*Николай Мамойко
ЗАКЛЯТАЯ СТРАСТЬ
---Рассказ---
Максим Артамонов завороженным взглядом смотрел, как раскручивается колесо рулетки и как в противоход ему катится шарик, запущенный крупье. Он поставил все свои фишки на зеро.
Последние дни ему фатально не везло, а сегодня начало получилось обнадеживающим - он дважды выиграл. Оба раза ставил фишки на красное поле. Но потом пошла серия проигрышей. Ни красные,ни черные поля больше не приносили удачи. И тогда Максим решил доверить судьбу зеленому цвету зеро.
В какой-то момент ему показалось, что шарик, переместившись на наклонное поле и ударяясь об отбойники, хаотично запрыгав по подвижному диску, упал именно в зеленый карман. Он в радостном возбуждении встрепенулся и вскинул вверх руки. Но шарик, еще раз слегка дернувшись, перекатился через невысокую перегородку и застыл в соседней ячейке. А это означало, что Максим остался без гроша в кармане. И без надежды отыграться.
Еще накануне охранник не хотел впускать его в подпольное казино, ссылаясь на большую задолженность самому казино и большому числу постоянных клиентов. Но Артамонову удалось убедить владельца Дмитрия Соленцова, что для него сегодняшний день должен обязательно стать счастливым. Не стал...
Максим плохо помнил, как покидал подвал, приспособленный под подпольное казино. На выходе сделал еще одну попытку договориться с Дмитрием, чтобы тот разрешил сыграть в долг. Но тот, брезгливо посмотрев на унижающегося Максима, непреклонно отчеканил:
--Верни сначала долги приличным людям.
В этот момент мимо мужчин проходила девушка с подносом, уставленным разными напитками. Максим торопливо взял себе один бокал. Но Соленцов бесцеремонно отнял его со словами:
--У тебя нет больше права пользоваться услугами казино. - И решительно подтолкнул Артамонова к выходу, в темноту ночи.
Такого унижения Максим не испытывал никогда раньше. Какое-то время шел, не замечая куда идет. Недалеко от вокзала увидел сидящего на скамейке под фонарем молодого мужчину, неторопливо потягивающего пиво прямо из горлышка пластмассовой бутылки. Максим сразу почувствовал нестерпимую жажду. Ноги сами собой свернули к скамейке. Не особо церемонясь, плюхнулся рядом с мужчиной и вожделенным взглядом уставился на бутылку. Вид у него был такой, что он готов в любой момент наброситься на соседа и отнять у него пиво. Мужчина напрягся, поправил на носу очки с толстыми стеклами, и осторожно спросил:
--Вы чего-то хотите?
--Пить хочу. Не поделитесь пивком?
Мужчина тут же протянул ему бутылку. Артамонов жадно прильнул к горлышку. Отдышавшись, еще раз приложился к бутылке. На этот раз пил неторопливо, наслаждаясь получаемым ощущением. Сосед, который до этого молча смотрел на бесцеремонного незнакомца, не выдержал, посочувствовал:
--Сильно припекло?
--Очень!- отозвался Артамонов.- Проигрался в казино в пух и прах.
Сделав еще несколько глотков, хотел уже вернуть бутылку мужчине, но тот протестующем жестом показал, что Максим может оставить её у себя, и представился:
--Марк Селиверстович.
Артамонов пожал протянутую руку и, назвав себя, мельком окинул взглядом соседа.
Мужчина был примерно его возраста - лет тридцати пяти. Немного полноватый, с широким добродушным лицом и насмешливым взглядом. Поинтересовался у Максима случившимся, но тот не торопился делиться своей неудачей. И тогда Марк Селиверстович стал рассказывать о себе.
Охотно поведал, что едет в поселок Хромовка, что на юге области, вступать в наследство. Там долгое время жила его мать. Он и раньше, когда еще только обустраивал свою жизнь в городе, редко навещал её. А в последние годы, когда заимел свой небольшой бизнес по оптовой закупке и распространению семечек по торговым точкам, общение с матерью и вовсе сошло на нет.
Похоронив ещё в молодые годы мужа, мать пустилась во все тяжкие. Не пропускала мимо себя ни одного мужчину, стоило лишь тому хоть на мгновение заинтересованно посмотреть в её сторону.
--Говорят, у некоторых женщин это бывает, - философски заметил Марк.- Одним кажется, что настало самое подходящее время реализовать свои затаенные сексуальные мечты, которые накопились за время не очень счастливого замужества, другими движет страх остаться одними, третьи, оказавшись без мужчины, просто теряются, чувствуют себя неуютно в опустевшем доме.
Мужчина явно хотел оправдать такое поведение матери. И убедившись, что собеседник не собирается возражать ему, продолжил свой рассказ:
--Когда же она по-настоящему захотела образовать новую семью, за ней уже прочно закрепилась молва легкомысленной женщины. Серьезные мужчины долго не задерживались в её доме.
Посетовал, что ему не нравилась эта неразборчивость матери в мужчинах, и он со временем перестал навещать её.
Она тоже не баловала сына своим вниманием. Приезжала к нему в город всего два раза. Тогда он и узнал, что, потеряв надежду заиметь новую семью, мать пристрастилась к выпивке. Предлагал ей остаться жить с ним. Тем более, что и у него семьи тоже не получилось. Жена ушла, как только поняла, что с ним её надеждам на беззаботную богатую жизнь не суждено сбыться. Но мать утверждала, что не хочет мешать сыну устраивать свою собственную жизнь, возвратилась в свой провинциальный поселок. И еще больше стала пить. Кончилось все тем, что однажды соседка обнаружила её мертвой в своем дворе. Она и сообщила Марку о случившимся. А несколько месяцев спустя пришло уведомление от нотариуса, что мать свой дом завещала ему.
Было видно, что под конец своего рассказа Марк расчувствовался. Голос стал глухим, прерывистым, взгляд отсутствующим, как будто старался проникнуть в прошлое. Потом, стряхнув с себя недолгое оцепенение, предложил помянуть мать. Достал из спортивной сумки бутылку водки, сделал несколько глотков. И сразу закашлялся. Стал судорожно шарить по карманам в поисках таблеток. Между приступами кашля попытался объяснить:
--Вообще-то мне пить нельзя. Сердце больное. А тут еще аллергия прицепилась. Но, думаю, в память о матери два-три глотка особо не навредят.
Отыскав таблетки, сыпанул их в руку и сразу проглотил. Не найдя чем запить, сделал снова несколько глотков водки. И сразу кашель отступил. Марк передал бутылку случайному соседу и, облегченно вздохнув, поправляя очки, откинулся на спинку скамейки.
Максим какое-то время не обращал на него внимание. Морщась, неторопливо потягивал из горлышка ядреный хмельной напиток. И чем больше пил, тем резче становился его вкус. "Уж не поленку ли Марку подсунули?" - мелькнула мысль. Повернувшись к соседу, хотел поделиться с ним своей догадкой, и непроизвольно застыл. Тот сидел, как и прежде, только голова безвольно поникла к груди. Это вызвало у Максима сильное беспокойство. Попробовал растолкать мужчину, но в следующий момент пришло ясное осознание, что Марк мертв.
И тут неожиданно для самого у Артамонова появилась подленькая мысль. Он видел, как сосед в поисках таблеток, доставал из карманов толстый бумажник, какие-то документы и отдельно еще одну пачку денег, и теперь вознамерился забрать это все себе. Оглядевшись вокруг и не увидев в темноте никого, кто мог бы ему помешать, стал обшаривать карманы гостеприимного соседа. Бумажник, дорогой смартфон, деньги забрал в первую очередь, торопливо рассовал во внутренние карманы. С бумагами решил детально разобраться позже. Одна мысль подгоняла его: теперь у него есть деньги, чтобы отыграться.
Когда всё, что представляло ценность, перекочевало в его карманы, он, не выбирая дороги, бросился бежать в казино. Захваченный своими мыслями, не сразу осознал, что означает черное пятно, которое увидел впереди. Да и как в темноте догадаться, что это открытый канализационный люк! Момент падения в черную пустоту зафиксировался в его сознании яркой вспышкой. Потом наступила темнота.
Сколько времени пролежал Артамонов в беспамятстве в канализационном колодце, он не знал. Он вообще ничего не мог вспомнить. Кто он и как сюда попал. Первое ощущение, которое стало восприниматься реально, это был холод. Тело сильно и беспрестанно трясло.
По мере прояснения сознания огляделся. В сумеречном свете, проникающем сверху, разглядел грязные кирпичные стены, еще более грязные, усыпанные слоем мусора и остатками строительных материалов трубы и скобы лестницы, ведущей вверх. Пахло чем-то затхлым, неприятно резким. Мужчина брезгливо поморщился и попробовал подняться. И сразу почувствовал головокружение и невыносимую боль в голове. Руки, ноги и другие части тела болели тоже, но значительно меньше.
Переждав, пока резкая боль утихнет, мужчина повторил попытку подняться. На этот раз ему удалось встать на ноги. Превозмогая головокружение, потянулся к лестнице. С трудом дотягиваясь до очередной скобы, боясь потерять сознание, медленно стал подниматься к выходу.
На поверхности долго сидел, жмурясь от солнечного света. Свесив ноги в колодец, пытался хоть что-нибудь вспомнить из того, что было до падения в канализацию. Но ничего вспомнить не удавалось. Как будто память натыкалась на черную непроницаемую стену. Это удручало и угнетало мужчину еще больше, чем боли в теле.
Понимая, что так вечно сидеть не может, морщась от боли, встал. Пытаясь унять головокружение, повернулся в одну сторону, другую, но ничего, что бы ему напомнило о знакомом месте, не разглядел. Решил идти на шум проходившего невдалеке поезда. Но уже через несколько шагов понял, что, не передохнув, никуда не сможет дойти. Увидев в стороне скамейку, поспешил к ней.
Мысли сплошным роем кружились в голове. И одна из первых: как быть ему дальше? Хотелось пить. "Неплохо бы и себя привести хоть немного в порядок, прежде чем идти к людям",-думал он, оглядывая себя. Попробовал отряхнуть грязные места на пиджаке и брюках. Почувствовал, что во внутренних карманах что-то есть.
От наличия денег настроение моментально улучшилось. Уже более внимательно стал разглядывать документы и бумаги. В паспорте обнаружил железнодорожный билет. Оба документа были на одного человека - Марка Селиверстовича Петровского. Теперь он знал кто он и куда собрался ехать.
На вокзале первым делом заглянул в кафе. В туалете как следует почистился, умылся и только потом позволил себе побаловаться пивом и плотно перекусить. В кассе его огорчили, что билет на поезд пропал. Поезд ушел ночью. Пришлось покупать новый билет. Но в душе оставалось смутное чувство, что поступает он неправильно. Деньги в карманах вызывали у него какое-то особое волнение.
В поезде еще раз пересмотрел все документы. Особенно долго рассматривал завещание. Что ему делать с неожиданно свалившейся на него недвижимостью, так и не решил.
--Приеду в поселок, там на месте разберусь, как поступить,- засыпая, подумал Марк.
От железнодорожной станции до Хромовки Петровский добирался автобусом. Он оказался единственным пассажиром, кто выходил в этом населенном пункте. Поэтому долго осматривался, прежде чем решить, в какую сторону податься. Автобусная остановка была на возвышенности, все окрестности были видны в мельчайших подробностях. Там, где дорога спускалась в низину, из-за крутого бугра, поросшего густым сосняком, выныривала широкая лента реки. Издали голубая синь неба отражалась в воде более бледными красками. И потому казалось, что у горизонта, где краски утрачивали яркость, небо и река сливались в одно целое.
От реки дорога делала крутой поворот и, забираясь вверх, разделяла поселок почти на две равные части. Сколько Марк ни силился хоть что-нибудь вспомнить, что могло подсказать, где искать отчий дом, ничего на ум не приходило. Все казалось чужим и не трогало душу.
Выбрал дорогу к той части поселка, над которой возвышались синие купола церкви. И как оказалось, сделал правильный выбор. Первая встретившаяся женщина уверенно показала, где искать дом Петровских. И не дожидаясь, пока Марк отойдет подальше, перекрестившись, скорбно проговорила: