Уходящая натура - Азарова Ольга Николаевна 2 стр.


   - Бабушка, ты поплачь, легче будет, - прижав её к себе, говорила Таня.

   Неблизкий путь до Усть-Илимска Антонина Васильевна преодолела, как во сне. Увидев сына в гробу, вдруг упала на колени и завыла так, что родные напугались за её жизнь. Она не говорила никаких слов, из груди вырывался только вой, страшный, пугающий всех.

   На кладбище при прощании, она обняла сына, и никто не мог её оторвать от безжизненного тела.

   - Бабуля, надо же хоронить, посмотри, сколько людей пришло, - сказала внучка, Антонину Васильевну встряхнули слова: "Сколько людей пришло..." Она как бы очнулась, посмотрела и удивилась, сколько народу. "Витю любили, а за что его не любить?" - подумала она. На поминках слушала всех внимательно, после каждого выступающего, вставала и говорила: "Спасибо вам!" Портрет сына всегда висел в её комнате на видном месте. Она каждое утро говорила: "Здравствуй, сыночек!", а вечером: "Спокойной ночи, сынок!" Муж не знал об этом, иначе бы начал ругаться. Они не заговаривали о сыне, каждый терпел свою боль, главное - дочка сына, внучка Таня, была с ними. Было ради кого жить.

<p>

***</p>

   Она искала фотографию мужа, которая ей больше всего нравилась.

   - Это нужно для похорон, найди, бабуля, хорошее фото! - сказала внучка, позвонив по телефону.

   Стала искать в фотоальбомах, но давно они с мужем не фотографировались, все фото были давние. Муж, сын и она сама смотрели с фотографий такими молодыми, что ей стало не по себе. Спрятала альбомы в тумбочку под телевизором, прошлась по пустой квартире, стало совсем невмоготу. Уже вечерело, соседи должны были вернуться с работы, и она решила зайти к ним, сказать, что прощание в поминальном зале, который был при морге, где теперь лежит её Николаша. Сказала всем соседям по площадке своего третьего этажа, поднялась на четвёртый и пятый этажи. Всем сказала, когда говорила, то голос дрожал, наворачивались слёзы, но вот так, чтобы выплакаться - не получалось. Решила пойти на улицу. Начало февраля выдалось суровым, стояли сорокаградусные морозы. Но холода она не ощущала. Не знала куда идти, шла, и оказалось, что пришла к моргу. "Далеко я зашла", - подумала. В морге светилось только одно окно. Где Николаша спит? Посидеть бы около него, ему холодно", - подумала. Одинокая фигура женщины, стоящей поздно вечером около морга, привлекла сторожа. Мужчина лет пятидесяти вышел на крыльцо и спросил:

   - Мамаша, не заблудились?

   Она так обрадовалась, что двери морга открылись, стала быстро-быстро говорить:

   - У меня муж сегодня утром умер, он здесь у вас...

   Она боялась, что сторож станет ругаться, но он, наоборот, спустился по ступеням и подошёл к ней.

   - Сколько ему лет было?

   - Восемьдесят семь, мы шестьдесят пять лет вместе прожили, так хорошо жили, не знаю, как теперь без него.

   - Так тебе теперь и не прожить без него, он всегда с тобой будет, не печалься так, а то зайдётся душа, жить станет невозможно.

   - Уже невозможно...

   - Надо! У тебя в живых кто остался?

   - Внучка, муж её и правнуки Наташенька и Мишенька.

   - Так это много, у других никого нет - вот беда.

   - Да, - сказала Антонина Васильевна и стала бояться, что сторож сейчас уйдёт, и она останется одна. Растерялась и не знала, в какую сторону идти к дому, а сказать об этом стеснялась, подумает, что бабка из ума выжила.

   - Не заплутаете, мамаша, дом найдёте? - спросил сторож.

   - Я на улице Бабушкина живу, около центрального рынка.

   - Пешком шли?

   - Да.

   - Далековато. Дорогу-то найдёте?

   Она молчала.

   - Понятно. Пойдёмте внутрь, позвоним вашим родным.

   - Нет, нет, не надо, я как-нибудь сама...

   - Какое сама! Уже восемь вечера, мороз лютует, замёрзнете, заплутаете. Давайте, я вас чаем напою, а там решим, что делать.

   В небольшой комнате сторожа она поняла, что сильно замёрзла. Сторож поставил чайник, налил ей горячего чая, поинтересовался: "С молоком?" - "С молоком!" - ответила она.

   - Отогрелись?

   - Да, спасибо! Вам не страшно здесь работать?

   - Я своё отбоялся. Живых надо бояться, а не мёртвых. Провожу вас до дома, пешком дойдёте или на маршрутке поедем?

   - Пешком! А вы знаете улицу Бабушкина?

   - Я таксистом работал, пока инвалидом не стал, город хорошо знаю.

<p>

***</p>

   С тех самых пор, когда она впервые у морга испугалась, что не найдёт дорогу домой, Антонина Васильевна далеко никуда не ходила одна. Она не делилась даже с внучкой своими страхами. Но Татьяна поняла: бабушка после смерти деда изменилась. Могла забыть о том, что на плите что-то варится, пока не начинало пахнуть гарью. Вскоре после похорон внучка с мужем заехали к бабушке и, войдя в подъезд, поняли, что-то не так в бабушкиной квартире. Открыли дверь своим ключом. Бабушка спала, а в кастрюле выкипела вода, картошка обуглилась.

   Услышав шум в квартире, Антонина Васильевна проснулась и не сразу смогла понять, что происходит.

   - Бабуля, ты же картошку поставила варить, вода выкипела, так и до пожара недалеко, - сказала Таня.

   - Я её выключала, - ответила Антонина Васильевна, ей не хотелось признаваться, что она такое допустила. - Я ночью плохо спала, вот меня и сморило.

   - Давай, к нам переезжай жить, так ведь и до беды недалеко, - нервно сказала Татьяна, замачивая сгоревшую кастрюлю и открывая окна в квартире, чтобы выветрить гарь.

   - Это случайность, у каждого бывает, я никуда не пойду со своей квартиры, здесь дед умер, здесь и я умру, - резко сказала Антонина Васильевна.

   Внучка знала бабушку, её было не переубедить, если она что решила.

   - Характер твёрдый, нордический, - пыталась разрядить ситуацию Татьяна. - Тогда не ложись спать, пока не проверишь газовую плиту и входную дверь. Договорились?

   - Договорились, - ответила Антонина Васильевна. Татьяна открыла холодильник, посмотрела, что опять он забит продуктами. Она не могла часто приезжать к бабушке, после работы надо было ехать домой, сын учился в шестом классе, дочь - в первом. И у неё просто не было времени на бабушку, ей хотелось, чтобы она переехала к ним. Так, она считала, будет лучше и спокойнее всем. Но все разговоры о переезде заканчивались скандалами. Татьяна понимала, что бабушка не знает, куда себя деть от одиночества. Перестала готовить, только варила картошку, яйцо, сардельки. Ничего из того, чем кормила мужа не делала.

   - Бабуля, почему суп не сварить, котлет не наделать? - выговаривала внучка.

   - Для одной себя готовить не могу! - жаловалась Антонина Васильевна. - Да и не хочу.

   - А зачем каждый день в магазин ходишь, покупаешь сыр, творог, колбасу, ты же не успеваешь всё это съесть?

   Татьяна попыталась вынуть из холодильника продукты, которые, на её взгляд, надо было выбросить, но наткнулась на яростное сопротивление бабушки. Она оттолкнула Татьяну от холодильника и закричала:

   - Не трогай, командуй у себя, здесь всё нормальное, а что не так, то я же не дура, сама разберусь. У меня здесь корм и собачкам, и птичкам.

   - Костя, хоть ты скажи! - в отчаянии сказала Татьяна мужу.

   - Антонина Васильевна, отойдите от холодильника, дайте я посмотрю.

   Бабушка послушно отошла от холодильника и не противилась, когда Костя отобрал просроченные, на его взгляд, продукты в отдельный пакет и сказал Антонине Васильевне: "Я сам собачкам отдам". Почему-то Костю Антонина Васильевна слушалась, она вспоминала, как её муж с уважением к нему относился, как подолгу они вели разговоры, особенно о политике и автомобилях. Оба были заядлые автолюбители. Николай Иванович перестал водить свою "копейку" в восемьдесят два года, не смог пройти техосмотр.

   Внучка с мужем собрались уходить, на пороге Татьяна попросила бабушку:

   - Не ходи к соседям, особенно на пятый этаж и к тем, что над тобой живут, на четвёртом.

   - Почему?

   - Бабуля, пойми, ну не те это люди, мешаешь ты им, - Татьяна понимала, что ранит бабушку, но давно хотела об этом поговорить. Эти две соседки жаловались ей на бабушку.

   - А что я сделала? Конфеток куплю и иду в гости, больше десяти минут нигде находиться не могу, неужели мешаю? Чего я плохого кому делаю, ответь мне, Танечка! - Антонина Васильевна заплакала, дни тянутся так долго, она не знала, куда себя деть. У Татьяны душа разрывалась от обиды за бабушку, обняла её и попыталась успокоить:

   - Люди же разные! Ты лучше мне звони, когда плохо или приезжай к нам, с ребятишками тебе лучше будет, веселее, а вечером мы с работы придём.

   - Я тебе и так всё звоню, наверное, на работе начальство ругается? - спросила бабушка.

   - Никто не ругается, звони, а к этим не ходи, ходи к соседям напротив - они добрые, - сказала Татьяна и удивилась тому, что оказывается, бабушка отдаёт себе отчёт в том, что звонит ей на работу часто. Сегодня она позвонила 19 раз, начальница отдела уже сделала замечание, просила прекратить личные телефонные разговоры в рабочее время. Татьяна думала, что бабушка забывает о том, что звонила и звонит снова, оказывается, что она всё помнила. И тут заплакала Татьяна: "Ну, родная моя, поедем к нам жить, нельзя человеку одному, мне спокойнее будет", - "Не плачь, поезжайте домой, дети ждут, я справлюсь. Только схожу к соседям надо мной"...

   - Зачем? Я же тебя просила не ходить...

   - Не беспокойся, я в последний раз.

   - Иди, мы тебя подождём!

   Антонина Васильевна взяла конфет в пакет и поднялась этажом выше. Татьяна вышла из квартиры в подъезд, стала прислушиваться.

   - Здравствуйте, - говорила бабушка, - вот конфеток к чаю вам принесла.

   - Антонина Васильевна, вы же чай с нами не пьёте, зачем конфеты носите?

   - Так с гостинчиком положено приходить, вот и я... Попьёте без меня, я в последний раз пришла. Хочу спросить напоследок: чего я вам плохого сделала? Чем обидела? Извините меня. Муж мой умер, вы это знаете, плохо мне, вот и заходила с доброй душой, поговорю и опять одна. Не приведи, господь, никому такого... - еле сдерживая слёзы сказала Антонина Васильевна и пошла к себе. Татьяна попыталась вытереть слёзы, чтобы бабушка не видела, но та заметила.

   - А у тебя чего глаза на мокром месте? - спросила внучку.

   Татьяна обняла бабушку, прижала к себе.

   - Нельзя, внученька, расслабляться, разве я думала когда, что надоедать людям буду со своей болью. Ничего плохого я никому не делала, но заходить больше ни к кому не буду.

Назад Дальше