* * *
беги, Венечка, беги
кругом зима, враги
если не шило, то машина
не заколют, так застрелят
загонят в подъезд зверя
накинут на шею подтяжки
беги до дома
в ванной под струями
смыть день уличный тяжкий
утопить сахар в чая чашке
хлебни из фляжки амброзии
и беги по морозу
по переходу
в Петушки свободу
после «зубровки» или хереса
ноги ноют —
тяпни настой вереска
Венечка
цыганка пристанет
позолотит руку копеечкой,
держи портфель крепче
опасайся многоэтажных свечек
береги смолоду честь
а с осознания печень
Венечка
сам знаешь
жизнь – кросс
пересекай Крымский мост
а лучше…
бей, Венечка, бей
за пару рублей
за редких друзей
за рваные строки
о, боги
знают, как ты устал…
мимо милицейского поста
те не убьют, так покалечат
Венечка, беги
из зимнего утра в майский вечер
* * *
а дети иногда вырастают
перестают любить компоты
и бояться бабушкиной старости
вырываются из гусиной перьевой стаи
прячутся в важность достойной работы
внимательно следят за часами
вымеряя дорогу обхода меж лужами,
своим же брюшьим салом мажут сани
садятся в них сами,
муж верен жене, жена верна мужу
блюдут моду шёлковых брюк
утюгом выводят стрелочку к стрелочке
затем вытаскивают ремень
кидают на крюк —
смешно болтаются
на пол сыплется мелочь
* * *
свитер крупной вязки
хемингуэевский
за окном магистралей отрезки
круглыми глазами уставился кот
меняю поворотом регулятора
свет люстры на менее резкий
в упор смотрит арки чёрный рот
из всех окружающих вещей
нарочито молчаливых
набитых, как живые, ливером
неугомонные часы
страны восходящего солнца
где-то там, на краю мира
где всегда тепло
они ходят босые
по песку, превращающемуся в стекло
привыкаешь к стуку их
размеренно-методичному
в пластмассе маятника обличье
без него уже не спится
хрустит последняя спичка
плита опаливает ресницы
глаза светофоров
(ядовито-жёлтые)
на дороге протёртой
(гладкой, как змеиная кожа)
отражаются в окнах, до утра мёртвых
подмигивают силуэту прохожего
всё в этом месте замирает в декабре
с любопытством рассматривает ночь
разметённые матраса клочья
испорченного умирающим стариком
не узнающим растущий район
заново окрашенный дом
только дряхлый клён
точь-в-точь
и вензель
на коре ножом приторно знаком
для старика запятая
меняется
в точку
* * *
письмо палкой на песке начертал,
солнечный вал скрылся, остывал,
берег так мал, безбрежно море,
построенный замок смыло прибоем
вам, леди, так влюблённой в июль
оставил мысли строкой неровной
я – человек, паяц, стихоплюй…
сумерек тюль наползает коброй
Евгении Г.
* * *
там, где нет меня —
ретро-трамваи
узкие улицы между учебных корпусов
если верить фотографиям Вконтакте
в твоём городе всегда май
застыл вечный полдень на циферблате
центральных советских часов
* * *
в этом доме вечно хлопают двери
на смятых простынях тело очередной Анны Карениной
кольцами в воздухе плавает время
потолка морская безбрежность
кашель и сутулые плечи
рубашка мятая
но любимая – клетчатая
вчера вечером это была жизнь
тонула в вине, как на межи
а теперь рисунок от пружин на спине вычерчен
я помню после виски
ко мне заходил Che
ругал подъезд, потонувший в моче
потирая виски, меня хвалил патлатый
тощий Виссарион Белинский
наступает сочельник…
кто утром за Клинским?
* * *
на этикетке дружелюбно сияли звёзды —
кухонной вселенной под абажуром
в прокуренный воздух
исступленно кидал слов грозди
ты умело играла роль очарованной дуры
ночь, шипя, растворилась «Зорексом»
в переполненном влагой стакане
всё происходящее вечером
остаётся там же…
тебя встречала утренняя весенняя сырость
меня сигарета
и кривляющиеся люди на синем экране
* * *
горела фабрика китайских фейерверков
нагревалась рубашка, свитер
запах палёной кожи, сладковатый, терпкий
испуганные очевидцы
писали о происходящем в твиттере
кто-то истерично звал бога
кто-то милицию
окна наполняли смайлики —
с открытыми ртами лица
а ты громко смеялась
тебя умиляло приводить меня в бешенство
на меня, быка, красную тряпку навешивала
и пускала по арене
ярко горел
затем фразой окатывала —
мокро
холодно
жарко
пинком двери
обветренные губы – черешни
испуганные прохожие
мятое лежбище
феерия
а потом снова мрак
окна занавешены
крошки от посуды
истеричка – враг
битых французских флаконов груда
я был Катоном в своём Риме
ты Элиссой в Карфагене
твой город должен быть разрушен!
и снова кисти-плечи-колени…
бред!
вечность!
мгновение!
алло, говори, я слушаю…
* * *
мы родом из панк-рока
из угловых подъездов
новостроек 97 серии
потерявшие невинность
под лифта грохот
у обитой дерматином двери
* * *
ты можешь быть рядом только в стихах
моих
или в строках тех людей
кто держал это тело так же, как я —
в руках
ошибочно думая, что держит тебя целую
* * *
у нас сегодня гости —
пузатые стаканы и космос
снаружи мороз
у тебя растафари косы
грифы гитар – хрустящие кости
у меня греческий нос
и на тельняшке синие полосы,
Дориана Грея вечный возраст
слегка охрипший голос
фоном по телевизору новости
* * *
я бы с Вами потанцевал
напился, проснулся
пока Вы спали
тихо оделся
вышел на незнакомую улицу
люблю эти моменты
когда утро ещё пьянит
настоявшееся на дровах вчерашних
под ногами асфальтовая лента
на рубашке с вечера яркий принт —
помада красная
Ваша
* * *
импонирует, что вырвал тебя
из цепких пальцев
модных ныне лесби
в свой мир
нескончаемой субботы в доме у Гэтсби
жить не по средствам – наш профиль
с утра коньяк лить в кофе
или в чай Ягермейстер,
а помнишь, помнишь
в эрегированные пятнадцать
с крыши многоэтажки плевали городу в пасть
руки холодил полуторалитровой бутылки пластик
я стал забывать цифры номера телефона
и твоё сонное – «здравствуй»,
с цепочки стали выпадать звенья
всё-таки он существует
стирающий всё ластик:
твою яркую помаду и тени
карандаш и ручку
имена и лица
этот ластик – время
* * *
европейские чашечки кофе
высеченный веками греческий профиль
буханка истории в стране-крохе,
с утра пить бренди
в порыве рвать женские бусы,
погода – аристократичная леди
Адриатика прибрежные камни лузгает
тишина
океан, кальян
сон
он, она —
местоимения
к чему имена
природа умиротворена,
застывшее время
пароль: – ты?
ответ: – я!
упасть в кресло плетённое
в двадцать пять
подняться в семьдесят
и будет тот же закат
та же каменная лестница
а море
море также будет пениться
играться,
наши следы исчезнут
и природа вновь девственница
ветер цепляет за лацканы пиджака,
время здесь – струя кофе в маленькую чашечку
а не река
* * *
прокуренный перрон
мёрзлая полночь
оживающий вагон
в сумках тонущий
в свете фонарей
черты острые —
«приезжай в гости»
у меня верхняя полка купе
и застиранный плед
в отвратительную расцветку пёструю
у тебя ночь
вокзала серый скелет
звёзды
мну судорожно в руке билет,
я постоянный клиент
умею так, чтобы в один момент рвануть за ручку
в сумку «Дербент», а ключи на столе
к окну, как приклеенный
бледный, как при холере
хлопнут двери
помаши за стеклом зверю,
в горле ком
закашлялся
обдумаю всё потом
черпаю затхлый запах поезда
выброшенный на берег сом
потом, всё потом
мельчает силуэт
глотают колёса метры
на лавке забыли томик стихов
запомнили лето
* * *
Карл кораллы у Клары
а ты сердце
украла у варвара
причём давно
в советском автопроме
где на торпеде собака головой кивала
лбом о социальное дно выстукивали мотив «Нирваны»
через сколько-то лет у меня такие же острые плечи
но более плавные грани
города край
кинотеатр «Заречье» стоит
неживой
вечно живы только Элвис, Ленин
и в воспоминаниях май дождливый
перед встречей тряслись руки
и поджилки
но всё по-прежнему
на лавке водка, сигареты
вот только закуску не руками —
из магазина вилками
мы снова с тобой на татами?
да нет же
друг друга не пораним
у нас ныне из пластика вилки
а не кухонные ножи
у тебя сын и манник на плите
а я все эмоции давно растранжирил
мы не те
именно поэтому мы, наверное, и живы
это было, и было хорошо, скажи…
Татьяне К.
* * *
а дома растут, как грибы
после дождя
во время
или даже ночью
хочешь поглядеть с крыши на рассыпанные городские огни?
это была бы не ты
если не сказала бы – очень
Оксане К.
* * *
расстояние до тебя измеряется в сигаретах
песнях на плеере
пересчитанных окнах, столбах
повязку проверил – на месте
но всё также кровью пропитан рукав
хотя операция по удалению ребра успешно прошла
у нас одинаковые жесты
улыбка, глаза
любовь к року и кешью
друг другу сказали
поклялись не давать мучиться —
сразу вонзать
следы скрыть за дверью во двор
в лето
где непримятая зелень
и воды бирюза
я ведь, как все мужчины, – трус…
рукой уверенной
ты первая будешь вонзать
* * *
а где-то есть море безбрежное
небрежно разбросана лета одежда
хмелем абсента облизана
берега песчаная лента
а здесь зимний город
и от дорожного бриза
волнами в спальне шторы
но море во мне
в бухте со снежным карнизом
движение моей воды
подчинено луне
луне, которой являешься ты
* * *
красивое слово глясе…
яркие мёртвые цветы в твоей длинной косе,
дань моде – одеваться не по погоде
беседовать об эзотерике и вуду
пока ты увлечена людьми своего круга
буду смотреть, трогать тонкие пальцы на чашке
читать названия блюд
это вязкое слово во рту распрямлять и гнуть
глясе…
мы с портвейном пускались во все тяжкие
теперь под кофе лезет вверх ртуть
модная литература входит с затяжками
за окном новое шоссе в восемь полос вместо двух
кафе вместо кухни
«трёхтопорниками» по впискам читали Лема
сняли косухи
и теперь глясейная богема
* * *
промёрзшая улица пяти утра
спит в ожидании Ра
пока он, морщинистый, на лодке в небесах не проехал
а я не брился и зарос за неделю
содрал кожу, вывернул мехом
а всё равно потрясывает,
на углу подмигивают два фонаря
снимают чёрную
облачают в белую рясу
колышутся в канавах моря,
у деревьев сломаны руки
это природа негодует
что от огней не высыпается —
за неделю несколько бурей
зажигалку озябшими пальцами
и до единственного с алкоголем киоска
– девушка
мне сонную улыбку на морщинистом рту
мотив для стиха
и, чтобы заснуть, Балтики соску
* * *
дождь танцует во дворе
на столе теннисном
место —
некая вселенная
в ней ночь
окна
время плавное
медленное
металлическая радуга
в карманах куртки лето
бездомная кошка
вишнёвых сигарет привкус сладкий
электрической луны бледнеющий круг света
в этом смонтированном нами мире
нет ничего шире
моего чувства к тебе
постоянней дождя
нежнее взгляда
бесполезней слов
роднее тени на земле
вкуснее губ
с оставляющей следы яркой помадой
угол твоего дома
во главе всех
обтёртых моей курткой углов
* * *
ты всё равно любишь собак
хотя в детстве псина напугала
в твоё маленькое тело вмещается
любовь ко всему живому —