Феде Пранку и Саше Смайлику, за которым обычно следовали Асисяй и Шрек с включенными видеокамерами подойти к нарушителю и, извинившись, попросить убрать автомобиль с тротуара, как тот либо сразу уезжал, либо сначала объяснял: почему не может не припарковаться в неположенном месте, и уезжал только после угрозы наклеить на лобовое стекло стикер с надписью без запятых: «Мне плевать на всех паркуюсь где хочу».
Введенскому всё это очень нравилось. Он чувствовал, что делает необыкновенно важную для города работу, которая к тому же никак не оплачивается. И то, что эта важная работа никак не оплачивается, преисполняло его уважением к себе и к делу, которое поручило ему общество, в котором он жил.
«Нет, ну, в самом деле: не может же одна ГИБДД разогнать по гаражам и штрафстоянкам всё это скопище машин, – говорил он себе. – И простые горожане тоже не могут, они беззащитны перед автохамами – людьми, как правило, при деньгах, и, значит, при власти. А мы можем. Мы не беззащитны. Мы – федеральное общественное движение «СтопХам» – сила, с которой нельзя не считаться!»
Пришла Оля. Увидев её – тоненькую, одетую в спортивную куртку и вязаную шапочку с помпончиком на макушке, Введенский расплылся в довольной улыбке.
– Идём к нам! – помахал ей рукой. – Не стесняйся, здесь все свои!
Оля подошла. Послушала, о чём рассказывал Артур Васильчиков – а рассказывал он об особой породе автохамов, отличающихся от своих сородичей тем, что, едва обзаведясь дорогой иномаркой, они проникались к себе столь высоким уважением, что вполне серьёзно считали, будто имели право парковаться там, где им приспичит, – взяла Введенского за руку и отвела в сторонку.
– Но бесит меня в этих людях, – продолжал рассказывать Васильчиков, – главным образом не то, что они считают вправе парковаться там, где им приспичит, а то, что на требование восстановить status quo, реагируют, как на ущемление своих гражданских прав.
Не успел Васильчиков закончить речь, как на тротуар, рядом с тем местом, где он стоял в окружении соратников, въехал джип BMW, из которого вышли две девушки лет двадцати пяти. Первая из них – коротко стриженая брюнетка со строгим лицом, была одета в длинную, свободного покроя шубу из чёрного меха, вторая – высокая блондинка с длинными волосами – в распахнутую дублёнку из облегчённой кожи.
Демонстративно не обращая внимания на подбежавших Федю Пранка с Шреком, брюнетка небрежно бросила в замшевую сумочку с короткими ручками ключи от машины и кивнула подруге:
– Чего стоишь? Пошли.
Та испуганно посмотрела на огромного Шрека с видеокамерой, запахнула дублёнку и, то и дело оборачиваясь, засеменила следом.
– Девушки, остановитесь! – крикнул Федя Пранк.
– Да пошел ты, – бросила брюнетка.
– Уберите машину с тротуара! Она мешает прохожим!
Брюнетка остановилась. Показала Фёдору средний палец правой руки и как ни в чём не бывало последовала дальше.
– Саша, давай! – приказал Васильчиков.
Саша Смайлик развернул стикер с надписью: «Мне плевать на всех паркуюсь где хочу» и наклеил на лобовое стекло джипа.
Блондинка в очередной раз обернулась. Увидев плакат на стекле автомобиля, окликнула впереди идущую подругу:
– Арина!
Арина – брюнетка в чёрной шубе – остановилась. Посмотрела на свой BMW, на ребят из движения «СтопХам», за пару секунд вычислила: кто у них самый главный, и с решительным видом направилась к Васильчикову.
– Так. А ну убрал быстро. Ты!
Артур Васильчиков развел руками, как бы говоря, что убрать стикер невозможно, и ещё раз попросил освободить тротуар.
– Ты меня не понял? Я кому сказала: убрал! – повысила голос Арина.
– Вы на меня, пожалуйста, не кричите. Вы нарушили правила. Здесь парковаться нельзя.
– Ты такой умный, да? Тогда скажи мне: кто я?
– И кто вы?
– Я Арина Берг. Знаешь, кто мой отец?
– Дайте-ка, угадаю… Мэр города?
– Знаешь, что он с тобой сделает, мой отец мэр города?
– Нет, но, кажется, догадываюсь.
Пока Арина стращала Васильчикова своим отцом, своими приятелями из полиции и криминалитета, её подруга – блондинка в кожаной дублёнке, пыталась отодрать приклеенный к лобовому стеклу стикер. Сломав ноготь, жалостливо осмотрела его со всех сторон, облизнула и подошла к Арине.
– Брось. Пошли. Всё равно им ничего не докажешь.
– Я им в другом месте докажу! – пообещала та. – Нищеброды! Нет, ну ты глянь! – Арина подошла к своему джипу. – Только подарили, и уже испоганили!
– Идём.
– Идём. Но мы ещё вернёмся!
Тряхнув головой, Арина переложила сумочку из одной руки в другую и быстро пошла прочь. Проходя мимо Введенского с Олей, обернулась и, вложив всё презрение, какое испытывала к активистам движения «СтопХам», бросила:
– Быдло!
Оля всплеснула руками.
– Что вы такое говорите, девушка? Как вам не стыдно!
– А ты, кошка дранная, вообще заткнись. Размяукалась тут.
Оля вспыхнула.
– Да как вы… как вы…
– Заткнись, я сказала!
Со словами: «Да как вы смеете!», Оля кинулась на Арину.
Арина толкнула её в грудь. Схватив левой рукой за воротник, вывернула его так, что он удавкой сдавил Оле горло, правой рукой сорвала шапочку с помпончиком и ткнула в лицо.
– На вот, сюда мяукай… сюда… в тряпочку!
Оля пыталась вырваться, но ни сил, ни длины рук не хватало – Арина одной рукой удерживала её на удобном для себя расстоянии, другой продолжала тыкать.
– На вот… на вот… в тряпочку!
Введенский растерялся. Он понимал, что должен защитить свою девушку, но как это сделать без драки не знал.
Поскользнувшись, Оля упала на колени. Арина отпустила воротник и, словно мстя за унижение, которым она – дочь мэра – подверглась на глазах всего города, принялась что есть силы вминать её в снег.
– В тряпочку, я сказала! В тряпочку!
– Остановите эту психопатку! – крикнул Васильчиков.
Введенский бросился на Арину. Схватил её за запястья. В этот момент кто-то толкнул его и рука, соскользнув с запястья, врезалась ей в лицо.
Арина ахнула. Пошатнувшись, закрыла глаза ладонями и опустилась на тротуар.
Стало тихо. Первой, нарушая тишину, заплакала Оля. За Олей громко, по-бабьи, завыла Арина, за Ариной – заголосила блондинка в кожаной дублёнке:
– Полиция! Вызовите кто-нибудь полицию!
– Дура! – простонала Арина. – Папу зови.
Блондинка на секунду задумалась.
– Ага… Ну да, правильно, папу. А потом полицию!
В комнате с зарешеченным окном было сумрачно. Солнечный луч – холодный, безжизненно тусклый, расплылся по подоконнику и, медленно спустившись на пол, остановился в полуметре от письменного стола, за которым сидел капитан МВД – двадцатишестилетний парень с красными от хронического недосыпа глазами.
Отпустив сопровождавшего Введенского сержанта, капитан вынул из папки лист бумаги, просмотрел текст и медленно отложил в сторону. Потом, что-то вспомнив, снова взял в руки и, не отрывая от него пристального взгляда, буркнул:
– Присаживайся.
Введенский сел на стул, стоявший напротив капитана. Опустил голову и протяжно вздохнул.
Не успел он подумать о том, что скажет в своё оправдание, когда капитан спросит: за что он – такой-сякой – избил девушку, как перед его глазами промелькнула чёрная пропасть, за ней – наполненный густым желеобразным веществом жёлто-оранжевый шар, за шаром – белый лотос и густой раскидистый дуб.
Введенский протёр глаза – капитан по-прежнему сидел, не отрывая взгляда от листа бумаги. Закрыл и увидел Пророка. Тот стоял, опираясь на посох, под деревом у грубо сколоченной скамьи и строго глядел ему в лицо.
– Как я рад вас видеть, – мысленно обратился к нему Введенский.
Пророк молчал.
– Я вчера… да и сегодня тоже… пытался встретиться с вами, но у меня почему-то не получилось… Опыта, видимо, не хватило.
Пророк молчал.
– Я чего вас искал-то. Со мной тут произошла дурацкая история… Хотел защитить Олю – это моя подружка, и – так получилось – случайно задел обидевшую её девушку.
Пророк продолжал молчать.
– Вы только, пожалуйста, не думайте, я женщин не обижаю. Я даже наоборот, уважаю их, люблю, ценю и всё такое, а тут…
Не зная, что ещё добавить к уже сказанному, Введенский развёл руками – дескать, такие вот у меня дела – и рассеяно посмотрел по сторонам.
Всё здесь выглядело так, как раньше – бесцветная равнина простиралась от горизонта до горизонта; холодное безоблачное небо, будто нарисованное лазурью на куполе храма, нависало над бескрайней равниной; старый раскидистый дуб всё так же устремлялся пожелтевшими ветвями ввысь. И только ощущения причастности к этому миру человека, воображением которого он был создан, полностью отсутствовало. И может быть именно поэтому Введенский почувствовал себя здесь чужим.
Он перевел взгляд на Пророка и спросил, уже догадываясь, каким будет ответ:
– Вы ведь поможете мне выпутаться из этой истории? Да?
Пророк нехотя, так, словно это стоило ему немалых усилий, разомкнул губы.
– Нет.
– Почему?
– Потому что ты подвёл нас.
– Что значит, подвёл? Я не понимаю.
– Это значит: ты ступил на путь, который у вас, у русских, зовется кривой дорожкой. Он, конечно, тоже может привести к власти и к славе, но это не та власть и совсем не та слава, ради которой стоило бы тратить на тебя время.
– И что теперь? – прошептал Введенский. – Вы меня бросите, да?
Пророк поморщился. Сказал, что выбор человека – это прежде всего выбор первого шага, и оступиться на первом шаге – дать властям унизить себя – значит, изменить направление пути.
– Да, я, конечно, понимаю! – продолжил он, от слова к слову повышая голос. – Тому, кто собирается стать великим, многое дозволено. Он может и должен в решающие моменты истории быть выше законов и традиций, он может и должен ради достижения поставленной цели быть неправым и несправедливым, но при этом его репутация в глазах учеников и адептов всегда должна оставаться безупречной! Тебе это понятно?
Введенский опустил голову.
– Так почему ты не понимал этого тогда, когда у всех на виду избивал дочь правителя города? Ты о чём думал?
Введенский опустил голову ещё ниже.
– Поэтому я говорю тебе: ты выбрал не тот путь, и мы выбрали не того, кто мог бы его найти. И нам от этого гораздо хуже, чем тебе… Так что, извини – отныне я тебе не помощник.
Испугавшись того, что сразу после извинения Пророк исчезнет так, как исчезал каждый раз, когда считал разговор законченным, Введенский воскликнул:
– Не уходите! Посоветуйте хотя бы: что мне делать?
– Ничего… Терпеть и ждать.
– Терпеть и ждать? Это всё?
Как бы сверяясь с тем, что ему и так доподлинно известно, Пророк нетерпеливо посмотрел куда-то поверх головы Введенского. Сощурил веки и после небольшой паузы сказал, что да, как он и думал, его, Введенского, если ничего не случится, осудят сроком на три года.
– Как на три?
Введенский хотел крикнуть, что он не виноват – виноваты те, кто толкнули его в спину, что он исправится – обязательно найдёт единственно правильный путь, ведущий к славе… но тут холодное безоблачное небо стремительным вихрем обрушилось на бескрайнюю равнину, скрутило в глубокую воронку и затянуло внутрь чёрной пропасти, испещрённой светом бесчисленных звёзд.
– За что вы так? – прошептал Введенский упавшим голосом.
– Было б за что, расстреляли б.
– Как расстреляли б? – не веря своим ушам, испуганно прошептал Введенский, и открыл глаза.
– Да так, – сладко потягиваясь, ответил капитан МВД. – Шутка у нас есть такая… Ладно, всё, давай, просыпайся, а то, я смотрю, ты тут совсем закемарил. Разговор у нас с тобой предстоит сурьёзный.
С этими словами он вынул из папки стопку исписанных листов. Положил перед собой и спросил: что они имеют.
– А имеем мы, – ответил сам себе, просматривая первый лист, – заявление гражданки Арины Николаевны Берг о нанесении побоев… Это, стало быть, раз.
Заявление Берг о нанесение побоев капитан отложил в сторону. Вынул из стопки второй лист, проглядел от начала до конца и продолжил:
– Рапорт сотрудника полиции, прибывшего на место происшествия… Это два.
Рапорт сотрудника полиции он приложил к заявлению Арины Берг, после чего взял со стола один за другим три листа.
– Показания свидетелей… Принципиальных расхождений, – медленно пробормотал он, сверяя тексты, – я пока не наблюдаю… Значит, это три.
Показания свидетелей легли на рапорт сотрудника полиции.
– И, наконец, четыре: медицинская справка, из которой следует, что травма, полученная гражданкой Берг Ариной Николаевной в результате побоев, классифицируется, как травма средней тяжести… А вот это, доложу я тебе, совсем нехорошо.
Капитан бросил справку на стол.
– Это всё? – усмехнулся Введенский.
– Нет, – с готовностью ответил капитан, – есть ещё закон Российской Федерации, который требует от меня возбудить уголовное дело по статье сто двенадцать, в которой говорится о том, что умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью наказывается ограничением свободы сроком до… Как думаешь, до скольких лет наказывается умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести?
– До трёх.
– Правильно. Смотри-ка ты, угадал. Были прецеденты?
– Но я же нечаянно её ударил! – воскликнул Введенский. – Я же не хотел! Как вы этого все не понимаете?
– Почему же не понимаем, – ответил капитан. – Очень даже понимаем. Но это ни коем образом не освобождает тебя от ответственности за содеянное. Тем более что решать: нечаянно ты засадил ей кулаком в глаз или умышленно, из хулиганских побуждений, будет суд… Кстати! Тебе известно: сколько наши суды выносят оправдательных приговоров по уголовным делам?
– Нет.
– Угадай!
– Не хочу.
– Угадай-угадай. У тебя это, смотрю, неплохо получается.
– Ну, – задумался Введенский. – Половину от всех дел или, может, чуть больше… Нет? Не уж-то меньше?
– Меньше… Меньше ноля целых четырёх десятых процента.