Рабочие неспешно, но споро забирались в грузовики, о чём-то переговариваясь на своём языке, которого Килиан не понимал. Он знал, что это язык пичи, и боялся, что так и не сможет его выучить. И в довершение всего, единственный испанец, с которым он может разговаривать на протяжении этих часов — неприятный тип, что сейчас кричал на них, повторяя фразы, звучащие в голове непрестанным рефреном.
— Пошёл, хватит спать! Quick! Muf, muf!
Оставалось ещё несколько человек, когда перед Грегорио остановился худой измождённый юноша печального вида, со всеми признаками лихорадки, с поникшей головой и сложенными на животе руками.
— Чего тебе ещё? — сердито бросил Грегорио. — Смотри на меня! Чего тебе надо?
— I de sick, massa.
— All time you de sick! — рявкнул Грегорио. На миг воцарилось молчание. — Ты всегда болен! Каждый день одна и та же песня!
— I de sick for true, massa Gregor, — он молитвенно сложил руки на груди. — I want quinine.
— How your name?
— Умару, масса.
— Ну что, Умару, хинина захотел? — Кнут щёлкнул о землю у него под ногами. — Как тебе понравится такой хинин?
Килиан уже открыл рот, чтобы вмешаться, но парень тут же забрался в кузов грузовика, не смея больше возражать — лишь бросил на белого ненавидящий взгляд. За ним последовали остальные, стараясь забраться в кузов как можно проворнее. Водитель первого грузовика настойчиво жал на клаксон.
— Ну, что встал? — крикнул Килиану Грегорио, направляясь к машине. — В кабину, живо!
Килиан подчинился и устроился справа от водителя, а Грегорио рядом. Колонна тронулась в путь. Несколько минут оба молчали. Килиан смотрел в окно, как бараки и дворовые постройки сменялись посадками какао, над которыми высились эритрины и бананы, защищая их от солнца своей тенью, чтобы нежные деревца какао не получили ожоги. Порой ветви деревьев смыкались над головой, образуя туннель над пыльной дорогой.
— А я думал, сейчас уже никого не бьют кнутами, — вдруг сказал Килиан.
Грегорио был удивлён столь откровенным замечанием.
— Видишь ли, парень, — ухмыльнулся он в ответ. — Я здесь уже много лет и знаю, что порой приходится прибегать к суровым мерам, чтобы заставить их слушаться. Они же врут и не краснеют — если негры вообще могут краснеть. Если они больны и не выходят на работу, им платят как за полноценный рабочий день. Скоро ты сам в этом убедишься. Все они те ещё симулянты, и притом суеверные. Совершенно невыносимое сочетание!
Килиан ничего не ответил, и тот продолжил:
— Что же касается кнута, то говорю прямо: если его у меня отберут, я уволюсь — в тот же день! Кстати, зачем, по-твоему, твой брат таскает с собой дубинку? Хозяину нужна прибыль, и я ее обеспечиваю. — Он достал из нагрудного кармана сигарету и закурил. Выпустив изо рта струю дыма, добавил угрожающим тоном: — Если не хочешь со мной ссориться, с этой минуты ты станешь слепым и глухим, ясно?
Килиан стиснул зубы. Ну почему из всех служащих ему всучили в напарники именно этого кретина? Он даже рассердился на отца и брата, не предупредивших, что здесь есть такие люди. Он, конечно, не настолько глуп, чтобы думать, будто путь будет усыпан розами, но все же ему даже в голову не приходило, что в действительности означает выражение, «суровые меры», которое он уже столько раз слышал от самых разных людей. Килиан сгорал от желания дать волю гневу, вызванному словами и тоном Грегорио, однако предпочёл промолчать, ибо внутренний голос советовал не искать проблем на свою голову в первый же день.
Внезапно машину сильно тряхнуло, и его бросило вперёд, так что он ударился головой о лобовое стекло.
— Какого черта!.. — рявкнул он.
Больше он ничего не сказал, увидев, что с идущим впереди грузовиком случилось что-то странное. Несколько человек прямо на ходу выскочили из кузова и теперь корчились от боли, лёжа на земле. Другие громко кричали и расталкивали товарищей, стремясь поскорее выскочить. Водитель остановил грузовик и теперь стоял чуть поодаль, ошеломлённо наблюдая за этой сценой. Другой человек как безумный бросился к ним, суетливо размахивая руками и крича что-то на непонятном Килиану языке.
— Snek, snek!
— Вот черт! Кто бы мог подумать? — Грегорио в ярости соскочил на землю.
Килиан выскочил из кабины вслед за ним.
— Но... что случилось?
— На них свалился чертов удав, и они все словно взбесились!
Он бросился туда, снова и снова что-то выкрикивая, но большинство рабочих лежали на земле раненые или медленно пытались встать. Кто мог, спешил убраться как можно дальше от грузовика. Килиан последовал за Грегорио, не слишком представляя, что теперь делать.
— Принеси мачете! — крикнул Грегорио. — Сейчас же!
Килиан бегом бросился к кабине, схватил с сиденья мачете и вернулс. Грегорио по-прежнему стоял рядом с кузовом грузовика.
Килиан застыл, похолодев от ужаса.
Перед ним извивалась громадная змея — он даже представить не мог, что бывают такие огромные змеи. Удав почти трёхметровой длины.
— Полезай в кузов и убей его! — приказал Грегорио.
Килиан не сдвинулся с места. Он, конечно, встречал змей — скажем, когда косил летом траву — но по сравнению с этим чудищем они выглядели просто дождевыми червяками.
— Ты что, не слышишь?
Килиан по-прежнему не двигался с места. Скривив губы, Грегорио презрительно бросил:
— Я вижу, ты мало того что неумеха, так ещё и трус! Дай сюда!
Грегорио выхватил мачете у него из рук, поставил ногу на брызговик и на глазах у перепуганных рабочих забрался в машину. Те завопили от ужаса. Несколькими ударами мачете Грегорио разрубил змею на части. Кровь брызнула во все стороны, но ему, казалось, было наплевать. Снова и снова Грегорио с яростными криками обрушивал мачете на несчастного удава. Покончив с ним, он насадил на острие мачете кусок змеиного мяса и поднял его над головой, чтобы все видели.
— Это всего лишь животное! Просто животное! — обрушил он свой гнев на Килиана. — Вот этого ты испугался? Вот этого?
Грегорио принялся раскидывать останки рассеченной змеи по обе стороны дороги. Затем одним прыжком соскочил на землю, велел водителю поворачивать и подошёл к Килиану, так и стоявшему соляным столбом.
— Эй, ты! Тех, кто серьёзно ранен — в грузовик! Пусть из доставят в больницу — как раз будет работа для нашего нового доктора! А остальных — тех, что могут идти — распихать по другим грузовикам!
Килиан посмотрел из стороны в сторону и решил начать с тех, кто ближе. Один пострадавший лежал совсем рядом, зажимая рану на голове. Килиан опустился перед ним на колени. Тот что-то лопотал на чужом языке; Килиан не понимал ни слова, но и так было ясно, что он жалуется: рана обильно кровоточила, а из глаз стекали тяжёлые слёзы. Килиан вытащил из кармана платок и с силой прижал его к ране, чтобы остановить кровь, одновременно уговаривая его на испанском.
— You no talk proper, — повторил рабочий; Килиан по-прежнему не понимал, что он хочет сказать. — I no hear you.
Рядом с ним опустился на колени кто-то ещё и принялся что-то мягко втолковывать раненому; слова незнакомца, казалось, немного его успокоили. Тот помог раненому приподняться, показывая жестами, что ему следует сесть.
— Your name? — спросил благодарный Килиан у своего нежданного помощника.
— Меня зовут Валдо, масса. Я...
— Буби, я понял. Ты говоришь на моем языке, — Килиан возвёл глаза к небу и облегченно вздохнул.
Он заметил, что этот человек похож на Симона — разве что у него не было морщин на лбу — и одет иначе, чем другие рабочие. На нем была белая рубашка, короткие шорты, гольфы и тяжёлые ботинки. Должно быть, он был значительно старше боя, поскольку уже водил машину. — Полагаю, ты шофёр? — спросил Килиан.
— Именно так, масса.
— Ну что ж, Валдо, будешь моим переводчиком. Можешь спросить у него, сумеет ли он дойти до машины?
Туземцы перекинулись несколькими фразами, после чего раненый решительно покачал головой.
— Что он говорит?
— Он говорит, что может дойти, но не полезет в грузовик, залитый змеиной кровью.
Килиан открыл рот от изумления.
Снова услышав крики за спиной, он оглянулся и увидел, как Грегорио пытается затолкать в грузовик нескольких мужчин, а те отчаянно сопротивляются.
— This man no good. Send him na Pañá, — торжественно произнёс раненый.
Килиан посмотрел на него: тот указывал в сторону Грегорио.
— I curse him.
— Валдо, что он говорит?
— Он говорит... Говорит, что это нехороший человек, пусть он убирается в свою Испанию, и что он его проклинает.
Прежде чем белый человек успел осознать значение этих слов и понять причину такого гнева, Валдо поспешил объяснить:
— Масса, нигерийцы панически боятся змей. Они верят, что, если убить змею, злые духи, живущие в ее теле, обрушат на тебя и твоих близких все болезни и несчастья. Да-да, и на близких тоже.
Килиан ответил недоверчивым жестом, упёр руки в бока, глубоко вздохнул и направился к Грегорио, который пытался загнать раненых в грузовик.
— Если мы не смоем кровь, он туда не войдёт, — произнёс он как можно спокойнее.
— Не говори ерунды! Если войдёт один, то и остальные никуда не денутся. Даже если придётся загонять их пинками!
— Они не пойдут, — твёрдо повторил Килиан. — Так что у нас два выхода: либо попросить Валдо пригнать с плантации чистый грузовик, либо как-то очистить его самим.
Грегорио смотрел на него, сощурив глаза и сжав кулаки. Как ему хотелось в эту минуту врезать как следует этому пижону, решившему, что может здесь командовать, но он все же сдержался. В конце концов, он же сам не смог найти решение, пока ситуация не вышла из-под контроля. Сотни глаз выжидающе наблюдали за происходящим. Множество негров против двоих белых. Если попытаться загнать их в грузовик, они могли взбунтоваться. А если послать за другим грузовиком, его заклеймят как слабака, уступившего глупым суевериям.
— Ну ладно, — сдался он наконец. — Если у тебя такие великие идеи, то скажи, как ты собираешься очищать грузовик?
Килиан огляделся, направился к дереву, затенявшему посадки какао, и сорвал несколько огромных листьев длиной с руку.
— Можем закрыть пол кузова листьями. Тогда они не будут касаться крови.
Он уже успел собрать достаточно листьев, чтобы застелить ими кузов грузовика. Жестами подозвал нескольких рабочих и велел подавать ему листья. Килиан поднялся в кузов, и раздался неодобрительный ропот, когда подошвы его ботинок увязли в загустевшей крови, но он невозмутимо продолжал своё дело. Очевидно, никто не собирался ему помогать, даже Грегорио. Этот масса предпочитал с надменным видом стоять в отдалении и курить.
Когда он закончил устилать листьями кузов грузовика, Валдо подошёл к раненым и предложил им своими глазами посмотреть на устроенное для них удобное ложе, на котором их повезут в больницу. Килиан горячо желал, чтобы эти люди согласились, поскольку отказ в такой ситуации был бы совершенной глупостью. Спрыгнув из кузова на землю, он взял мачете и тщательно вытер его самым маленьким листом, который затем бросил на обочину.
— Валдо, скажи им, чтобы забирались в кузов, — велел он, стараясь говорить как можно спокойнее, хотя сердце вот-вот готово было выскочить из груди. — Объясни им, что они не коснутся крови.
Валдо что-то сказал брасерос, но ни один не двинулся с места. Грегорио выплюнул окурок, встряхнул головой, цокнул языком и пошел у грузовику.
— Принеси кнут, — приказал он. — На этот раз это сделаешь ты.
Валдо произнёс несколько фраз на пичи. Как понял Килиан, перевёл раненому слова Грегорио, потому что раненый протянул руку, опираясь на борт кузова, с трудом поставил ногу на выступ, игравший роль подножки, и забрался в грузовик. Уже из кузова он потянулся к белому, чтобы вернуть ему испачканный в крови платок, но Килиан отказался его взять.
— Tenki, — сказал раненый, и Килиан кивнул в ответ.
Один за другим более двадцати раненых брасерос забрались в грузовик. Валдо снова сел за руль и вывел грузовик на дорогу, помахав Килиану рукой. Грегорио отвёл в сторону свою машину, чтобы тот мог проехать по узкой дороге, настойчиво нажал на клаксон, убедился, что снаружи никого не осталось, и велел Килиану забираться в кабину, чтобы ехать дальше в Обсай.
За весь день они больше не произнесли ни слова. На протяжении трёх часов Килиан ходил хвостом за своим напарником среди рядов какао, отсекая мачете засохшие ветки и обрезая каждое дерево по всем правилам. Никто ему ничего не объяснял, так что осталось лишь наблюдать за брасерос, прекрасно знавшими свое дело, и повторять их действия. Не спеша, но и без остановок, они продвигались вперёд в ритме какой-то рабочей песни. Килиан подумал, что пение — отличное средство чем-то занять голову и облегчить монотонность работы. Иногда он погружался в состояние какой-то странной расслабленности, словно его мачете орудовал кто-то другой.
Они начали с посадок, ближайших к Обсаю, так что, когда Грегорио приказал оставить работу и идти обедать, направились по своим следам в сторону двора, очень похожего на двор Сампака, только значительно меньше.
Должно быть, солнце стояло уже высоко, и пот с Килиана лился ручьём. Рабочие уселись неподалёку от деревянного здания с толстыми белыми колоннами, между которыми несколько поваров готовили еду в огромных котлах. Грегорио куда-то исчез, и Килиан не знал, куда деваться.
— Масса!
Голос был знакомым. Обернувшись, он узнал Симона, державшего на голове какой-то свёрток. Килиан успел поговорить с ним лишь пару минут, но был рад увидеть знакомое лицо.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Килиан.
— Принёс вам обед.
— Но мы же обедаем все вместе?
Симон покачал головой.
— Брасерос получают продукты раз в неделю и отдают их своим поварам, которые для них и готовят. Неважно, работают они в лесу, как до сих пор, или во дворе, как сегодня. А каждому белому еду приносит его бой, за исключением тех случаев, когда он работает в главном дворе. Тогда он обедает в столовой.
С каждой минутой Килиан чувствовал все большую благодарность к Симону за объяснения.
— Как ты меня нашёл?
— Это моя работа, масса. Я всегда должен знать, где вы находитесь.
Килиан нашёл укромное местечко, где можно было спокойно отдохнуть, и сел прямо на землю, провалившись спиной к стене, от которой тянулась тень шириной в несколько метров. Симон сел рядом и принялся доставать из свёртка хлеб, хамон, варёные яйца и какое-то питье. Килиан начал с удовольствием пить, но голода он не чувствовал. Затем отер пот с лица рукавом и, закрыв глаза, просидел так несколько минут.
Неподалёку слышался гул голосов рабочих. Он заметил, что некоторые голоса звучат громче остальных, а затем услышал чьи-то приближающиеся шаги. Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоят двое мужчин, о чем-то отчаянно спорящих; казалось, они пытались что-то ему объяснить.
Симон поднялся и потребовал прекратить спор и объяснить толком, что случилось. Затем повернулся к Килиану.
— Они ссорятся, потому что повар подменил малангу, — объяснил Симон.
Килиан непонимающе уставился на него. Видя, что он не спешит отвечать, рабочие снова начали препираться. Килиан приподнялся.
— Да в чем дело-то? — спросил он.
— Маланга, масса. У одного из них была самая толстая маланга, и он ее пометил. Когда он хотел ее взять, повар дал ему другую. И теперь он хочет свою малангу, пока её не начал есть кто-то другой.
— А от меня-то они чего хотят? — Килиан по-прежнему ничего не понимал.
— Вы судья, масса. Они хотят, чтобы вы сказали своё слово.
Килиан нервно сглотнул, почесал в затылке и поднялся. Грегорио по-прежнему нигде не было видно.
Он бросил взгляд в сторону примитивной кухни рабочих. Шёпот тут же стих, и он увидел, что на него выжидающе смотрит множество глаз. Он выругался себе под нос и решительно направился к поварам; Симон двинулся следом.
Они шли мимо сидящих на земле людей, и все головы поворачивались им вслед. Наконец, они добрались до повара, повинного в этом недоразумении. Тот стоял, скрестив на груди руки перед двумя мисками, в которых лежали по куску вяленой трески, политый красным соусом рис и что-то, похожее на варёный картофель. В одной миске картошина была значительно больше, чем в другой. Килиан догадался, что это, должно быть, и есть пресловутая маланга. Каждый из спорщиков утверждал, что большая картошина — его.