Пашка хихикнул. Ему показалось забавным поведение незнакомой тети. Она смешно качала головой и жестикулировала. Папу, видимо, ее поведение нисколько не веселило и Пашка, на всякий случай, перестал улыбаться.
- Не язви. Самому тошно.
Но Анна не унималась.
- А похож-то как! Ну, весь в отца! И глазки-то карие, и даже волосинки - все одна в одну! Ну, не прелесть ли? Ни у кого же сомнений даже не будет. Точно сын! Верно, муж? То-то все в селе обрадуются! Зауважают! Шутка ли? Ненужный отцом стал! Не нагулял, не наблудил, все честь по чести - нарожал! Молодец!
- Да что ты цирк-то устраиваешь?! - рявкнул папа, и Пашке снова захотелось плакать. А еще больше - захотелось домой, к бабушке, - Я виноват, что ли? Мальцу седьмой год! До тебя это было! Она не говорила, что брюхатая. А потом сама в Москву улетела. Ты же знаешь все! Какого лешего душу коробишь?
Анна встала из-за швейной машины, обула галоши и вышла из дому. Андрей долго сидел, не говоря ни слова. Пашка тоже молчал. Он боялся, что папа будет и на него кричать. А еще ему было интересно, как работает та машинка, которой тарахтела тетя. Пашка уже даже хотел подойти поближе, чтобы рассмотреть механизм, но папа встал с кровати, подошел к навесному шкафчику, достал бутылку, стакан и налил в него водку. Выпил, не закусывая. Снова налил и снова выпил. Затем вернулся к кровати, лег, отвернулся к стене и замер.
Пашка сидел, не зная, что ему делать дальше. Тетя не возвращалась. Папа начинал храпеть. На тумбочке тихо тикали часы. Он тихонечко встал с табуретки и, скрипя половицами, прокрался к швейной машине. Снаружи послышались шаги. Пашка вздрогнул и пулей метнулся обратно к табуретке.
Вернулась смешная тетя. Разулась и, не обращая внимания ни на Пашку, ни на папу, ушла в другую комнату. Скрипнула кровать. Шорохи в доме полностью стихли. Пашка остался в одиночестве. Он походил по комнате, рассматривая разные диковинные вещички, пару раз зевнул и прилег рядом с папой на краешек высокой кровати. Хотелось есть, но ничего съедобного на столе не нашел, а будить грозного папу было страшно. Так и уснул одетым, прислонившись к широкой отцовской спине. А утром проснулся от того, что папа снова ругался с тетей.
Она суетилась, бегала из комнаты в комнату и собирала вещи.
- Ты че творишь-то? Ты че творишь?! - возмущался Ненужный, - Енисей не сегодня-завтра встанет! Зимовья пустые! Если в сезон не выйду - с голоду издохнем к едреней фене!
- Так ты поезжай, Андрюша! Поезжай! Снаряжай зимовья-то!
- Че ты дуру-то строишь? Как я поеду? Куда я его дену теперь? С собой брать, что ли?
- Ну, тут уж не знаю. Ты же у нас глава семейства! Большого семейства! Решай! Ответственность-то большая. Может, и решишь чего. Да? А у меня вот своих забот полно. Мать третий месяц пишет, что больная, а я все никак не проведаю. Что ж я, чужая ей, что ли? Семья ведь! Вот у тебя семья - дети. А у меня - мать. Обождет твой Енисей. Выйдешь в сентябре, как все нормальные люди. Займешь у Лихачевых еще одну лодку, нагрузишь и одним махом все вывезешь. Не переломишься. Только до сентября реши, куда семейство свое пристроить, а то не ровен час по миру пойдем, пока ты там, в лесу, прохлаждаться будешь.
- Ну, что ты делаешь, стерва? Ну, накой ты жизнь ломаешь? Ты же сама детей хотела! Не вышло у нас, так может бог нам так помогает? Ну, включи ты башку свою бабскую!
- Я может и стерва, Андрюша, да только стыда такого с роду не питала. Если тебе есть чем крыть, то ты скажи. А коли нечем, так реши вопрос, как настоящий мужик решает. Вон бывшая твоя умеет решать! Молодец! У нее учись! А твоя нынешняя баба пока свои бабские вопросы порешает. Бывай, муженек. Счастливо оставаться! Как говорится, до новых волнующих встреч!
С этими словами Анна вышла, громко хлопнув дверью. В доме стало тихо. Пашка лежал с закрытыми глазами и старался не дышать. Папа ходил по дому, скрипя половицами, громко сопел и хрустел костяшками.
- Спишь, что ли? - спросил он, когда немного успокоился.
- Нет, - робко ответил Пашка и приоткрыл глаза.
Папа сидел на табуретке, опершись большими ладонями в колени, и смотрел на него.
- А тетя на меня обиделась, да?
- Нет. Не на тебя. Не бери в голову.
- А на кого?
- На меня.
- А что ты сделал?
- Мать твою однажды повстречал.
- А это плохо?
Андрей посмотрел на сына, хмыкнул и даже слегка улыбнулся.
- Для тебя так точно не плохо. Вон, какой получился! Че ты так рано проснулся-то?
- Тетя разбудила. Громко разговаривала.
Андрей понимающе кивнул.
- А как ее зовут?
- Аня.
- Она твоя жена?
- Да, жена.
- А она вернется?
- Слушай, че ты такой любопытный-то? Я таким не был. Ты молчать-то умеешь вообще?
- Умею.
- Так молчи, елки-палки. Спи вообще! Рано еще.
Андрей вышел, а Пашка перевернулся на другой бок и попробовал уснуть. Но сон не шел. Тогда он спрыгнул с кровати и подошел к окну. Солнце едва поднялось над горизонтом и по широкой реке искрили его разноцветные отблески. Пашка даже ахнул от восторга. Он никогда раньше не видел столько воды!
Вернулся папа, и Пашка тут же задал очередной вопрос.
- А у тебя собака есть?
- Есть. Три.
- Ого! А они кусаются?
- Если разозлить, то кусаются.
- А меня покусают?
Андрей вдруг обратил внимание на то, что его сын говорит с той же интонаций, что и медвежонок Умка из старого советского мультфильма. Сходство было настолько очевидным и забавным, что суровый промысловик не сдержался, улыбнулся.
- Ты есть-то хочешь, Умка?
Пашка кивнул и мужчина вышел. Через пять минут мальчик уже вовсю уминал краюху ароматного хлеба, запивая прохладным молоком из эмалированной кружки. Его отец сидел напротив и внимательно наблюдал. От этого Пашка чувствовал себя слегка неловко, но завтрак был настолько вкусным, что оторваться от него было невозможно.
День первый.
Андрей снова принялся возиться с понягой. Укладывал какие-то вещи, вязал узлы. Пашка с интересом наблюдал за отцом и старался понять, как эта штука работает и для чего она вообще нужна. Ему нравилось, что диковинный предмет сделан из деревяшек. Он раньше никогда таких не видел. А папа все суетился, выходил из дому, возвращался, принося с улицы еще более интересные вещи. Один только нож чего стоил! Огромный, с зазубринами на лезвии, в кожаных ножнах. Он был таким блестящим, что в его металле все отражалось, как в зеркале.
Затем папа взялся распаковывать сумки с его вещами. Он просто вывалил все их содержимое на кровать и стал откладывать в сторону куртку, штаны, зимние ботинки и шапки. Спросил, есть ли у Пашки резиновые сапоги, а получив отрицательный ответ, вздохнул и смешно цыкнул языком.
- Ты в лесу-то хоть раз бывал, Умка?
- Бывал, - сказал Пашка и хихикнул. Ему показалось забавным само слово "бывал". Раньше он всегда говорил "был". А "бывал" - ни разу. Смешное слово.
- В тайге?
- Не знаю, - пожал плечами Пашка, - Может и в тайге. Мы с бабушкой один раз по грибы ходили. Грибы в тайге растут?
- Растут... - пробормотал Андрей, пакуя теплые детские вещи в небольшой рюкзак. Ему он достался от тестя. Детский рюкзак. Брезентовый. Думал, что уже никогда не сгодится, а тут вон как жизнь обернулась. Когда вещи были упакованы, он прикинул вес на руку и поморщился. Видать, тяжеловата ноша для мальца. Если не потянет, придется часть выбросить.
- Ну-ка, прикинь.
- Это как это? - не понял Пашка.
- Вставай. Надевай на плечи, - он помог продеть руки под лямки, - Вот так. Ну что? Тяжело?
- Не очень, - Пашка улыбался до ушей. Ему очень нравился рюкзак. Не школьный, конечно. Старый какой-то и пахнет странно. Но уже то, что сумка висит на спине и от этого держать ее не тяжело, было здорово.
- Идти сможешь?
- Конечно! У меня же вон - ноги есть!
Андрей усмехнулся. Ну, Умка Умкой! Смешной. Была бы жизнь попроще, может даже и обрадовался бы сыну. Да только все не так просто, как кажется в шесть с небольшим.
Хороший малец. Смышленый и не нытик. Может и срастется задуманное. Только бы не подвел...
Когда Пашка сел в лодку, его восторгу не было предела. А когда папа завел мотор и тот заурчал, восторг перерос в настоящее счастье. Они отчалили от берега, и черная речная вода забурлила за кормой. Мальчик сидел, как завороженный и с открытым ртом глазел на все вокруг. На белый туман, стелящийся над рекой, на уток, летящих в этом тумане. Лодка шла неспешно, но уверенно. Пашке очень хотелось порулить, но он не решался попросить, чтобы папа разрешил ему.
А впереди, вдоль берега реки, возвышались сосны. Высокие, косматые, с острыми верхушками. Такие Пашка видел только на картинках. В книжках с русскими сказками. Бабушка читала ему их перед сном. И самая любимая сказка была о Маше, которая заблудилась в лесу и попала в дом к медведю. Он именно таким и представлял тот лес: высокие, старые деревья, под кронами которых всегда сумрачно и страшно.
- А в этом лесу есть медведи? - осторожно поинтересовался Пашка, когда Хартын-Алынья скрылась из виду за крутым изгибом реки.
- Есть. И медведи, и волки есть. И соболя. Вот они-то нам и нужны. Знаешь, кто такие соболя?
Пашка покачал головой. Андрей улыбнулся.
- Зверьки такие. Маленькие, пушистые. Вот они-то нас и кормят.
- Зверьки кормят? Они что тебе еду добывают?
- Можно и так сказать. А ты что, медведей боишься?
Пашка хотел соврать, что не боится, но подумал, что когда оказываешься в настоящем лесу, то лишняя бравада ни к чему, а потому честно ответил:
- Боюсь.
- Не бойся. Они иной раз сами людей боятся. Сейчас медведь ленивый. Да и ружье у нас с тобой надежное.
Пашка кивнул, но меньше бояться все равно не получалось. Да и бог с ними с медведями! Волки пугали куда сильнее. Не говоря уже о бабке Ёжке. Та - вообще монстр! Детей ест! Но о ней спрашивать сурового папу было немножко стыдно, и Пашка просто стал наблюдать за проплывающими мимо берегами, надеясь рассмотреть в лесной чаще избушку на курьих ножках или хотя бы соболя, который несет какому-нибудь человеку еду, чтобы покормить.
Плыли долго. Пашку даже слегка укачало. Он прилег на сваленные в кучу рюкзаки и задремал. Проснулся от толчка лодки о берег. Папа сказал:
- Приехали, - и поднялся на ноги.
Пашка огляделся. Вокруг - все тот же лес и каменистый берег. Только река измельчала и даже на середине, то тут, то там, из воды торчали округлые валуны, вокруг которых пенилась текущая вода. Волны качали лодку, от чего папе приходилось удерживать равновесие. Он подошел к носу и прямо в сапогах шагнул в воду. Взялся за веревку и вытащил лодку почти до середины на берег. Пашка тут же выпрыгнул на камни.