Лёня, как все простые люди, во время рассказа называл всё происходящее между медведями в это время, простыми, можно сказать нецензурными словами, но ощущения грубости не было. Это были просто специальные слова, которые с культурными, литературными словами не совпадают...
А я вспомнил, как мне рассказывал лесник, державший в вольере медведицу, что во время гона, она теряла аппетит и металась по клетке из угла в угол, рычала или повизгивала, а потом садилась на зад и начинала елозить на нём - так ей нелегко было перебарывать страстный инстинкт размножения. Медведя для неё так и не смогли найти, и вот она мучилась почти две недели...
... Спать легли поздно, а утром, поднявшись пораньше, Леня и Доржи, отправились домой, оставляя нас на неделю одних...
Мы дружелюбно простились и буряты - охотники, помахав нам руками с седел, вскоре скрылись из виду, свернув по торной тропе в ближний лесок...
Они с собой прихватили немного мяса и главное медвежьи лапы, о которых я уже рассказывал, ранее...
Вслед за ними убежали и собаки, а Сильвер, перед тем как скрыться за поворотом, остановился, посмотрел в нашу сторону и словно прощаясь, несколько раз вильнул коротким хвостом, ...
А мы остались, сами с собой, одни и потому, было немножко грустно и даже тоскливо...
... После отъездом наших проводников, решили денёк отдохнуть и заняться рыбной ловлей. Вновь накачали маленькую резиновую лодку и усевшись на её дно, Аркаша, держа в зубах один конец сетки стал отгребаться от берега.
К обеду, ветер с севера пригнал тёмные тучи, поднялся ветер, холодный и пронизывающий и казалось, что мы переселились вдруг на месяц - полтора в самое начало весны, когда ещё без меховых рукавичек чувствуешь себя на воздухе очень неуютно. Конечно, этот холод и такую погоду, мы, никакими ухищрениями не могли исправить и оставалось только терпеть...
Я, стоя по колено в воде, потихоньку стравливал сетку, а Аркаша, кое-как уместившийся в крохотной, словно детской лодочке, подгоняемый ветром медленно отплывал от берега...
Наконец выставив сеть, продрогшие вернулись к костру, не торопясь приготовили обед, нажарили вновь мяса и заварили чаёк покрепче...
... С удовольствием прожёвывая и глотая аппетитную еду, я, вспоминал, как лет двадцать назад, в первый раз попробовал медвежатины и был в восторге. У меня от такой пищи силы в полтора раза прибавилось, а мой знакомый, опытный медвежатник, говорил, что мясо медвежье не только вкусно, но ещё и лечебно, - ведь этот сибирский зверь питается кедровыми орехами, зелёной свежей травкой и лечебными кореньями, которые добывает и поедает в изобилии на горных склонах и альпийских луговинах...
Аркаша, в этот день, под наблюдением Максима, эластичным жгутом перевязал ступню, на которой заметны были крупные синяки, а из "дорожной" аптечки, брал и глотал болеутоляющие таблетки... Все-таки хорошо, когда во время большого путешествия в "команде" есть доктор...
Вечером мы пораньше легли спать, и наутро проснулись ещё на рассвете...
Наскоро позавтракав я поймал своего мерина, оседлал его и взгромоздился наверх, ощущая, как сбитое и подсохшее коростой место на филейных частях моего туловища, болезненно трескается и кровоточит. Но я уже привык к невзгодам кочевой жизни и терпел, не жалея себя и не сердясь на обстоятельства, которых не мог переменить.
Будучи охотником и путешественником, невольно становишься аскетом и от пережитых лишений становишься ещё спокойнее и терпеливее...
И потом, наш поход все же был конным, а не пешим и смешно было бы ходить, когда можно ездить на лошади...
Но ребята вновь решили пойти пешком и мы распрощались до вечера. А я потянув за узду, повернул мерина на тропу, в противоположную сторону той, которая вела к Зимовью...
Проехав несколько километров по тропе, и на ходу осматривая склоны наполовину покрытые кустарником, я свернул на развилке направо, поднялся в склон и там выехал на открытые пространства, развернувшейся веером широкой долины, по сторонам которой, расположились начинающие зеленеть короткой травкой чистые луговины, полого спускающиеся вниз, к речке, бегущей под невысоким обрывом, прорытым паводковыми водами.
В одном месте, по склону в сторону воды, по неглубокой впадине, спускался пушисто - зелёный островок кедровника и следуя по тропе, я вдруг увидел как впереди, из-за поворота из-за хвойной зелени, вдруг вынырнул северный олень, уже потерявший рога, с прямоугольной головой и вытянутым, округлым серовато шерстистым туловищем, на невысоких ногах.
Он шёл по тропе навстречу и когда я сплывал с лошади, заметил движение и остановился, пытаясь разгадать, что за существо задвигалось в ста метрах от него, на той тропе по которой он обычно проходил беспрепятственно. Воспользовавшись его замешательством, я тихонько сполз со своего мерина и зная, что он не боится близких выстрелов, положил свой карабин на седло, торопливо выцелил бок оленя и нажал на спуск.
Раздался выстрел, олень вздрогнул, словно проглотил пулю, подпрыгнул вверх со всех четырёх копыт, потом заскочил наполовину в кусты, рядом с тропой и постояв некоторое время, упал и стал для меня невидим, заслонённый чащей.
Мерин после выстрела заводил ушами, заперебирал ногами, но остался рядом и перехватив узду, я пешком повёл его вперёд. Уже на подходе к тому месту, я увидел оленя лежащего в кустах и потому, метрах в двадцати не доходя, привязал лошадку и пошёл к оленю.
Это был крупный упитанный бык, видимо сейчас живший в одиночку и потому, стоявший всё в одном распадке большой долины. Наверное, он как обычно в это время дня, направлялся на новые пастбища внизу долины и тут повстречал меня...
На правом заднем копыте северного оленя, был большой нарост, который образовался наверное уже несколько лет назад. Но зверь приспособился и это новообразование не очень мешало ему ходить, бегать и жить...
"Разобрав" зверя я понял, что олень питался всё последнее время хорошо, хищники ему не угрожали и потому, он накопил много жира - который даже на внутренностях, висел гроздьями величиной с виноградины, а само мясо было блестящее и сочное...
Время было около полудня, когда я закончил с разделкой и потому, разведя большой костёр, наделал из оленины шашлыков и пожарил их прямо на костре. Я проголодался и потому, срывая с пахучего прутика куски поджаристого мяса, глотал его почти не жуя, обжигаясь и урча как довольный кот.
Мясо было жирным, мягким и ароматным и запив своё пиршество горячим чаем, я почти в изнеможении, отдуваясь отвалился в сторону, поправил костёр и подремал немного, изредка открывая один глаз и посматривая на солнце, определяя сколько времени осталось до вечера...
...Мне нравилось так жить и в такие моменты, я начинал всерьёз задумываться, что хорошо бы переехать куда-нибудь в глухую тайгу, в красивое урочище, жить там, развести скот, пасти его и охотиться, наслаждаясь свободой и первозданной природой.
С другой стороны, я конечно не один на этом свете и потому, надо думать о жене и о детях. К тому же, во время таких мечтаний, где - то внутри начинало шевелиться беспокойство - а смогу ли я это долго выдержать? Смогу ли я тут дожить до старости и спокойно умереть, не терзаясь сомнениями и разочарованиями?
... Наконец, срезав мясо с костей, я сложил всё во вьючные мешки, приторочил всё это к седлу, и напевая песенку, громко похохатывая над своими вокальными способностями, отправился в обратный путь...
Песенка была незамысловатая, но очень смешная, как мне казалось. Я переделал её из детской песенки: "На палубе матросы, курили папиросы, а бедный Чарли Чаплин, окурки собирал". Я переделал первый стих и у меня получилось: "На палубе даосы, курили папиросы..." Представляя себе как даосы курят папиросы, я не мог удержаться от смеха...
Вернувшись на стоянку, застал там ребят, которые в этот раз ходили вниз по течению, обошли вокруг т-образно расположенного озера и нашли большой естественный солонец, на который, из округи собирались копытные. А на закрайке солонца, были видны и крупные медвежьи следы...
Но мяса у нас теперь было вдоволь, на все оставшиеся дни поездки и потому, обсудив возможность сходить к солонцу, как-нибудь с вечера, мы эту тему закрыли...
Вечером у костра, я показывал ребятам, как жарить шашлыки из оленины, и они буквально объелись вкусным мясом и отдуваясь, сидели у костра и пили чай, слушая подробности моей сегодняшней охоты...
... С вечера, из низких туч, несколько раз принимался моросить мелкий дождик, и дым от костра носило во все стороны. Однако к утру, погода переменилась и сквозь стены палатки, проснувшись, мы различили солнечное утро. Помывшись и позавтракав, долго ловили лошадей и заседлав поехали по тропе, в сторону высокого перевала...
Ловля лошадей, каждый раз превращалась для нас в небольшую задачу. Мой мерин, как - то неожиданно быстро привык ко мне и давался в руки без сопротивления.
Не то было с Максимом, и особенно с Аркашей. В это утро, хромая и зло матерясь, он пытался загнать своего стреноженного мерина в кусты, но тот не давался и прыгая сразу на четырёх связанных ногах, замирал в самом неподходящем месте, а когда Аркаша подкрадывался к нему, говоря сладким голосом льстивые слова, его конь вновь вздёргивал головой и громко стуча копытами по земле, неловко отбегал в сторону, пытаясь при этом разорвать путы...
Наконец Аркаша уговорил своего коня и дрожащей рукой набросил на шею один конец узды, после чего бурятские лошади всегда прекращали сопротивление и покорялись воле хозяина. Так было и на этот раз.
Наконец все сели в сёдла и выехали в сторону далёкого перевала, окружённого сверкающими на горизонте, соседними с ним снежными пиками...
К полудню, по хорошей тропе поднялись высоко над долиной и выехав на плоскотину, остановились и долго рассматривали открывающийся с высоты перевала безбрежные просторы, уже на запад в сторону первых истоков могучей сибирской реки Енисей...
Горные вершины, заполняли всё пространство впереди и нам даже казалось, что мы видели синеватую блестящую поверхность реки Бий - Хем, которая начиналась неподалёку и потом, постепенно превращалась в громадную реку пересекающую поперёк всю Сибирь...
Перед нами расстилалась горная Тува, страна, которая ещё совсем недавно был землёй мало изученной и полу исследованной.
На этих горах, несколько тысяч лет назад жили горные племена кочевников, входивших в племенное объединение хуннов, тех самых, которые в своё время переселившись в сторону Западной Европы, завоевали Древний Рим...
Происхождение их теряется в тумане времени, но нынешние тувинцы, возможно, были их сохранившимися потомками. Они, сохранили тягу к кочевой жизни и к скотоводству, как впрочем и к лихим набегам и грабежам.
Недавно, мне рассказывали, что в девяностые годы, во времена распада Союза и начавшегося безвластия и националистических брожений, на территории Тувы участились убийства и угоны чужого скота.
Ещё года три назад, буряты рассказывали нам, что тувинцы несколько раз угоняли их лошадей и грабили беззаботных туристов. Но потом, когда кто-то убил несколько тувинцев прямо в их зимовье, грабежи и угоны скота прекратились...
Расседлав лошадей, мы разожгли костёр и сварили вкусный обед, потом ещё достали из мешков свеже солёного хариуса и замечательно пообедали. Не удержавшись выпили по рюмочке, поздравив себя с преодолением и тувинской границы...
Во время обеда, я вспомнил и рассказал ребятам о том, как мой знакомый историк из Питера, описывал мне работу археологов на раскопках древних захоронений на территории Тувы, о золотых украшениях древних кочевников. Позже, я прочитал замечательную статью в "Нэшинал Джиографик" об этой экспедиции, с цветными фотографиями золотых украшений, найденных при раскопках в степных курганах. Часто, это были фигурки диких зверей и особенно лошадей. Украшения для конской сбруи были обычной вещью в те далёкие времена, ещё и потому, что лошади воспринимались кочевниками, как своеобразный дар божества степному человеку. Под впечатлением этих разговоров, мы с уважением рассматривали наших лошадок, которые для нас тоже были как божий дар.