========== Часть 1 ==========
- Коля, у нас есть зелёный чай?
- Зелёный? Вряд ли. – Круглов задумчиво оглядел полки и с улыбкой добавил: – У нас всё больше кофе.
Рогозина рассеянно кивнула и заварила себе чёрный – крепкий и без сахара. Осторожно отпивая кипяток, она так глубоко погрузилась в мысли, что даже не заметила, как майор сел напротив.
- А?..
- Галя, я спрашиваю, что случилось? Заболела? – видимо, он произносил вопрос уже в третий раз, в голосе звучала искренняя тревога.
- Всё в порядке. С чего ты взял?
- Ну как с чего? Ты с утра сама не своя, ничего не слышишь, ничего не видишь перед собой! И, уж прости, выглядишь тоже не очень…
- Да, Коль, это просто великолепный комплимент. Заряд бодрости на весь рабочий день! – едко откликнулась Рогозина, не поднимая, однако, глаз.
- Галь… Я серьёзно. Давай я его допрошу.
Она покачала головой и тяжело вздохнула.
- Нет, Коля. Я сама.
*
Подозреваемый вальяжно сидел на своём месте. Когда Рогозина опустилась на стул и раскрыла папку, Антонова непроизвольно отметила, как неестественно прямо она держит спину.
- Слушай, Тихонов, - внезапно подал голос Майский. – А может, ты бы его и допросил? Вы ж, можно сказать, коллеги, вот и нашли бы общий язык! А то чего Галя мучается!
- Ну-ну, - раздражённо буркнул Тихонов, не отрывая взгляда от Рогозиной. – Я лучше пять лет отсижу, чем на пять минут с ним останусь!
- Ага, - не оборачиваясь, вставил прижавшийся носом к стеклу Холодов. - Оксана, у нас успокоительное осталось?
- Так я тебе и дала! – пряча коробку в карман, бросила Амелина. – Это Галине Николаевне!
- Лучше б заранее пила! – проворчал себе под нос Круглов. – А то сколько ещё…
Договорить он не успел – из динамиков раздался голос Рогозиной:
- Ну что, Ян Витальевич, вы не надумали рассказать, на какой станции метрополитена заложена взрывчатка?
- Нет, не надумал, - лениво растягивая слова, в нос ответил Гольдман. Его ухмылка заставила передёрнуться всех сидевших по ту сторону стекла.
Рогозина не повела и бровью.
- Что ж. Значит, сотрудничать со следствием вы категорически отказываетесь?
- Отказываюсь, - улыбаясь, подтвердил он. Неторопливо снял очки, наклонился к полковнику и, интимно понизив голос, выдохнул: - А вы? Вы отказываетесь быть со мной столь же категорично?
*
Когда Рогозина вышла из допросной, её лицо было даже не белым – изжелта серым. Она буквально рухнула на ближайший стул и дрожащими руками приняла у Тихонова стакан с предусмотрительно растворённым успокоительным.
- Он меня спрашивал, сколько я хочу детей. Чудовище. Я его ненавижу. – Она говорила медленно, закрыв глаза, даже не замечая, как побелели пальцы, стиснувшие запястье Ивана, – он сидел на корточках рядом с ней. Сзади, обхватив её одеревенелые плечи, стояла Валя. Майский по уже сложившейся традиции ушёл готовить ей чай.
Все, кроме Рогозиной, знали, что он добавляет туда две ложки коньяка. А она после допросов Гольдмана даже не ощущала привкуса спиртного.
- Предлагал девочку назвать Ариадной. Как дочь Цветаевой.
Галю колотило. Она говорила что-то ещё, но в этом не было нужды – очередной допрос все запомнили и сами.
*
С тех пор, как ФЭС начала заниматься делом Гольдмана, допросы вела только Рогозина. Но и она не рисковала – оставляла пистолет в своём кабинете. А за стеклом во время допросов собирались все, кто был на месте, – не в силах пропустить ещё один поединок.
Круглов, всякий раз глядя на её состояние после нескольких часов допроса, снова и снова предлагал ей сам работать с Яном. А она, с трудом поднимая на него взгляд, снова и снова повторяла, что не позволит Гольдману издеваться ещё и над ним. Но настоящая причина была в другом, и это ясно понимали все: Рогозина боялась, что Круглов сорвётся и покалечит подсудимого. Поводов имелось более чем достаточно, а Гольдман только того и ждал, провоцируя её всеми возможными способами.
Неделю назад он нашёл её больное место – семья.
Именно с тех пор Майский начал наливать в чай коньяк. Правда, три дня назад приготовленную заварку залпом выпил Круглов – после вопроса Гольдмана о том, хочет ли она быть любовницей своего зама.
И тем не менее, несмотря ни на что, эта ежедневная пытка продолжалась.
На дворе стоял грязно-снежный конец марта. А на седьмое апреля – как соблаговолил сообщить на первом же допросе Ян – в московском метро был запланирован теракт. Минёры с собаками прочёсывали станции и поезда, но, учитывая масштабы, проверить и предугадать всё было нереально. Игнорировать предупреждение о взрыве правоохранительные органы не могли, расколоть Гольдмана – тоже, и дело вместе с приказом генерала как можно скорее выведать всё о готовящемся акте, было спихнуто на ФЭС.
Операм ничего не оставалось, как вновь и вновь прочёсывать метрополитен, экспертам – пытаться связать воедино скудные факты, выбитые Рогозиной, а самой полковнику – каждый день, сжав кулаки, пытаться добиться от Яна хоть чего-то.
Хотя, спустя двадцать минут после начала допроса, она уже забывала обо всём, пытаясь только окончательно не потерять над собой контроль.
*
Через полчаса, когда, чуть успокоившись, Рогозина выслушивала доклад Данилова о рейде на Тверскую, в её кабинет ворвался Круглов.
- Что случилось?
- Галя, он хочет что-то сказать, - возбуждённо произнёс майор. – Требует срочно вести его в допросную! Вести?
- Нет, - холодно бросила Рогозина. – Мы не будем бегать у него на поводке.
- Но как? Галя, он сам хочет что-то рассказать! Как мы можем упускать такой момент? А если потом снова начнёт ломаться?
- Коля, ты ещё не понял, что он не дурак, чтобы косить под простачка? Если он действительно хочет сказать, он скажет. Но с меня на сегодня достаточно.
- Я могу…
- Нет, не можешь! – крикнула Рогозина, вставая из-за стола. – Не можешь! Не хватало нам ещё трупа подозреваемого в допросной!
Видя, что Круглов распалился не на шутку, она повернулась к Данилову:
- Стёпа, выйди, пожалуйста. На сегодня можешь быть свободен.
Когда дверь за ним закрылась, Рогозина вновь посмотрела на красного Круглова и, стараясь, чтобы голос звучал ровно, произнесла:
- Коля. Если я говорю, что допрашивать сейчас его не буду, значит, у меня есть на это причины. Я понимаю, что он доконал нас всех…
- Но Галя!.. Дай нам с Серёгой минут сорок! Ну полчаса!
- И что? Коль, ты хочешь ещё одно разбирательство по поводу жестокости на допросе?
- А у тебя остались другие варианты? – снова распаляясь, почти выкрикнул Круглов.
- Да. У меня остался предпоследний способ.
- Даже предпоследний? Интересно, какой?
Рогозина снова опустилась в кресло, спрятала лицо в ладонях и глухо, бесстрастно ответила:
- Психологическое давление. Нужно сыграть с ним на его поле. Начнём с того, что я допрошу его ночью.
***
- Вы разучились узнавать время? Мне кажется, уже поздно, Галя.
- Меня зовут Галина Николаевна, - почти по слогам произнесла Рогозина. Вглядываясь в узкие зрачки Гольдмана, она подумала, что неоспоримым плюсом ночного допроса является сумасшедшее желание спать. Оно заставляет сосредоточиться на борьбе со сном, не оставляя сил на ярость и раздражение.
- Галина Николаевна… Вас зовут и Галей тоже. Отчего же это непозволительно мне?
- Галей меня зовут те, кому я это позволяю. Вы не входите в их число.
- Что ж… Вы тоже не входите в число тех, кому я позволяю бесцеремонно будить себя в три ночи… Галя.
Сделав акцент на последнем слове и с издёвкой ухмыльнувшись, Ян демонстративно уронил голову на стол.
Подавив желание ударить его в затылок, Рогозина медленно произнесла:
- Ян Витальевич, несколько часов назад вы хотели нам что-то сообщить.
Гольдман не отзывался.
- Если вы намерены игнорировать мои вопросы, я вынуждена буду принять меры.
Тишину допросной нарушал только звук их дыхания. Гольдман, устроившись на столе, делал вид, что дремлет. Где-то в глубине души Рогозина чувствовала, как дико ему завидует: сейчас его отведут в камеру, и он уснёт. Завтра с утра, язвительный и изощрённый, вновь будет изводить её, сидя на этом же стуле. А ей предстоит очередная страшная, долгая ночь, когда в глаза будто песка насыпали, но уснуть невозможно. Затем – ещё один не менее длинный день, как минимум два часа из которого лежащий перед ней человек превратит в ад. И ей нужно как-то пережить ещё семь таких суток. Как-то пережить. Как-то переиграть.
- Увести.
Гольдман кулём повис на руках вошедшего сотрудника. Вдоволь насладившись тем, как опер пытается сдёрнуть его со стула, протёр глаза и, позёвывая, побрёл к выходу. Когда дверь захлопнулась, Рогозина, понимая, что он её уже не услышит, с бессильной злостью сбросила на пол папку и крикнула:
- Актёришко!
А через секунду из коридора донёсся ответный вопль:
- Галя!
- Урод, - тихо прошептала она, даже не обратив внимания на опасные звенящие ноты, скользнувшие в голосе.
*
- В чём дело, Ян Витальевич? Сейчас два часа дня. Почему вы отказываетесь идти на допрос?
Рогозина сидела в КПЗ напротив Гольдмана. Их было только двое – охранник ждал в коридоре. Ян, недовольно морщась, пил воду из алюминиевой кружки с отколотым краем, полковник, прищурившись, просматривала его заявление.
- Вам не принесли завтрак… Вот как.
- И обед тоже. По какому праву меня оставили голодным?
Не ответив, Рогозина встала и направилась к выходу.
- По какому праву? – повысил голос Гольдман. В один прыжок преодолев расстояние между ними, он схватил её за локоть: - Кто позволил вам так обращаться с заключёнными?
Презрительно высвободив локоть, Рогозина взялась за ручку двери.
- Отвечайте!
- Сегодня ночью вы предпочли меня не услышать. Сейчас я предпочитаю не услышать вас.
Дверь захлопнулась. Обратившись к дежурному, Рогозина произнесла:
- Выведите изображение с камеры наблюдения на мой компьютер. И изымите у подследственного все острые предметы, в первую очередь, бритвенный станок и зажигалку.
*
В половине третьего на пороге кабинета возник зевающий Тихонов.
- Галина Николаевна, кофе.
- Ты чего ещё здесь, Иван? Давно домой пора!
- Не, - помотал головой Тихонов. – Я без вас не уйду… Вы же опять к этому собрались?
Рогозина тяжело кивнула и приняла чашку.
- Спасибо, Вань. Но ты иди всё-таки хотя бы в буфете поспи… Завтра работать.
Тихонов махнул рукой – правда, получилось недостаточно беспечно, - и исчез за дверью.
*
- Итак, вы хотите сообщить нам некую информацию.
- Я хочу есть и спать. Пока я этого не получу, разговаривать нам не о чём.
Рогозина встала из-за стола и вышла, вернувшись через некоторое время с чашкой кофе – тем самым, что заварил для неё Тихонов.
- Ваша информация в обмен на кофе.
- Не дождётесь, - издевательски улыбнулся Гольдман. – Пить кофе я согласен только в одной из чешских кофеен. И только вместе с вами.
========== Часть 2 ==========
- Галь, на тебе лица нет. Хватит. Прекращай это.
- Ты предлагаешь отдать на его милость тысячи людей? Отступить, расписаться в своём бессилии, признать, что мы ничтожны? Валя! Валя!.. Если есть хоть один шанс… Хоть миллионный, хоть миллиардный…
- Какой шанс, Галя? О чём ты говоришь? – Антонова, перестав мерить шагами кабинет, резко остановилась прямо напротив полковника. – Разве ты ещё не поняла, что всё это безнадёжно? Ты же занимаешься мазохизмом, Галя!
Рогозина, сжав руками виски, тоже встала и, встретив взгляд Антоновой, неестественно спокойно произнесла:
- Валечка, родная моя, мы работаем вместе уже шесть лет. Ты не можешь не понимать, ты прекрасно знаешь, что по-другому нельзя. Есть полковник Рогозина, которая должна сделать всё, что в её силах. Должна, слышишь? А меня, которая имеет право бояться, ненавидеть или не хотеть чего-либо, в этих стенах нет. И даже если этот призрачный, нелепый шанс отсутствует – да, да, я признаю, его нет! – пока есть время, я буду работать с Гольдманом. Называй это как хочешь, - садизмом, мазохизмом, чем угодно – только не пытайся мне помешать.
Антонова вскинулась, желая что-то сказать, но Рогозина жестом заставила её замолчать.
- Не надо убеждать меня, что это не ты подсыпала в чай снотворное. И не говори, что вчера утром у моей машины просто так спустило колесо. И… - полковник не закончила – внезапно всхлипнув, Антонова уткнулась ей в грудь.
- Валя… Валюш… Ну ты чего? – опешив от её внезапных слёз, Рогозина осторожно прижала Валентину к себе, одновременно шаря левой рукой по столу в поисках прочно обосновавшегося там успокоительного.
- Жалко тебя… Галя… На тебя смотреть страшно… И всё впустую…Урод ё*аный…
- Валя!!!
Антонова, икая, проглотила таблетку и дерзко уставилась на Рогозину.
-А как ещё его прикажешь называть? Ненавижу!
- Всё, всё, Валечка… Успокойся. Всё это когда-нибудь закончится…
- Закончится…- эхом откликнулась Валентина.
«Закончится. Взрывом в метро. Седьмого апреля» - горько добавила про себя Рогозина.
***
- Ну так как насчёт чешской кофейни? – Это была только первая фраза, а руки уже непроизвольно сжались в кулаки.
- Господин Гольдман, давайте оставим это в стороне. Я знаю, что…
- Как же это в стороне, Галина Николаевна? Такой шанс… Такая женщина…
- …знаю, что вы чего-то ждёте. Момента, условного сигнала, отклика своих сообщников – и после этого собираетесь кинуть в меня ещё один огрызок сведений. Предлагаю вам сделать это сейчас, поскольку всякая ваша связь с внешним миром пресечена. В том числе, - Рогозина не без удовольствия позволила себе улыбнуться, - через подставного конвойного.
Если Гольдман и выдал своё волнение, то только секундной бледностью.
- Сказать честно, я удивлён. Вы не слишком торопились раскрыть этого чурбана в форме.
- Разумеется. Это наш человек.
- Блефуете, Галина Николаевна! – Гольдман внезапно развеселился.- Ай, блефуете!
Он разыграл настоящее представление, старательно расхохотавшись до слёз и промокнув рукавом глаза. Потом подпёр щеки и уставился на Рогозину:
-Слушайте, Галочка… У меня к вам обворожительное предложение… Всё по поводу кофе… Как вы смотрите на то, чтобы…
- У вас проблемы со слухом, Ян Витальевич? Я уже называла своё имя!
- Бросьте, бросьте! Так вот. Как вы смотрите на то, чтобы – так и быть! - выпить кофе вдвоём прямо здесь? Ммм… Романтика… А?
От возмущения Рогозина не сразу нашлась, что ответить. Её угнетали безнадёжность и абсурдность своего положения. Пока она, пылая, пыталась зять себя в руки, Гольдман продолжал напирать:
- Молчание – знак согласия, верно? Ах, Галочка…
- Галина Николаевна!
- Зануда вы, Галочка. И такая милая, когда краснеете! Ну не смотрите на меня так, я тоже начинаю смущаться! Вы что же, думаете, просто так кофе хочется? Я понимаю, за всё нужно платить. И я готов заплатить за ваше обаятельное общество. Что, заинтересовало?
Рогозина молча смотрела чуть выше его плеча – давно испытанный приём: преступнику кажется, что смотрят на него, а на самом деле взгляд упирается в стену. Краткая передышка, возможность прийти в себя.
Наклонившись к ней через стол, Гольдман хмыкнул:
- Тяжело с вами. Женщина в вас сидит где-то очень глубоко, долго ещё копать придётся. Всё, всё – он поднял ладони в знак извинения, по-шутовски прося пощады. – Не кипятитесь, нам ещё надо решить кофейный вопрос, правда? В общем, в обмен на наш с вами лёгкий совместный ужин я предлагаю вам некий ключ.
-Что за ключ? – Чтобы голос не успел дрогнуть, приходилось выбирать фразы короче.
- Хм… Ну, скажем так: он позволит вам отсрочить взрыв. Вы выпускаете его в эфир на определённой частоте, его слышат мои коллеги, совершают определённые действия… И ваши коллеги, в свою очередь, получают ещё три дня на поиски бомбы.