Мама была на кухне, готовила обед. Я открыл холодильник в поисках чего-нибудь съедобного, когда она опять завела свою любимую пластинку:
— Олежка, тебе пора уже о будущем думать. Тебе скоро восемнадцать, совсем взрослый станешь.
— Да, мама, я в курсе, — отмахнулся я. — Если ты не заметила, то я получаю высшее образование.
— Я не о том. О семье надо думать. Когда ты меня внучатами порадуешь?
— Саша не хочет детей, — отрезал я.
— Что ты заладил — Саша да Саша, как будто не мужик! — крикнул отец из комнаты. — Сам должен решать, а не идти на поводу у бабы!
— Папа, я сам и решаю! — огрызнулся я. — Это моя жизнь!
— Ишь, как заговорил! — мама тоже начала сердиться. — Мы тебе эту жизнь подарили, мы вправе ожидать от тебя благодарности!
— Но вы не вправе проживать ее за меня. Я хочу быть с Сашей, я люблю Сашу и она любит меня. Я не буду рвать наши отношения только потому, что она вам не нравится.
— Да ты посмотри на нее! Не девка, а позор ходячий! У нее таких, как ты — вагон и маленькая тележка! Она вульгарна и не воспитана! Не понимаю, как мальчик из такой семьи, как наша, мог найти что-то в подобной деревенщине!
— Мама! — я ударил кулаком по столу. — Прекрати оскорблять Сашу! Она никогда до такого не опускается, в отличие от тебя!
— Как же! — снова вмешался отец. — Ты думаешь, мы не слышим, какие она тебе истерики закатывает ночами?
— Подслушивать неприлично, — прошипел я.
— А там даже подслушивать не надо! Так стонете потом, что весь дом слышит! — неожиданно раздался за моей спиной голос Оли. — Кто бы говорил о приличиях, братик!
— Да что вы о себе возомнили! — взорвался я. — Кто вы такие, чтобы диктовать мне, как мне надо жить?!
— Мы — твоя семья, — сложив руки на груди, сказала Оля. — И тебе неплохо было бы прислушиваться к нам. Твоя Саша тебя до добра не доведет. Кто знает, может, она наркоманка? Куда она у тебя периодически пропадает, а? Не знаешь? Вот то-то же! Доверяешь черт знает кому!
— Оля, что за выражения! — возмутилась мама.
— А Олег по-другому не поймет уже, — обернулась к ней сестренка. — Он у нас теперь крутой.
— Да что ты понимаешь! Сама еще малолетка, а уже лезешь в разговоры взрослых! — крикнул я.
— Я-то, может, и малолетка, только посознательней тебя буду, — отрезала Оля.
— Олег, прекрати повышать голос на сестру, тем более когда ты не прав, — приказал мне отец.
— Сынок, ну найди себе нормальную девушку… — взмолилась мама.
Зря они решили задавить меня количеством. Зверь внутри меня поднял голову и зарычал, низко и страшно. Я пытался задавить зарождающийся в груди рык, но не преуспел; самоконтроль сдавал позиции. Я понял, что сейчас превращусь, я кинулся вон из кухни… Но мне перекрыл дорогу отец.
— Куда собрался? — поинтересовался он.
— Пусти, — прошептал я, с трудом сдерживая волка. — Пусти, не то хуже будет.
— Ты еще и угрожаешь?..
Дальнейшее я помню как в тумане.
Первым с разорванным горлом упал отец, потому что стоял ко мне ближе всех. После чего я, вместо того, чтобы сбежать, как сначала и хотел, развернулся и двинулся обратно в кухню, уже на четырех лапах.
Сестренка смертельно побледнела, но нашла в себе силы загородить мать, которая хваталась за сердце и медленно оседала на пол. Я оскалился; уверен, моя измазанная кровью морда внушала достаточно ужаса, однако Оля не двигалась с места, видимо, твердо решив защитить родительницу от чудовища, пусть даже и ценой собственной жизни.
Волк, почувствовавший вкус крови на языке, уже не рассуждал об этике. Я не мог его остановить.
Оля отлетела в угол и сильно ударилась об стол. Впрочем, думаю, ей было уже все равно: она была мертва.
Матери «повезло» больше всех: она была без сознания, когда мои зубы сомкнулись на ее шее. Она не почувствовала боли, я уверен.
Потом я метался по квартире, пачкая пол, поскальзываясь на крови. Я не мог стать человеком, да и не хотел; я боялся, что мой разум не выдержит, если я взгляну на устроенную мной расправу человеческими глазами. Я выл и тявкал, бросался на стены, вновь и вновь обнюхивал тело сестры, словно надеялся, что она сейчас встанет…
В таком состоянии меня и нашла Саша. Она почему-то вернулась раньше, чем собиралась, открыла дверь своим ключом… Увидела трупы и сразу все поняла.
— Ольгерд! Ко мне! — крикнула она.
Я подбежал к ней, поскуливая, как щенок. Она схватила меня за шкирку и оттащила в ванную, там она засунула меня под душ и смыла всю кровь. Я думал, что она тут же поможет мне обратиться, но этого не произошло. Вместо этого она достала из сумки ошейник и поводок, нацепила их на меня, будто я был собакой. И вывела меня из квартиры, изображая, что просто пошла прогуляться с псом.
Надо ли уточнять, что больше домой я так и не вернулся?
Человеком она позволила мне стать только в лесу, в той самой сторожке, в которой я ночевал после первого обращения. Не знаю, что она сделала, но я вдруг осознал, что совершенно не чувствую раскаяния из-за содеянного. Мне казалось, что так произошло потому, что иначе и быть не могло; мне было немножко грустно из-за того, что я больше никогда не увижу сестренку, но и только.
Через три дня мы переехали в другой город. Выбирала его Саша, по одной ей известным причинам. Сняли квартиру на окраине и зажили как молодожены. Лето прошло относительно спокойно, я хотел было устроиться на работу, но Саша сказала, что у нее достаточно денег, чтобы содержать нашу маленькую семью. Мне пришлось подчиниться.
На новом месте никто не знал о преступлении, совершенным мной по отношению к своей собственной семье, все считали меня вежливым и умным молодым человеком, которому досталась потрясающая по красоте и доброте жена. Нас вполне устраивала эта иллюзия, она гарантировала, что никто не заподозрит в нас тех, кто извел всех бродячих собак в округе.
А еще тогда же Саша открыла в себе новый дар. Иногда она бегала волчицей без меня, но могла на расстоянии дотянуться до моего сознания и показать все, что считала нужным. Таким образом мы стали еще ближе, чем раньше.
Идиллия рухнула одним осенним днем. Я всего лишь помог соседской девчонке донести до дверей квартиры тяжелую сумку; разумеется, Саша узнала об этом и устроила скандал.
Она кричала, что я ей изменяю, что не ценю ее заботу, что думаю только о себе. Она кидала в меня посудой, от которой я едва уворачивался.
А мне вдруг вспомнились слова отца.
И я впервые в жизни повысил голос на Сашу. Потому что мне до смерти надоели несправедливые обвинения.
Эффект был неожиданным. На несколько секунд Саша замолчала и замерла, глядя на меня широко открытыми глазами. Она наверняка не думала, что я решусь ей хоть в чем-то перечить, особенно после всего, что она для меня сделала. А потом она зарычала и, мгновенно перекидываясь в звериную форму, бросилась на меня.
Дальнейшее я ничем объяснить не могу.
Я стоял, не двигаясь, не пытаясь защититься или тоже обратиться; зубы Саши почти сомкнулись на моей шее. Но в этот миг что-то словно взорвалось, нас ослепила яркая вспышка света. Мы оба упали, не удержавшись на ногах (и на лапах тоже).
Это событие словно отрезвило нас. Саша сделала максимально виноватые глаза и потерлась мордой о мое плечо. Я погладил ее по густой шерсти. И улыбнулся, ожидая, когда она превратится в человека, чтобы закрепить нашу «мировую».
Этого не происходило. Саша насторожилась; потом забегала по квартире. В таком беспокойстве я видел ее впервые.
Ей пришлось воспользоваться нашей мысленной связью. Она сообщила, что не может принять человеческий облик, попросила меня перекинуться.
Я не смог. Я знал, что надо делать, чтобы перейти в волчью форму, но это знание оказалось совершенно бесполезным! Словно кто-то взял и отсек у меня эту возможность.
Саша без объяснений поняла, что и я оказался беспомощным. Она приказала мне ждать. И убежала.
Через три дня она вышла на связь, чтобы сказать, что на нас кто-то наложил проклятье, которое заперло нас каждого в той форме, в которой мы находились на момент ссоры. Она пообещала найти это существо, наказав мне ждать ее, помнить и продолжать любить.
С тех пор мы так и живем — она ищет возможность вновь стать человеком, а я… Я жду, помню, люблю.
========== Глава 9 ==========
Шерсть цвета пепла. Волк-одиночка. Свежие силы.
Лапы в крови у хозяина ночи. И полюбил он
Запахи страха, отчаянья, боли. Запах охоты.
Но поменяются скоро роли. Кончатся взлёты.
Стихи Ангела
29 сентября 1996 года.
Когда Ольгерд замолчал, солнце уже показало свой краешек из-за горизонта. Ася зябко поежилась и прижалась к мужчине сильнее, закрыла глаза, словно собралась спать на крыльце.
— Утомил я тебя? — усмехнулся Ольгерд.
— Нет, — пробормотала Ася. — Но это страшно… Прости, но я не понимаю, почему ты не сразу осознал, кто она.
— Влюбленные люди чрезвычайно быстро глупеют, — вздохнул мужчина. — Не извиняйся. Разумом я все понимаю, а вот сердцем принять не могу, Саша для меня святая.
Ася ничего не ответила. Ольгерд скосил на нее глаза и увидел, что она спит.
— Ребенок, — хмыкнул он.
Подхватив девушку на руки, он пошел в дом.
Дед Велимир разбудил Ольгерда через два часа. Вдвоем они посоветовались и решили пока не трогать Асю.
— Пусть отдохнет, — добродушно прогудел старик. — Слышал я, что вы всю ночь проговорили.
Ольгерд смутился, но дед Велимир только рукой махнул.
— Я пойду прогуляюсь, — сказал Ольгерд после завтрака, состоявшего из чашки молока и куска хлеба с маслом. — Если Аня проснется, вы ей скажите, что я скоро вернусь, хорошо?
— Не бойся, милок, все объясню зазнобе твоей, — кивнул старик.
Мужчина поморщился, услышав про «зазнобу», но поправлять не стал. Накинув куртку, он пошел в лес, внимательно прислушиваясь и принюхиваясь.
Ася спала плохо, то и дело выныривая на поверхность из липкого, жаркого сна. Она свернулась клубочком, завернулась в одеяло, стараясь смягчить лавку, но ничто не помогало. В какой-то момент у нее разболелась голова, начало ломить виски, но не было никаких сил открыть глаза. Она слышала, что осталась в доме одна, что все куда-то ушли, и только тогда провалилась в темную бездну, где ее уже поджидал очередной пророческий сон-кошмар.
Ася не сразу поняла, где оказалась, просто чувствовала, что комната ей знакома, она была в ней несколько раз. Светлые занавески на окнах, на стене — пестрый ковер с восточным узором, старенький, но уютный диван, находящийся в разобранном состоянии, огромный шкаф, весь забитый книгами — и гитара в углу.
Вдруг половицы заскрипели — и в дверном проеме показалась инвалидная коляска.
Ася охнула, торопливо зажав рот рукой, хотя, разумеется, ее не могли услышать: волей сновидения ее занесло в квартиру Маши, ее учительницы по гитаре.
Маша тем временем, совершенно не замечая гостьи (которой было позволено лишь наблюдать), подъехала к гитаре, взяла ее, начала настраивать, что-то вполголоса напевая. Наконец она ударила по струнам, заставляя гитару сердито зазвенеть, возвысила голос… Но была прервана звонком в дверь.
Ася недоуменно проводила взглядом Машу, которая поехала открывать. Возможно, к ней пришла ученица, решила она.
Но Маша все не возвращалась, из коридора слышался ее приглушенный голос, и Ася пошла в прихожую, чтобы лично выяснить, что за гости у ее учительницы.
— Нет, ну что вы, у меня никогда не было собаки, — засмеялась Маша. — Куда мне собака-то? Я с ней даже гулять не смогу…
— Но она сидит у вашей двери, — возразила ей другая женщина, по-видимому, соседка. — Поэтому я и подумала…
— Хороший песик, — учительница погладила собаку, однако с места Аси не было видно ничего, кроме того, что у нее сероватая шерсть. — Ты потерялся? Но ты же знаешь, что не живешь со мной…
— Смотрите, она хвостом виляет, — заметила соседка. — Вы ей определенно нравитесь.
— Надо найти ее настоящих хозяев, — сказала Маша. — Может быть, вы пока ее заберете к себе…
— Да у меня две кошки живут, — развела руками соседка. — Я бы с радостью, но сами понимаете…
— Хм, действительно, они вряд ли обрадуются такой гостье, — Маша снова подалась вперед, очевидно, рассматривая собаку. — Скажи, ты смирная? Хулиганить не будешь?
— Ой, она улыбается! — восхитилась женщина, от восторга даже хлопнув в ладоши.
— Мне кажется, ей просто жарко, — хмыкнула Маша. — Ладно. Я могу ее взять… Но только ненадолго. Вы походите по подъезду, поспрашивайте, ладно? У меня-то собаке не жизнь, я без посторонней помощи выйти на улицу не могу…
— Да-да, я обязательно поспрашиваю! — заверила соседка.
— Ну, до встречи, — улыбнулась Маша.
Она чуть отъехала назад, пропуская собаку в дом.
Ася внимательно всмотрелась в крупного беспородного зверя, ища в нем признаки опасности, но собака аккуратно обошла коляску Маши и, не поднимая головы, прошла в комнату, где и улеглась возле дивана.
— Похоже, тебе даже не надо предлагать чувствовать себя как дома, — усмехнулась Маша, наблюдая за гостьей. — Наглая ты морда, вот ты кто. Пойду посмотрю, чем тебя покормить можно, а то тощая-то какая…
Она направилась на кухню. Ася осталась рядом с собакой, все еще недоверчиво ее рассматривая. Она помнила, что случилось с Алевтиной Васильевной, соседкой Ольгерда; как Динка лежала на земле, а ветер швырял на нее мокрые листья. В ее голове все еще звучал рассказ Ольгерда о Саше, которая, если хотела, без проблем представлялась безобидным домашним животным — неудивительно, что Ася никак не могла отделаться от подозрений.
Но собака демонстрировала полное отсутствие интереса к окружающему миру. Она почесала за ухом, повыкусывала блох из хвоста и затихла, явно намереваясь спать.
— Котлету будешь, а? — Маша снова появилась в комнате с миской в руках.
Собака приподняла голову и посмотрела на нее.
— На, попробуй. Голодная ж, поди.
Собака понюхала предложенную еду, облизнулась… И одним махом проглотила котлету.
Маша потрепала ее по шее, хваля.
Ася же уже решительно ничего не понимала, и главное — зачем ей показывали этот сон, если нет никакой опасности… Она привыкла, что ее «видения» — сплошь предупреждения или «фильмы» о смерти, уже свершившейся. Маша чувствовала себя хорошо, собака агрессии не проявляла — похоже, действительно просто приблудилась… Так в чем же дело?
Ася присела на корточки рядом с собакой, пользуясь своей невидимостью. Провела рукой перед мордой — никакой реакции. Вздохнув, она попыталась поймать взгляд блохастой…
И замерла, пронзенная внезапным ужасом. На какой-то миг глаза девушки и собаки встретились, и воздух словно бы задрожал, рассеивая морок. На Асю смотрели вольчи глаза.
— Сволочь, — прошептала Ася. — Сволочь! Я поймаю тебя и убью!
Собака — морок вернулся на место, скрывая волчицу — недовольно тявкнула, привлекая внимание Маши. От нее-то не укрылось присутствие соглядатая, тем более когда соглядатай так глупо выдал себя с головой.
«Ну что ж, смотри, маленькая зарвавшаяся шавка, — прозвучал у Аси в голове женский голос. — Смотри и запоминай. Следующей будешь ты».
— Как ты можешь быть такой… Такой…
Маша же снова взяла гитару, возвращаясь к прерванному занятию. Пела она хорошо, благо голос позволял — сильный и глубокий, Ася даже невольно заслушалась, на какой-то миг забывая о присутствии Саши и исходящей от нее смертельной опасности.
Разумеется, именно этим волчица и воспользовалась.
Когда она прыгнула, скаля клыки, Маша, к счастью, успела заслониться инструментом. Уворачиваясь от страшных зубов, она оттолкнула от себя волчицу, используя гитару в качестве орудия самозащиты. Взвизгнув, Саша упала на пол.
— Что ты творишь?! — закричала Маша. — Место!
Но Саше уже надоело притворяться послушным песиком. Она пригнулась к полу и зарычала.
— Что с тобой? — спросила Маша, бледнея. — Хорошая собачка…