- Как я могу быть уверена, что это правда?
- Никак, -Гольдман, почёсывая бровь, довольно улыбнулся. – Это ваше дело – верить или не верить. Может, я решил вас обмануть.
Рогозина молчала. Гольдман нетерпеливо побарабанил пальцами по внутренней стороне столешницы, зевнул, начал насвистывать какой-то мотивчик.
Выбора не оставалось. В конце концов, даже если это ложь, от неё не убудет. Кто знает, что могут дать эти три дня…
- Хорошо. С условием, что ключ и частоту вы называете мне прямо сейчас.
- Бумагу, - щурясь, Гольдман сложил пальцы домиком и, глядя поверх них, снова улыбнулся. – И ручку.
Когда исписанный и сложенный вдвое лист исчез в кармане Рогозиной, он проронил:
- А моё условие таково: вы будете в вечернем платье, Галочка.
Выходя из допросной, Рогозина, повторяла про себя, как мантру: «От меня не убудет».
***
Чем ближе часовая стрелка подходила к восьми вечера, тем сложнее становилось подавить желание малодушно сбежать из ФЭС, спрятаться и отсидеться где-нибудь вплоть до седьмого апреля. Вернее, уже до десятого – в том, что на этот раз Гольдману можно верить, Рогозина отчего-то не сомневалась.
Листок с ключевой фразой и радиочастотой она отдала Тихонову сразу же, как покинула допросную. Разумеется, тот спросил, чем вызвана такая щедрость преступника, но, стоило покачать головой, и он, пожав плечами, без вопросов уткнулся в монитор.
Рогозина понимала, как глупо скрывать от коллег грядущую плату за трёхдневную отсрочку. Это вообще было глупо и дико, но как она ни пыталась убедить себя, что весь этот жестокий цирк – только в интересах дела, что три дня могут дать зацепку, что одна чашка кофе, выпитая в компании Гольдмана,– это приговор, ничего не получалось. Она ждала восьми вечера как смертной казни. Смеялась над собой, язвила, но была не в силах избавиться от этого ощущения.
Взглянув на часы в очередной раз и с лёгкой паникой обнаружив, что до «свидания» осталось чуть больше получаса, Рогозина поняла, что откладывать дальше уже нельзя.
Она убрала в стол бумаги, поправила стопку текущих отчётов и направилась в буфет. Уже открывая дверь, внезапно замерла. В голову пришла простая, до смешного простая мысль, решавшая проблему. Да она никуда не пойдёт, вот и всё! С чего она должна… С чего она вообще-то что-то должна этому преступнику? Как, Господи, как ей взбрело в голову подчиняться его сумасшедшим капризам?! Ей – опытному оперативнику, эксперту высшего уровня!..
Она нервно рассмеялась. Наверное, просто сказывается общее утомление. Рассеянность, терзающая вот уже две недели без перерывов головная боль, неутолимое желание спать… И эти выматывающие, бесконечные допросы.
Рогозина глубоко вздохнула и закрыла глаза. Под веками неудержимо заплясали огненные всполохи и пятна, но постепенно они улеглись, и наступила прохладная, приятная темнота. Нужно было что-то решать, что-то делать, но голова совсем не работает. Нужно чуть-чуть, совсем немного отдохнуть. Постоять с закрытыми глазами, прислонившись к косяку, успокоиться, отдышаться. Совсем недолго, минуту-другую…
- Галина Николаевна?..
Из блаженного забытья её вырвал настороженный голос Тихонова. Она резко открыла глаза и буквально почувствовала, как с удвоенной силой засверлило виски.
- Да, Вань… Что случилось?
Тот испуганно оглядел её сгорбившуюся в дверном проёме фигуру, но не посмел ничего спросить.
- Галина Николаевна… Гольдман просил передать вам, что он назвал только половину ключа. Вторую отдаст после того, как будет выполнено его условие… Что это? Какое условие? Вы знаете?..
Ей хотелось застонать. Наивная. Наивная! Решила так просто обмануть человека, который водит за нос всю полицию Москвы!
- Знаю. Иван, будь добр, приготовь кофе. На двоих.
Она тут же пожалела о сказанной фразе. Мысли путались и выскальзывали, как мокрое мыло. Нужно собраться. Сосредоточиться. Во чтобы то ни стало, нужно воспользоваться этим нелепым шансом. Господи…
Рогозина, чёрт возьми, прекрати истерику!
- Иван! Я попросила приготовить кофе. Вопросы потом.
Наученный горьким опытом, Тихонов быстро ретировался. Такой тон полковника всегда ассоциировался у него с ослепительно ледяным железом: тронь - зазвенит и рассыплется. Лучше не трогать.
Оставалось решить последнюю проблему. Рогозина криво усмехнулась. Вечернее платье.
Ян Витальевич… Я урою вас, клянусь.
***
- О! Галина Николаевна, вы великолепны! Моя личная Снежная Королева. Прошу!
Гольдман услужливо отодвинул стул, подождал, пока Рогозина села, и вновь пододвинул его к столу. Затем опустился напротив и отхлебнул кофе.
- Жаль.
Прищурился, улыбнулся.
- Ну признайтесь, вас так и тянет спросить, чего мне жаль. Но вы не спросите, так? Да конечно, не спросите, - Гольдман, как-то странно, будто с состраданием, усмехнувшись, махнул рукой. – Вы не та, кто показывает любопытство. Но я и сам могу сказать. Сам… Жаль мне, Галина Николаевна, что кофе не вы варили. Я предпочёл бы…
- Мне нет дела до того, что бы вы предпочли, - едва сдерживаясь, произнесла Рогозина. – Кофе. Вы. Я. Достаточно?
- Вы забыли добавить про вечернее платье, Галоч… Галина Николаевна. Кстати, оно ведь тоже не ваше, правда?
- Есть разница?
- Ровно никакой. Повторюсь, вы великолепны. Однако у нас есть более важные вопросы.
Рогозина вопросительно подняла бровь. Гольдман кивнул.
- Я абсолютно серьёзно. В формате допроса мы с вами сегодня уже пообщались. Третий час ночи, когда вы вновь вытащите меня на дознание, ещё не скоро, так что предлагаю просто поговорить. Как деловые люди, как партнёры, желающие провести продуктивную беседу относительно общих целей.
-Что ж, - хмыкнула Рогозина. – Не скажу, что вы меня удивили. Ваше амплуа клоуна проработано до мелочей.
Гольдман осклабился.
- Галочка, солнце моё, вы думаете, мне не надоели эти ваши допросы? Думаете, мне не приятнее было бы разговаривать с вами просто так, на равных? Думаете, я получаю удовольствие от…
- Думаю, получаете. Приказывать вам прекратить паясничать бесполезно. Если вы хотите изводить меня дальше…
«Рогозина… Рогозина, что ты творишь?..»
В глазах почернело, резко ударило в голову, и совершенно внезапно всё закончилось.
Очнулась она только на следующий день.
========== Часть 3 ==========
- Собственно говоря, эта отсрочка нужна была только для того, чтобы заминировать ещё одну станцию. Да-да, дорогая моя Галина Николаевна, - широко улыбаясь в лицо окаменевшей Рогозиной, произнёс Гольдман. – Всё готово. Завтра, ровно в семь тридцать две станции московского метрополитена взлетят на воздух. Хотя… На воздух, пожалуй, громко сказано. Слишком они глубоко.
Ян побарабанил пальцами по столу, весело глядя на Рогозину, а потом, словно спохватившись, добавил:
- И ещё одно. Если вы попытаетесь перекрыть метро, эвакуировать людей, предупредить население или ещё как-то предотвратить жертвы, взрыв произойдёт немедленно. Все ваши действия под контролем. Сопротивляться бесполезно.
*
- Вы понимаете, что сейчас по вашей милости погибнут сотни людей? – нервно глядя на часы, спросила Рогозина.
Ей было противно. Мерзко от ненависти к Гольдману, который, живой и здоровый, будет жить дальше, может быть, даже выйдет когда-нибудь по амнистии. Страшно от своего бессилия, от того, что, зная о теракте, зная о том, что минуту спустя произойдёт взрыв, она не может сделать ничего. Ни-че-го! И, в довершение ко всему, просто жалко себя. Ради чего она вытерпела столько часов наедине с этим извергом?..
- Понимаю, - чуть рассеянно откликнулся Ян. – Лотерея судьбы. В конце концов, в этом метро могут оказаться не только случайные люди, но и мои знакомые.
- Я сомневаюсь, что вы их не предупредили, - горько усмехнулась Рогозина.
- Ну мало ли? Галина Николаевна, ну за что вы меня так ненавидите? Почему смотрите на меня так зло?
- И вы ещё спрашиваете?
- Разумеется, я понимаю ваше негодование – вы страж закона, блюститель справедливости, а я – преступник. Но ведь не всех преступников вы так прожигаете взглядом.
- Вы мне отвратительны. Я буду ходатайствовать о высшей мере пресечения.
- Что ж, ходатайствуйте. На смертную казнь у нас мораторий, значит, закончу свою жизнь в тюрьме. Будете меня навещать?
Ей казалось, ещё немного – и она попытается его убить. Торопливо, последним усилием сдерживая животную ярость, она пересекла камеру и навалилась на дверь. Чуть-чуть, ещё чуть-чуть, и она больше не увидит его никогда…
- А впрочем…
Она обернулась, испытывая почти физическое отвращение.
- У меня есть к вам предложение.
- Я слушаю.
Дышать отчего-то удавалось с трудом. Ещё сложнее было контролировать голос.
- Я даю вам ещё один ключ. Если успеете вывести его в эфир до половины седьмого, взрыва не будет.
- Условия.
- Только одно. Вы соглашаетесь выполнить любое моё желание. В пределах разумного, разумеется.
Любое желание… Господи, когда, когда это закончится? И, важнее, чем?.. Неумолимо бежала секундная стрелка. В пределах разумного.
- Текст.
Удовлетворённо улыбнувшись, Ян начал писать.
========== Часть 4 ==========
- Я же говорил, всё в пределах разумного. Шансов выжить у вас едва ли не больше, чем… Галина Николаевна, ну что вас на этот раз не устраивает?
Они сидели недалеко от «Воробьёвых гор» - одной из немногих станций метро, расположенных на поверхности. Гольдман щурился на заходящее солнце, изредка оглядываясь на стоявших неподалёку конвойных. Рогозина, закрыв глаза, откинулась на спинку скамейки. Сейчас почти всё – от пыльного бетона платформы до очередной сумасшедшей выходки Гольдмана – казалось безразличным, или даже вовсе нереальным.
- Если всё в порядке, то давайте определимся со временем. Да, да, я понимаю, взорвать метро – это не чупа-чупс купить, всё просчитано до минуты. Я имею в виду ваше время… В смысле, на какой станции вы хотите сесть? Может, поедете с пересадкой?
Если бы она не знала Гольдмана и его планов, то, наверное, даже поверила бы в сочувствие в его голосе. Но вчерашний разговор был ещё слишком свеж. Да и от реальности, как ни пытайся, не убежишь.
- Неужели вы предоставляете мне выбор? – усмехнулась она. – Как щедро!
- Не юлите, Галочка, милая моя. Называйте станцию. Если хотите, я вам даже карту метро дам.
- Хорошо. Кропоткинская. Вас устроит?
- Меня всё устроит! – хохотнул Гольдман. – Главное, чтобы устраивало вас! Ну-с, если с этим мы определились, то давайте вернёмся в ФЭС. Я есть хочу.
Рогозина бессильно опустила глаза.
- Я вас ненавижу…
- А я вас люблю! – подмигнув, он снова залился смехом и встал со скамейки. – И если вы доживёте до завтрашнего вечера, обещаю, я вас поцелую!
Она не ответила и, не оглядываясь, пошла к фэсовскому ниссану. Подбежавшие конвойные надели Гольдману наручники и посадили его в автозак – но не раньше, чем он успел выкрикнуть:
- А я всегда держу обещания, вы знаете!
***
Вернувшись в офис, Рогозина спустилась в пустующий морг – к счастью, ни Вали, ни Бориса уже не было.
«Валечка, главное, о чём я тебя прошу – даже не прошу, а приказываю - не теряй головы, когда прочтёшь это, и сделай всё так, как нужно. Ты всегда понимала меня без лишних слов, поэтому миндальничать не буду. Валя, возможно, завтра я умру. Желание Гольдмана (то, что «в пределах разумного», помнишь?) было простым: он сказал мне, на какой ветке заложена одна из бомб, и предложил сесть в поезд, который должен будет взорваться. Завтра, в то время, как я спущусь в метро, Тихонов найдёт у себя в компьютере программу-таймер детонатора. Если он сумеет взломать её раньше, чем я доеду до назначенной станции, взрыва не будет.
В противном случае, Валя, сделай всё, чтобы его посадили пожизненно. И обними за меня ребят.
Галя.»
========== Часть 5 ==========
Она проснулась в ознобе, с ощущением неотвратимой пустоты – во всём теле и всюду. Открыла глаза и долго лежала, глядя в стену. Совсем некстати поняла, что голодна. И только после, с трудом сев на диване и растирая затёкшие руки, вспомнила: сегодня.
Сегодня она встанет, приведёт себя в порядок и выскользнет из ФЭС – до семи, почти до солнца, пока никто из сотрудников не пришёл. Не вызовет такси, не сядет в свою машину и не пойдёт к автобусной остановке. Нет. Она обойдёт здание Службы, два раза свернёт направо, перейдёт дорогу и спустится в метро.
Сегодня она сядет в поезд и… И, наверное, больше из него не выйдет. Вот так. Вот он, план на день. А теперь пора вставать.
***
Когда до входа в метро осталось шагов двадцать, хлынул дождь, полковник вымокла до нитки в секунды. Мокрая, медленная, уже почти не думающая о предстоящем, она опускалась в подземку, к теплу и финалу, вслед за толпой.
Из перехода пахнуло горячим воздухом, пластиковым духом и… музыкой?.. Какой-то песней, полузнакомой, где-то слышанной. Рогозина миновала турникеты, ступила на эскалатор, скользнула взглядом по рядам реклам и только тогда поняла, что мелодия звучит громче. Она опускалась навстречу песне. У самого низа, вслушиваясь в текст (отпустите синицу на верную смерть, пусть её приласкает свобода…), она едва не споткнулась, сходя со ступеней.
- Под ноги глядите, - заметил ей дежурный. Она кивнула и двинулась к поездам. «Куда мне?..»
К станции «Университет». Какая ирония. Оттуда для неё началась ФЭС, там всё и закончится. Обратный путь дороги в шесть лет – всего десять минут. Кто бы мог подумать.
Под мелькание проводов Галина Николаевна вспомнила, что надо, надо было разбудить Тихонова. Если он проспал, у неё нет ни шанса – даже призрачного.
Встречный состав с шумом прогрохотал по ту сторону вестибюля «Парка культуры». «Вечная спешка», - отстранённо думала она, глядя в лица. Сколько ещё?
Ей хотелось верить, что прямо сейчас Тихонов сидит у компьютера, всё видит, уже всё знает. Она словно разглядывала фотографию, сделанную воображением: напряжённый, обескураженный, упрямый, испуганный до одури и одновременно – злой и азартный. Бледная Амелина за его плечом, на соседнем стуле – Андрей. И они втроём пытаются… нет, не знаю, не знаю, что они пытаются сделать. Никогда не разбиралась в том, что творит Иван. Никогда не разберусь.
«Фрунзенская». Рогозина уже не глядела в лица, а только повторяла про себя: «Уйдите все. Не хочу, чтобы всё было напрасно. Уйдите».
Не сиделось. Она поднялась, отойдя подальше от дверей, искусителей, распахнувшихся, чтобы выпустить желающих – не её. Поезд дёрнулся, отходя, и она потеряла равновесие.
- Всё в порядке? – Сосед, вихрастый парень, прилично одетый, с рюкзаком и тетрадью А4 подмышкой.
«МГУшник», - подумала про себя полковник. «Вряд ли из МГИМО. А может, МИРЭА». Она и забыла, как много ВУЗов в окрестностях Воробьёвых гор.
Стояла и рассматривала его – чересчур внимательно для случайной попутчицы.
«Похож на Ваньку». «Нет, не похож». «Похож». «Нет».
- Молодой человек, вам на пары?
Настороженное «да».
- Выходите сейчас. На «Спортивной». Прогуляетесь.
- Мне до «Университета».
- Ничего. Погода хорошая. Идите.
Развёл руками, видимо, решив, что она слегка не в себе.
- Иди! – настойчиво повторила Рогозина, чувствуя, как поезд замедляет ход. – Выходи! – почти крикнула, толкая его к дверям.
Он оглянулся, пожал плечами, хмыкнул, выныривая из вагона.
- Хотя бы один, - произнесла она, позабыв понизить голос. – Быстрее бы…
- А как же конспирация?
Полковник вздрогнула, как от удара тока.
- Ээ, стоять-не падать! – воскликнул Гольдман, подхватывая её под локоть и усаживая в самом углу.
- Что, решили всё отменить? – отвернувшись к окну, спросила она. – Решили помучить меня ещё?