– Вытрись.
Я переложил монеты из потной ладони в карман и взял белый лоскут. Мы вышли из зала. За спиной погас свет, запустили фильм дальше.
Я стоял у автомата с газировкой рядом с винным магазином, зажав бровь окровавленной тряпкой. Пил четвёртый стакан лимонада.
Перестройка набирала обороты, и большой стране оставалось жить два года.
12
Прошло пять лет, три из которых я обитал в другом, новом районе. В жаркое и трудное лето поступления, решил вспомнить детство, съездить погулять по старым тропинкам, искупаться на карьере.
Немецкая улица оказалась тесной, грязной аллеей с перекошенной плиткой. Окружали её бурые, обшарпанные пятиэтажки. Вдоль дороги стояли скамейки, территория вокруг которых, была заплёвана, обсыпана окурками и завалена пустой пивной тарой. Автомат с газировкой у винного магазина не работал, сиротливый и ржавый свидетель другой эпохи, странно, что его ещё не сдали на металлолом.
Карьер не изменился, только дома подступили совсем близко, а в целом, всё как тогда, в первый раз: прозрачная изумрудная вода и серые глыбы песчаника, с жилами белого кварца.
Я плавал, загорал, и, красиво, как мне казалось, прыгал с высокого обрыва. Пора домой. Я натянул штаны и футболку, вскарабкался по крутому каменному склону. Вылез наверх, отряхнул джинсы и поднял глаза: – «Вот же прыгун херов, и надо было выпендриваться!»
Меня ждали, обступили полукругом незнакомые ребята, их было семь человек. Зачем так много на одного. Я понял, сейчас будут бить.
Присел и стал перевязывать шнурок на правом кеде.
– Нормально ныряешь, – сказал центровой, широколицый парень с редкими усиками.
– Здесь и научился, – я выпрямился, посмотрел усатому в глаза, а затем оглядел всю компанию.
– С какого района?
– С Немецкой улицы, – ответил я без промедления.
– Чего-то, мы тебя тут не видели раньше?
– На карьер давно не ходил, некогда было – сказал я, а мысли метались, как буду прорываться.
По левую руку от главаря стоял высокий, но худой парнишка: – «Вот через тебя и пробьюсь, а потом посмотрим».
– Кого знаешь на районе?
– Да, кого только я не знаю. Вована Гинтауса, Кирюху Богданова, Яшку Раппопорта, Ваньку Максимова…друзья мои.
Они расступились без слов. Я немного удивился быстрой развязке, но виду не подал, стараясь не торопиться, и, чувствуя на спине их взгляды, сошёл с дороги на тропинку влево, понял, что не туда.
– «Давно я здесь не был».
Вышел обратно на грунтовку.
– Не заблудился? – заржали за спиной.
– «Я выйду. Я знаю дорогу».
ПОХОД
Веселись, юноша, в юности твоей,
и да вкушает сердце твоё радости во дни юности твоей,
и ходи по путям сердца твоего и по видению очей твоих;
только знай, что за все это Бог приведет тебя на суд.
Екклесиаст 11:9
За солнечным воскресеньем просочился туманный октябрьский понедельник. Петрозаводскую губу с раннего утра закрыло ватно-серой мглой. Казалось, всё пропиталось водой, воздух, дома, гранит набережной, старый асфальт, редкие машины, автобусы и древний, во взлохмаченной ржавчине и запотевшими окнами, троллейбус, который с грохотом и гулом затормозил на первой остановке по проспекту Ленина.
Из тралика выскочили двое парней лет двадцати. Того, что повыше, в черном бушлате, с широкими плечами, русыми волосами и немного вздёрнутым носом звали Николай. Его товарищ Пётр, был в коричневой кожанке, обладал черной кудрявой шевелюрой и римским профилем. Оба – совершенно разные внешне, но судя по оживлённому разговору и жизнерадостному смеху, замечательно понимающие друг друга.
Конец ознакомительного фрагмента.