– Привет! С возвращением! – Кивнул на бутылку в другой руке. – Бухнём? Обмоем?
– Нет, некогда мне. А у тебя какой повод?
– Да какой повод… Так, ничего особенного, – отвел глаза.
– Да ладно, чего скрывать-то! Знаю! Поздравляю! Ты ведь женишься на Кате?
Валерка насупился:
– Думал, аборт сделает, но ей родители не позволяют. Так что, наверное, придется.
– Наверное?
– Ну, придется.
– Придется!
Потом Алексей рванул в Потаповку. С трудом открыл заржавевший замок на синей двери. Все на своих местах, и слишком тихо в доме.
Все его друзья также благополучно вернулись из армии. Митяй и Андрюха с ходу женились на потаповских девушках, которые их провожали и ждали из армии. Дождались.
Николай как раз накануне приезда Алексея тоже со своей заявление в ЗАГС подали. Но этот друг женился не на местной. Провожавшая в армию ждала, Николай же сам ей написал: встретил, полюбил другую. Служил он на Сахалине и привез оттуда диковинную для Потаповки девушку – тоненькую, смуглую русскую кореянку. Попросил родительского благословения. Мать с отцом приняли, не упирались:
– Что ж, теперь в нашем русском роду кроме мордвы, татар да осетин еще и корейцы будут.
Друзья приезду Година, конечно, обрадовались. Просидели за столом да на берегу Енюшки всю ночь. Одну. В последующие дни виделись уже ненадолго: то ли жены-невесты своих половинок придерживали, то ли, правда, у каждого было полно неотложных семейных дел. И ему они советовали:
– И тебе жениться пора, Леха! Иначе жизнь, понимаешь, получается какая-то неполная…
Он и сам это чувствовал. С одной стороны, то, что Катя сошлась с Валеркой, принял с облегчением, с другой – хотелось заполнить кем-то ту пустоту, которая образовалась после разрыва с невестой. И друзья со своими семьями были уже не такими близкими, и от родителей он за два года службы хоть и немного, но отвык, отдалился.
Ближе к вечеру зашел к соседке Зине, за которой ухаживал до армии. Та Година встретила с радостью и большим животом – как и Катя, была беременна:
– Эх, Леша, я бы тебя дождалась, если бы сказал, что хочешь, чтобы ждала. Но ты же не сказал!
– Не сказал!..
Немного поговорили о погоде, о видах на урожай картошки. Зина глянула на его запястье:
– Сколько времени? Сейчас муж придет с работы, надо ужин на стол накрывать! Хочешь с нами?
– Нет, спасибо!
Вернулся к себе. В застоявшемся без хозяев доме было неуютно. Просто без дела шататься по деревне – тоже приятного мало. Наутро сходил на синекрестовое деревенское кладбище, попрощался с дедушкой и бабушкой. Зашел к соседям с противоположной от дома Зины стороны.
Его встретил старик Прокопыч:
– Какой ты, Лешка, вымахал-то!
– А где?..
– Похоронил я, Леша, свою старуху, – и заплакал. – Горше нет жизни без нее, без моей ласточки…
Было очень жалко доброго старика Прокопыча, с которым всю жизнь дружили Годины. Дедушка Алексея тоже ведь потерял свою жену, но никогда не плакал при внуке. Все держал в себе. Может, потому так быстро и ушел вслед за бабушкой?
Обнял на прощание друзей. Все как-то виновато спрашивали:
– Когда теперь приедешь?
– Не знаю!
Он и правда не знал…
Приехав в Дальнедорожный, несколько дней провалялся на синем диване, прогулял по улицам. Очередным вечером мать с надеждой спросила:
– В институте восстановишься?
– Нет.
Отец, пуская папиросный дым из-за «Комсомольской правды», продолжил мысль матери:
– Сынок, надо что-то решать. Снова на завод пойдешь?
– Можно и на завод.
– Кем?
Кем? Снова нарядчиком – на «женскую» работу? Для его возраста уже не солидно. Более серьезный вариант: попроситься на какую-нибудь технологическую операцию учеником, подмастерьем. Проработать несколько месяцев, набраться опыта, а потом сдать на разряд и получить таким образом приличную профессию, нормальную зарплату. Новую Катю? Квартиру от завода? Жизнь «как у всех»? А чем он лучше всех?
Не в силах ответить на эти вопросы, Алексей не усидел дома, пошел на улицу и напился рядом со школой в какой-то случайной компании, в которой его кто-то узнал и пригласил на «пару глотков»:
– Алексей, иди к нам! Тебе же после армии надо…
Утром отец поинтересовался:
– Болит голова?
– Болит!
– И у меня болит. И особенно у матери. А у нее и так со здоровьем не очень. Хватит болтаться, иди на завод…
Съездил в институт и, несмотря на уговоры в деканате, забрал документы. Пошел на завод учеником, чтобы только занять себя чем-то и не расстраивать родителей. Хотя бы еще на какое-то время. Успокаивал себя: «Оно же у меня еще есть. Мне же всего двадцать лет». И тут же вспоминал, что и друзьям столько же, а у них уже и работа постоянная, и семьи…
Поначалу поставили загружать-разгружать печь для обжига. Работа несложная, но ответственная – можно запросто пережечь керамику. Глядя через специальное окошечко внутрь печи, Алексей нередко просто забывался. Казалось, он мог смотреть на процесс превращения мягкой глины в твердую керамику вечно. Спрашивал, что в нее добавляют, при какой температуре и как долго месят, обжигают. Работающие рядом одобрительно кивали:
– Наша смена подрастает. Толк вроде будет из парня…
Вокруг было немало свободных заводских девушек. Они с удовольствием заговаривали с отслужившим, вполне симпатичным парнем, но Алексей в каждой из них видел Катю. Все разговоры у заводских подруг крутились вокруг будущей квартиры, возможной премии, покупки дефицитных обоев, фирменных джинсов, желанной поездки в синеморные Сочи или Прибалтику. А мир, судя по телевидению и отцовской «Комсомолке», жил своей, совсем другой жизнью:
«Индира Ганди вновь стала премьер-министром Индии…
Академик Сахаров – разработчик термоядерного оружия, активно выступающий за прекращение или ограничение испытаний ядерного оружия, а также в защиту репрессированных, лишен всех правительственных наград СССР и сослан в город Горький…
Английский парламент в связи с вводом советских войск в Афганистан проголосовал за бойкот московской Олимпиады…
Советский Союз произвел запуск космического корабля „Союз-35“, пилотируемого экипажем в составе командира корабля Л. И. Попова и бортинженера В. В. Рюмина, осуществивших 10 апреля стыковку корабля с орбитальным комплексом „Салют-6“ – „Прогресс-8“. После рекордного 185-суточного полета космонавты возвратились на Землю…
На экраны вышел первый советский фильм-катастрофа „Экипаж“…
На экраны СССР вышел фильм Андрея Тарковского „Сталкер“ по мотивам романа братьев Стругацких „Пикник на обочине“…»
Годин прогуливался то с одной, то с другой. Пытался не только целоваться, но и говорить об устройстве Вселенной, о месте каждого человека не только на заводе, но и в космическом бескрайнем просторе. Ответом ему обычно был испуг в глазах, и тогда снова приходилось целоваться. Когда же вдруг становилось совсем тошно, то он сбегал из кинотеатра прямо посреди индийского фильма или без слов и действий бросал изумленную девушку возле двери ее квартиры…
«Послали нас помогать колхозникам. Вячеслав – командир отряда, первый комсомольский деятель. Одна мадам перед строем сказала, что не расслышала имя. Он ее спросил, из какого она вуза.
– Из полиграфического!
– Из какого?
– Из полиграфического!
– А мне показалось, из порнографического!
Все в восторге.
Он демократичный руководитель. „Но не путайте меня с начальником штаба. У него более красивые усы, чем у меня. С коллегами мужского пола хорошо понимаем друг друга, потому что мужчины. С коллегами женского пола всегда хорошо понимали друг друга“. Тупее тупого.
Женя – одна из девочек в комнате. Ее отец – районный руководитель, знакомый моего отца. Мы с ней ездили в сентябре прошлого года вместе в Москву… Взялась читать Гессе „Степной волк“, но бросила… Женя курит с девятого класса. Родители не знают. Осталось сказать, что и выпивает, и с мужчинами… близка.
…
Галя смотрит на свои брюки:
– О, как похудела. Как на мне штаны обвисли…
Безотказный способ побудки придумали командиры. Утром все общежитие начинает дрожать от тяжелых звуков Pink Floyd. Голова взрывается. Конечно, не хочется работать. Но не хочется уже и спать.
После обеда под лозунгом „Наши стога – самые лучшие стога в мире“ дается воля творческому воображению – как сделать стог, чтобы скрыться от жары и от шефов. Вечером дискотека – нужно куда-то девать накопленную энергию.
…
Нашла четырехлистный клевер. Девочки твердят:
– Повезло!
Обычно у клевера три листика. С четырьмя встречается редко. Первый листик – это успех, слава, популярность и жизненная энергия. Второй лист – денежное благополучие, достаток в доме и душевная гармония. Третий лист – любовь, вера и надежда. Четвертый лист – здоровье, сила рода и долголетие. По поверьям, Ева забрала четырехлистник из рая, чтобы он напоминал о счастливом времени в ее жизни. А еще клевер с четырьмя листами служил в Древнем Египте оберегом от магического воздействия и потусторонних сил. Нужно засушить и хранить такой листочек: будет тебе в жизни счастье…
…
Помню, маленькой часто смотрела на вербу за домом и всегда думала, что на нижней ее ветви кто-то обязательно повесится. После одной бури эта ветка сломалась, и я вздохнула с облегчением.
Когда была маленькой, веки у меня были голубыми, и старшая сестра с подругой спрашивали, как я это делаю. Я нашла простое объяснение, которое пришло мне в голову: не мою глаза. Они спросили, как долго не мою. Не очень себе представляла время и сказала три-четыре недели и при этом сама себе верила.
…
Вчера сошла с ума.
…
Сегодня не меньше. Полный срыв.
На пляже прихватили нервы. Вернулась – спина белая. Прекрасный повод разреветься. Так сильно разревелась.
Ищу смысл…
Мои говорят о писании, о немецком, о построении моего будущего. Предлагают тысячи вариантов, и, когда спрашивают, какой из них предпочитаю, всегда отвечаю, что у меня есть лучший вариант. And that is a suicide. Почему нет? Это очень легко сделать. У меня еще гарантированные четыре года, постараюсь их провести более-менее интересно. И потом… Что мне мешает? Только мои этого не вынесут.
Та злая собака спросила меня, почему я выбрала переводчество. Сказала, от любопытства. Как вообще из любопытства живу. Посмотреть, что случится со мной. Но становлюсь все более честолюбивой и менее любопытной…
He… His… Him…
Разлука – вот какая штука: не ожидая ничего, мы вздрагиваем не от стука, а от надежды на него.
Проклятая женская природа. Или, по крайней мере, моя. The one thing I really need is love. Not the kind Misha or Gleb gave me…
Или становлюсь умнее с возрастом, или… очень плохо, если другой вариант, т. е. много понимаю, трезво оцениваю, но не могу ими жить. Знаю: что упало, то пропало.
Чувствую, что еще маленькая для многого. И одновременно очень старая. Уже так мало мне осталось жить.
Наши меня настраивают, что нужно выйти замуж – иначе получу комплекс старой девы.
Нужно писать – начинаю страдать, что не гениальна. И еще: не красива, не талантлива, не добрая и ленивая, не смелая, не свободная, не самостоятельная, у меня нет идей, друзей, веры, надежды…
Читаю Достоевского. Понимаю, что нельзя так просто прожить свою жизнь. Нужно посвятить, отдать себя чему-то действительно ценному. Не обязательно в глобальном смысле. Даже если по-настоящему поможешь одному человеку, нуждающемуся в тебе, это уже стоит жизни…
Все думаю о Майтрипале – о моем институтском смуглом южном друге. Он сражался на родине на берегах Индийского океана против угнетения своего народа. Учится сейчас у нас, но если после окончания вернется домой, то его посадят в тюрьму. Он уже сидел там, рассказывал, как ужасно быть политическим заключенным. Один из его вариантов, чтобы остаться в Союзе, – жениться на советской девушке. Может, мне стоит выйти за него замуж и спасти таким образом хорошего человека?..»
На заводе работал все тот же инженер-технолог Драгунов, который еще до того, как Алексей ушел в армию, приметил его интерес к разным материалам. Видя, что Годин не теряет любопытства к производству керамики, принес ему «Справочник для поступающих в высшие учебные заведения».
Алексей удивился:
– Зачем? Я уже один раз пробовал учиться в институте.
Драгунов пожал плечами:
– Я помню, в педагогическом.
– Ну да.
– Но не о педагогике речь. Тебе ведь в цеху нашем интереснее, чем в школьном классе, так?
– Так!
– Уверен: при твоем интересе тебе сначала нужно окончить вот это учебное заведение, а потом уже на таком серьезном производстве, как наше, работать. Открой там, где закладка.
Закладка была на странице ИМИС (Институт материалов и сплавов).
– Почитай условия поступления. Ты же неглупый парень, думаю, можешь поступить.
– Спасибо… – Несколько растерянно ответил Годин.
Да, он однозначно не хотел учиться в педагогическом, но как-то не задумывался над тем, что есть вузы, в которых изучают то, что ему действительно казалось любопытным, – свойства разных материалов: и металлов, и той же керамики. Алексей с увлечением принялся изучать описание специальностей, учебных программ, условия поступления. Учиться там, где изучают керамику, сталь, свинец, – это же должно быть очень здорово.
– То, что надо! Как же я раньше-то…
Наверное, он поспешил забрать документы из педагогического – говорят, что можно было просто перевестись из одного вуза в другой. Но теперь нужно снова сдавать экзамены на общих основаниях. Впрочем, его это не испугало.
После решения поступать в ИМИС сразу стало как-то легче дышать и веселее жить. Годин бодро ходил на завод, после работы спешил домой. Все его школьные учебники сохранились, так что заново увлеченно штудировал химию, физику, математику, английский – готовился к вступительным экзаменам.
Родителям было радостно видеть вдохновленного сына. Они сразу же одобрили то, что тот снова решил учиться в институте. Ничего, что теперь в другом. Даже выгоняли вечерами Лилю из ее комнаты:
– На пару часиков пусти брата. Не нужно ему мешать, пусть готовится.
– Пусть готовится! – Легко соглашалась сделавшая уроки днем сестренка и перетаскивала своих кукол на диван в большой комнате.
Лето стало теплым и приятным. Алексей успел пройтись по всем необходимым предметам, вспомнить все главное, что по ним изучали в школе. На экзаменах чувствовал себя уверенно, хотя и несколько стеснялся находящихся рядом абитуриентов-семнадцатилеток. Разница между ними была всего-то в три года, но они, только что окончившие школу, со своими свежими еще знаниями казались детьми. Одновременно и робкими, и самоуверенными, детьми, не знающими, что где-то существуют «духи», «слоны», «черпаки», «дедушки» – военные люди, абсолютно не ведающие, что такое закон Фарадея или синтез нуклеиновых кислот.
Вот уже и все экзамены позади. У Година уверенные четверки и пятерки. С полученными баллами он обязательно должен быть зачислен.
В назначенный день с утра пораньше отправился в Москву. Хотя и был уверен в себе, но входил в здание института в волнении. В холле на стенде уже были вывешены синие списки поступивших. В алфавитном порядке:
«Агрба,
Архангельская,
Булдаков…»
Алексей быстро добежал взглядом до «Г»:
«Газимов,
Германчук,
Глазова
…
Горкин,
Горяев…»