Хара Нур Конный поход в горы - Ляленков Владимир Дмитриевич 8 стр.


  После полудня, оседлав лошадей сели на них и повернули в сторону нашего лагеря, но решили спрямить тропу.

  Мы захотели проехать вдоль речного берега, но в одном месте, к самой реке подошёл, крутой скальный прижим и нам пришлось с лошадьми в поводу, по крутому, скалистому склону подниматься до тропы. На самом крутяке, идя впереди я увидел плоскую, круто наклонённую скалу, нависающую над многометровым обрывом, и поросшую сверху мхом. Я подумал, что это земля подо мхом и повел туда лошадь...

  И тут, уже в последний момент, когда лошадь заскребла передними копытами по камню укрытого тонким ковром мхов и почти обрушилась в пропасть, я из последних сил, удержал её за повод, на опасной крутизне развернул, дрожащую от страха на краю обрыва, и благополучно провёл по другому месту, в обход этой коварной плиты, замаскированной мхом...

  Ребята, увидев, как опасно я балансирую с лошадью на краю обрыва, задолго до того места свернули и дождавшись меня, сочувственно качали головами. Сам я, может быть в обрыв и не упал бы, но мой мерин наверняка бы разбился...

  В горах, всё время надо быть очень внимательным и сосредоточенным, потому что великое множество неведомых опасностей подстерегает здесь путешественника...

  Уже почти на подъезде к нашему лагерю, меня вновь ожидало неприятное приключение. Орлик, вошёл в неглубокую речку, перед впадением её в озеро с намерением напиться, я отпустил повод и он, самостоятельно сделав несколько шагов, друг провалилась в ил, который река намыла за долгие годы и оставила в устье.

  Ребята перешли речку повыше по течению, где берега были каменистыми, а я, видя что глубина перехода всего полметра, зазевался, лошадь всей тяжестью ухнула в трясину и я едва успел соскочить с седла, но стоял почти по пояс в воде, держа узду в руках.

  Лошадь, как это уже не один раз бывало в наших походах, провалившись не держит голову, и постепенно, склоняя её вперёд, начинает захлёбываться и тонуть. Чтобы этого не случилось, надо постоянно поддерживать её голову и тянуть за повод вверх.

  В этот раз я так и делал. Лошадь хрипела нутром, выпучивала кровавый от ужаса надвигающейся смерти глаз, раздувала ноздри и тем не менее ничего не делала, во всяком случае первое время, чтобы выбраться из коварного грязного омута.

  А я, терпеливо тянул за узду, стараясь держать её голову над водой и матерился, во весь голос, тем самым подбадривая и себя и лошадь.

  И тут, словно собравшись с силами или от страха, или от обиды за мои матерки, она вдруг несколько раз стукнула передними ногами, пытаясь встать на дыбы, видимо задела копытами за твёрдое основание и с хлюпаньем выбралась, выпрыгнула из илистого плена, мокрая и грязная.

  Побывав в грязной воде, я тоже весь промок и сделав передышку, снял с себя всю одежду, выжал бельё и портянки и переобулся. Надев влажную рубашку и штаны, подрагивая всем телом от прохлады поймал лошадь уже спокойно щиплющую травку на луговине, взобрался на неё и поехал дальше дрожа всем телом и часто, слишком часто для интеллигентного человека, поминая кузькину мать...

  Думаю, что это был просто несчастливый для меня и для моего коняжки, день...

  ... Возвратились в лагерь уже в сумерках и потому, быстро разведя костёр, наскоро поужинали и залезли в палатку под начинающимся редким, но постоянным дождём.

  Проснувшись назавтра, услышал, как дождь колотит каплями по тенту палатки, перевернулся с боку на бок и вновь заснул - в такую погоду, на "улице" просто нечего было делать...

  Дождь продолжался целый день и мы, время от времени задрёмывали и просыпались лишь для того, чтобы поесть...

  К вечеру, все это нам надоело, захотелось, поскорее двинуться в сторону дома, или во всяком случае в сторону деревянного зимовья, прочной крыши над головой и гудящей ярким пламенем печки...

  В такую погоду, невольно начинаешь грустить о покинутой цивилизации, потому что время тянется бесконечно и совершенно нечем себя занять. Книжек мы с собой не берём, да это было бы смешно, а в шахматы и в шашки уже и возраст вроде не позволяет играть. Приходиться отсыпаться впрок и вспоминать яркие случаи из предыдущих походов...

  ...На следующий день проснувшись рано утром, я вылез из палатки и вновь увидел мутно - серое небо и тучи, ватной пеленой проплывающие над нами. С трудом разведя костёр в отсыревшем кострище, я вскипятил чай и разбудил ребят, которые вяло поели и снова залезли в палатку...

  К полудню решили, что надо поставить сетку в последний раз, посолить рыбы и выезжать в Лёнино зимовье, а там уже смотреть, что делать дальше...

  На этот раз, ставил сетку сидя в резиновой лодочке, я сам. Приходилось и выбрасывать сеть в воду и подгребаться самодельными вёслами.

  Кое - как справившись с сеткой, уже причалив к берегу и вылезая из лодочки, неловко её перевернул и вновь по пояс оказался в воде. Задница тут же намокла и под брезентовыми брюками по ногам, потекли холодные струйки воды.

  Чертыхаясь я выскочил на сушу, достал с воды и отдал Аркаше лодочку, отошёл на сухое место и дрожа от озноба, под колючим ветерком отжал одежду и вылил из сапог воду...

  Потом развели большой костёр и сидели до вечера под нудным несильным дождём. Состояние "намокшей курицы" стало для нас за последние дни обыденностью и поэтому, маленький дождь, почти не воспринимался как дождь, а как некое добавление к горам и замечательным видам на окрестные горы...

  ... Я вспомнил одну из предыдущих наших поездок в долину Сенцы, когда из двенадцати дней путешествия, восемь дней или лил проливной дождь, или шёл мокрый снег, что пожалуй будет похуже дождя, потому что снег ещё и холодный...

  ... Пили чай и разговаривали. Аркаша вспоминал, как тёплой и сухой осенью, он с семейством проводил прошлогодний отпуск на Байкале, на Малом Море, неподалёку от острова Ольхон.

  - Там ведь во все стороны как по асфальту можно ходить, по травянистой, степной луговине - рассказывал он. - И виды во все стороны, панорамные. Там встретил рыбаков, которые жили две недели в палатке, на кромке щебёнчатого берега под обрывом и ловили сетями омуля - что есть браконьерство.

  Аркаша улыбнулся вспоминая...

  - Они высадились на галечную косу, под обрывистым берегом и жили тихо, скрывая своё присутствие от рыбоохраны. Не знаю, сколько они омуля поймали, но у меня они выпрашивали бутылку водки за ведро омуля, правда подсоленного...

  ... А я, вспомнил и рассказал ребятам, как однажды путешествовал пешком по северному берегу Байкала и в глухой тайге, неожиданно вышел на красивый большой памятник, стоящий прямо на берегу озера. Тогда, сначала я своим глазам не поверил и сильно удивился, потому что ближайшее поселение было километрах в пятидесяти...

  По надписям на памятнике я понял, что он посвящён четырнадцати морякам потонувшим год назад, на большом теплоходе, - научнике. Судно это, сорвавшаяся с суши сарма, неожиданно перевернула в километре от берега! Сарма - особенный, байкальский мощный ветер, который за считанные минуты набирая силу, поднимает громадные волны, чтобы через несколько часов, утихнуть так же внезапно, как и начался...

  ... К утру, непогода наконец закончилась и сеть мы вынимали уже под лучами прохладного, восходящего солнца. Выловив около сорока штук крупных, почти полукилограммовых хариусов, уже собираясь уезжать, попутно засолили рыбу в полиэтиленовых мешках и собрав палатку, рассредоточив груз в перемётных сумах завьючились, и севши на лошадей, с облегчением тронулись в обратный путь...

  ...К зимовью подъехали после полудня, и расседлав и стреножив лошадей, отпустили их пастись, а сами, перекусив и попив чаю, пешком отправились на разведку, под скалу. Там, почти всегда обитали горные козлы, легко скакавшие и пасущиеся на опасных скальных склонах.

  Наледь на реке, под этой громадной скалой почти растаяла, и только кое - где, перегораживая реку поперек лежали двухметровой толщины "осколки" наледи, светясь зеленовато - голубым цветом на внутреннем сломе. А подо льдом, словно под мостом шумела и кипела быстрым течением река, разлившаяся после дождей и таяния вершинных снегов.

  Пройдя под самый скальный лоб, в бинокль увидели стадо горных коз, которое возглавлял крупный, но ещё не старый козёл, со средней величины, саблеобразными толстыми рогами. Он держался особняком от маток и в бинокль, я мог рассмотреть у него даже небольшую, серого цвета бородку под мохнато заросшей, рогатой головой. Он передвигался отдельно от стада маток, а некоторые из них были ещё и с козлятами.

  Медведей на склоне не было, хотя Максим напомнил, что прошлый год, чуть не доходя до скального лба, на седловине, при заезде мы видели медведицу с парой мадвежат-годовиков, один из которых был серым, почти белым по цвету - явление для бурых медведей редчайшее.

  Таких особей, будь то олени, козы или даже хищники, раньше, в Сибири называли "князьками". Даже кусок шкуры такого зверя, становился семейным охотничьим амулетом, приносившим удачу его владельцу - настолько редко они встречались в природе...

  А среди медведей это вообще уникальное явление. Лёня - проводник, говорил, что он такого медведя видел первый раз в жизн, хотя кажется, что Лёня видел в этих горах всё, что тут обитает.

  Однако как - то в разговоре, он обмолвился, что снежного барса, тоже, живьём не видел. Он рассказал, что как-то давно, в маленькой зимовейке в дальних горах, видел лапу снежного барса, прибитую к двери зимовья.

  Следы, тоже, редко, но встречал. Они отличаются от следов рыси, более крупными размерами и на снегу, от длинного толстого хвоста барса, ещё его называют ирбисом - остаются чёрточки, рядом и чуть сзади от следов лап...

  Однажды он рассказывал нам, что прошлый год, где - то далеко от посёлка Саяны, в горах, около одного из высокогорных стойбов, собаки задрали молодого барса... При этом, одну или двух из собак он задавил, но остальные всё - таки прикончили его... Слух об этом прошёл по всему Восточному Саяну...

  ... После разведки, мы не стали влезать на горы, и возвратились к зимовью пораньше, решив отложить охоту, на следующее утро. Все равно, козы от этой скалы далеко не отходят.

  Вечером, уже на печке Максим, обладающий талантом незаурядного повара, вновь наделал котлет из медвежатины и расслабившись, развалившись на нарах, вокруг стола, мы ели эти котлеты, причмокивали и запивали холодной водочкой. Одним словом "отрывались" на полную катушку, наслаждаясь комфортом и уютом просторного, тёплого деревянного домика, неодобрительными комментариями вспоминая тесную, низкую и мокрую палатку...

  Аркаша, стоило ему отодвинуться от стола и прилечь на нары, тут же буквально через две минуты засопел и заснул так крепко и спокойно, что не обращал внимания на наши приготовления к завтрашней охоте...

  ... Утром, проснулся рано и захватив полотенце и зубную щётку, вышел на улицу. Было чистое ясное утро, а откуда то из-за хребта нависающего темноватой тенью над зимовьем, уже пробивались ликующие яркие лучи восходящего солнца. Я не спеша помылся, почистил зубы и возвратившись в домик, объявил подъём.

  Ребята быстро поднялись и нервно хихикая, поёживаясь от утренней прохлады, обнажившись по пояс побежали на ручей, который был от зимовья метрах в пятидесяти, за гранитным скальным гребнем - останцем. ...

  Вернулись они быстро, а я, к тому времени развёл костёр и вскипятил чай. Позавтракали оставшимися вчерашними котлетами и они, холодные, были не менее вкусны, чем вчерашние горячие...

  Наши лошадки паслись на кочковатой луговине внизу, на берегу Хадоруса, а на черном коняжке, изредка позванивало ботало - колоколец, привязанный у него на шее...

Назад Дальше