Ольгерд знал, зачем она пришла. Он снова ошибся, указав волчице ее будущую жертву. Собирая волю в кулак и превозмогая боль, он пополз в сторону двери. По миллиметру, не обращая внимание на то, что у него темнело в глазах от напряжения, он двигался вперед. Он должен был спасти.
Серая хищница пробежала вдоль дома, выискивая нужное ей окно. Нашла, прислушалась, приподнимая ухо — спит ли одинокая обитательница квартиры, будет ли визит достаточно неожиданным.
Цель была слишком далеко. Ольгерд отчаянно опаздывал, никак не успевал. Если бы не боль… Но его волчица, в отличие от него, была предусмотрительна. Она никогда и ничего не забывала и намеренно вывела его из игры. То есть, ей казалось, что вывела. Он еще надеялся, что сможет…
Звон разбитого стекла пронзил ночную тишину. Завыла собака.
Алевтина Васильевна спала на своей жесткой кушетке, укрытая теплым пуховым одеялом. Шум разбудил ее, и она села на кровати, тревожно оглядываясь. Волчица, стоящая на подоконнике, завиляла хвостом.
— Откуда ты, пес? Зачем ко мне? — недоуменно спросила старушка, еще не осознавая, что же происходит.
Особо сильный спазм заставил Ольгерда замереть на месте. Он тяжело дышал, по щекам текли слезы. Перед внутренним взором стоял образ всегда улыбающейся старушки, он снова слышал ее слова: «Что же мне сделается-то?»
Волчица спрыгнула в комнату и стала не спеша приближаться к Алевтине Васильевне, которая все старалась отодвинуться подальше, пока не уперлась спиной в стену. Волчица знала, что Ольгерд смотрит на происходящее ее глазами, и всячески тянула время. Ей хотелось, чтобы урок был усвоен накрепко.
— Не делай этого! — хотел Ольгерд крикнуть, но смог лишь прохрипеть.
Боль накатывала волнами, дразнясь. Каждый «отлив» мужчина старался использовать по максимуму, рывками продвигаясь вперед. Он понимал, как жалок, но лишь одна мысль пульсировала в его голове: «Спасти. Любой ценой».
— Уходи, песик, — попросила Алевтина Васильевна. Судя по ее бледности, она уже не сомневалась в том, что перед ней не добрая уличная собачка из тех, что она часто подкармливала, а зверь куда хуже.
Волчица рыкнула. Ей не нравилось, когда ее называли «песиком».
«Жизнь надо любить», — сказала старушка. И она любила жизнь, и более других была ее достойна. Волчица не имела права забирать то, что ей не принадлежало!
Неимоверным усилием Ольгерд вытолкнул свое тело вперед и оказался в прихожей.
Волчица наклонила голову, исподлобья разглядывая ту, которую сегодня выбрала своей жертвой. Старушка все еще держалась, не падала с посиневшими губами — ее здоровье действительно было завидным. Она, конечно, боялась, но не так, как другие до нее. Волчица одобряла это.
Точечный удар боли — и взорвавшийся в голове фейерверк пригвоздил Ольгерда к полу. Он до крови прикусил губу, он сдирал ногти, царапая пол, но остановить волчицу не мог.
Последний раз вильнув хвостом, волчица прыгнула. Алевтина Васильевна вскинула руку, словно надеясь защититься, ее зрачки расширились от ужаса.
Поймав зубами запястье, хищница дернулась назад, разрывая мягкие податливые ткани. Старушка закричала.
Закричал и Ольгерд. Зарычал, застонал, проклиная все и вся.
Следующим ударом волчица вырвала горло. Кровь плеснула на одеяло.
Уходить волчица не спешила. Она хотела, чтобы Ольгерд как следует рассмотрел место казни.
— Ненавижу, — прошипел тот. — Я ненавижу тебя, тварь!
В его голове женский голос отчетливо произнес «Лжешь».
Наконец, сделав последний «круг почета» по комнате, волчица выпрыгнула в окно. Она сделала свое дело и теперь могла с чистой совестью возвращаться к своим дорогим волчатам, которые наверняка уже соскучились по материнскому теплу.
Ольгерд плакал, уткнувшись лицом в пол. Физическая боль, нагнанная волчицей, отступала, но сердце начинало ныть все сильнее. Он оказался слабым, он не смог защитить… Алевтина Васильевна ошиблась в нем, он подвел ее, подвел, обрекая на смерть…
Где-то взвыли сирены «Скорой». Но она, конечно, ехала не сюда.
Ася долго звонила, но никто не спешил открывать. Тогда, отчаявшись, она толкнула дверь. Та оказалась не заперта…
Всю ночь она металась в бреду, не дав спать и матери, которая вынуждена была дежурить у постели внезапно занемогшей дочери. Она сказала, что Ася во сне выкрикивала одно и то же имя — «Ольгерд».
И вот, стоя на пороге и глядя на свернувшееся у ее ног тело, Ася поняла, что это значило.
— Ольгерд! — всхлипнула она, падая на колени.
Тот слабо застонал и пошевелился.
— Ольгерд, Ольгерд! — шептала Ася, обнимая его и пытаясь поднять.
— Вызови… «Скорую», — с трудом пробормотал он.
— Что? Что с тобой? Что-то серьезное?! — совершенно ничего не соображая, запаниковала девушка.
— Не… Не со мной. Старушка с первого этажа… Третья квартира. Она мертва, — объяснил Ольгерд.
Ася зажала себе рот, чтобы не закричать. Ольгерд наконец поднял голову и посмотрел на нее абсолютно черными глазами.
— Волчица. Она приходила, — сказал он и обмяк, теряя сознание.
Ася разрыдалась.
========== Глава 5 ==========
Где же вы, где, светлые ангелы?
Я один здесь, словно в плену,
Я долго не протяну…
Песня группы «Черный Обелиск»
25 сентября 1996 года.
Врач «Скорой» сделал Ольгерду укол и ушел, напоследок посоветовав не будить больного как можно дольше. Ася поблагодарила, закрыла дверь, вернулась в комнату.
Дыхание Ольгерда выровнялось, он уже не метался по постели, как полчаса назад. Пряди влажных от пота волос прилипли ко лбу, Ася заботливо поправила их. Она постояла еще немного рядом, а потом пошла на кухню.
Девушка не могла сказать точно, почему снова примчалась ни свет ни заря к другу. Из сна она помнила лишь цвета — там преобладали желтый и красный. Да и, кажется, особого сюжета там не было… Просто мешанина цветных пятен. Что удивило ее куда больше — так это то, что она не просыпалась. Мать ей говорила, что она кричала во сне; что до нее дотронуться было страшно, настолько подскочила температура. А утром, едва открыв глаза, Ася сказала, что ей срочно надо ехать. И уехала, оставив мать в недоумении, отказавшись что-либо объяснять.
Ася сделала так не со зла, просто она не могла ничего объяснить. Она просто чувствовала, что нужна Ольгерду, что без нее ему будет очень и очень плохо. Ей неловко было признаваться в том, что она видит то, что обычным людям недоступно, она боялась, что ее обвинят во вранье и никуда не пустят. А еще ей очень не хотелось, чтобы над ней смеялись, а после признания в вещих снах, как ей казалось, такой реакции не избежать.
Сделав себе чай, Ася села на табуретку, прислонившись спиной к разрисованному холодильнику. Ольгерд сказал, что он знает что-то о волчице. А через несколько часов эта самая волчица приходит и убивает старушку с первого этажа. Не смогла добраться до пятого? Или эта старушка что-то значила для Ольгерда?
Ася помотала головой, поймав себя на том, что приписывает волчице — простому зверю, между прочим, — способность мыслить и целенаправленно убивать. Скорее всего, старушка оказалась случайной жертвой. А то, что она жила в одном доме с Ольгердом — просто совпадение, ничего больше. Подумаешь, бешеный волк бегает по городу…
Как ни старалась Ася себя убедить в этом, она все равно понимала, что в картинке что-то не сходится. Зачем волчице понадобилось лезть в дом, разбивать окно? Да и как животное может прыгнуть в стекло и не порезаться многочисленными осколками? Ася подумала, что на месте волчицы, если уж ей так захотелось человечинки, она бы поймала какого-нибудь бомжа и успокоилась на этом.
Волчица — гурман? Не хочет кусать насквозь пропитое тело?
Ася фыркнула. Если размышления пойдут и дальше таким путем, то она определенно придет к выводу, что в городе завелся страшный оборотень. И тогда уж точно ее поднимут на смех. Ведь все прекрасно знают, что полулюди-полуволки встречаются лишь в фантастических книжках.
А старушку было все-таки очень жаль. Наверное, даже больше, чем Динку. Ася не смогла бы достаточно четко описать это ощущение, если бы у нее о нем спросили, но было что-то в нем… Что-то категорически неправильное в такой смерти пожилой женщины. В убийстве школьницы ничего подобного не чувствовалось.
А еще очень хотелось, чтобы волчица исчезла из ее жизни. Даже не так, не из ее — из их. Мысленно девушка уже привыкла связывать себя и Ольгерда, хотя и доказывала, что они всего лишь друзья. Он был сильно старше ее, она это понимала, но тем притягательней был для нее его образ. От него пахло мужественностью, мудростью и… волком.
Ася недоуменно посмотрела на собственное отражение в чашке. Видимо, со всеми этими событиями у нее поехала крыша. Иначе с чего бы ей приписывать человеку такое качество, как схожесть с волком, когда единственной ассоциацией на серого хищника является фраза «найти и пристрелить»?
Из комнаты послышался стон.
Девушка подпрыгнула от неожиданности, но быстро сообразила, в чем дело, и понеслась на звук.
Ольгерд весь дрожал. Он свернулся калачиком, уткнулся лбом в колени и трясся, однако при этом не просыпался. Одеяло сползло на пол.
Ася быстро его подняла и укрыла друга, дотронулась ладонью до его лба и нахмурилась: он горел. Она огляделась в поисках чего-нибудь, чем еще его можно накрыть, она помнила, что у него должно было быть покрывало…
Покрывало не нашлось. Девушка даже ножкой топнула от обиды, видя, что никак не может помочь Ольгерду. Дрожь того немного унялась, но все равно его периодически встряхивало. То ли лекарство так и не подействовало, то ли врач просто ошибся, неверно поставив диагноз «нервное истощение».
И вдруг в светлую голову Аси закралась не менее светлая мысль. Если нечем укрыть, то всегда остается шанс подложить грелку! А что может быть лучшей грелкой, чем человеческое тело?
Ни на секунду не задумавшись, что же она делает, девушка сняла джинсы и свитер, оставшись в одной футболке, и скользнула под одеяло к Ольгерду. Аккуратно заставила его разогнуться и прижалась к нему. Закрыла глаза и сосредоточилась на одном-единственном желании — чтобы ее другу наконец стало легче.
Она представила, как лихорадка покидает каждую клеточку его тела, унося за собой температуру, ломоту, напряжение и усталость. Взамен она предоставляла ему свое тепло и заботу, свое нежное к нему отношение, свою мечту когда-нибудь заглянуть в его глаза и сказать, что он самый лучший на земле. Никогда раньше она не верила в силу подобного целительства, однако сейчас, оказавшись в почти безвыходной ситуации, не нашла ничего лучшего, кроме как положиться на инстинкты женщины, много веков оберегавшей (конечно, не явно, а очень осторожно и ненавязчиво) своего мужчину. Веки Аси все более и более наливались свинцом, пока наконец она не уснула, упираясь носом в затылок Ольгерда.
Она была рядом, она обнимала его, она согревала его своим теплом. Он прижимался к ней, молясь о том, чтобы это подольше не заканчивалось, чтобы это не оказалось сном, за пределами которого сторожит все та же одинокая беспросветная реальность. Ее руки властно давили на его плечи, напоминая ему, что не стоит и пытаться шевельнуться без разрешения.
Ольгерд не открывал глаз. Он полностью отдался ощущениям, вспоминая, как это было раньше, когда она приходила посреди ночи, открывала дверь своим ключом и ложилась к нему. От нее всегда пахло ветром, холодом, лесом — всегда, даже летом. Он спрашивал, почему так, но она лишь ухмылялась и целовала его. Ее поцелуи всегда были горьки, яростны, стремительны. Она не признавала нежности и не терпела ее по отношению к себе. Сначала Ольгерду было сложно, но потом он привык. В конце концов, любовь — она штука такая, сложная.
Он глубоко вздохнул. И тут же широко распахнул глаза.
Запах был другой. Не ее. Теплее, слаще, домашнее. Это не она прижималась к нему.
Однако он даже сквозь джинсы чувствовал голые ноги девушки, взявшей на себя ее роль. Она что, предлагала ему себя? Она сошла с ума?!
Ольгерд аккуратно высвободился из объятий. В условиях узкого дивана это было сложно, если стараться не спихнуть Асю на пол, но у него все-таки получилось. Он повернулся и посмотрел на нее.
Она спала. Ее ресницы чуть подрагивали — наверное, ей что-то снилось… Может быть, что-то хорошее. Или же очередная смерть. Она говорила, что не хочет спать, потому что боится вновь увидеть ту свою одноклассницу, Дину, кажется. Неужели она с тех пор и не ложилась? Уже…
Ольгерд нахмурился. Он понял, что не знает, сколько он бродил где-то в глубинах подсознания. Кажется, он провалился ночью, когда вмешалась… Да, она приходила, она вмешалась — и он ушел. Давно он не уходил так глубоко, все время старался скользить по поверхности, считая, что главное — дождаться, а если он не дождется, то она очень сильно разозлится. Он позволял себе лишь немного подглядывать за ней, представляя, какой стала ее жизнь теперь, когда…
Нырнув слишком глубоко, он видел ее глазами. Нет, ему показали. Убийство ни в чем не виноватой старушки, разве что только слишком смелой — она говорила с ним, она шутила, она считала его своим внуком… Наверное, она его даже любила. За что и была наказана.
А потом наступил провал. Она ушла, она перестала быть его глазами, а он не успел на поверхность. Не выбрался…
Таким, видимо, и застала его Ася — беспомощным, больным, без сознания. Но сколько времени прошло? Сколько он тонул?
Ответа не было. Ольгерд старался подсчитать, по внутренним ощущениям выяснить, какой день… Не получалось.
Ася заворочалась и потянула на себя одеяло, смешно его обнимая, словно плюшевого мишку. Все-таки она была ребенком, хоть и видела порой то, что простым смертным заказано увидеть. Девочка-инопланетянка, девочка-ясновидящая. Вряд ли она могла заглядывать в будущее — иначе она бы не позволила ему утонуть, зато прошлое было для нее раскрытой книгой. Ольгерд надеялся, что сама Ася этого еще не осознает, не умеет пользоваться своим даром. Потому что в противном случае она могла бы узнать много лишнего, запретного, слишком личного…
В чем-то Ася даже была на нее похожа…
Нет, что за бред! Ольгерд сердито оборвал свои мысли, перебрался через спящую девушку, умудрившись ее все-таки не потревожить. Он был зол сам на себя за глупость, пришедшую ему в голову. Какое сходство?! Да, обе они не такие, как все — но на этом все и заканчивается. Да и вообще, говорят, все люди — индивидуальности…
Он нашел в шкафу чистую футболку. Вторые джинсы валялись где-то, ожидая стирки, поэтому ему пришлось смириться с теми, что были на нем.
Ольгерд долго стоял под упругими струями душа. Казалось бы, спальный район, картонные стены, хлипкие двери… А ванная была хорошей, напор воды никогда не ослабевал. То ли чудо, то ли все жильцы были настолько чистоплотны, что достали местных управленцев, и те предоставили им такое благо, как горячая вода круглый год.
Было немножко страшно. На самом деле, Ольгерд не настолько любил мыться, его не посещали исключительно гениальные мысли, навеянные определенным течением воды, в конце концов, он твердо был уверен, что существуют вещи куда интереснее. Но в этот раз он застрял в ванной, потому что боялся возвращаться в комнату. Боялся увидеть Асю в его постели, вспомнить ее прикосновения (неуверенные, между прочим — как он мог перепутать?! Не иначе как мозг отключился окончательно), ее запах, ее улыбку… Все-таки ей снилось что-то хорошее, она была не из тех, кто улыбается чужой смерти. Он хотел как следует обдумать то, что скажет ей. Как объяснить девушке, что не стоит прикасаться к мужчине? Что ему это неприятно. И при этом не обидеть нежное создание…
Будь у него побольше опыта в общении с противоположным полом, наверное, он справился бы быстрее. Но… Чего нет — того нет. Когда он вышел из душа, приглаживая мокрые волосы, Ася уже сидела на кровати, подобрав ноги. Она вся закуталась в одеяло, но ее одежды нигде не было видно — скорее всего, она поняла свою ошибку и оделась… Во всяком случае, Ольгерд очень на это рассчитывал.