- Свет мой зеркальце скажи … Твою мать!!! – и без сил опускается на землю.
Из маленького куска полированного стекла на него смотрит чужое лицо. Нет, глаза, уши, нос и губы его, но они изменены до … Вобщем, кончики ушей заострились, сами уши усохли, стали меньше. Лицо покрыто разводами шрамов, отчего один глаз кажется ниже другого. Правое веко от ожога стянуло и теперь глаз открывается неполностью. Удивительно, но ресницы не пострадали. Губы истончились, превратились в узкую линию, отчего подбородок выглядит массивным, нижняя челюсть зрительно потяжелела. Чётко очерчены скулы, нос … похудел, исчезла картофельная округлость. Волосы заметно поредели, особенно на макушке, появились проплешины. Одним словом, то, что Антон увидел в зеркало, повергло его если не в ужас, то шок был достаточно силен. Почему-то вспомнились кадры из фильма « Призрак оперы». Те, в которых продавший душу дьяволу скрипач сидит перед зеркалом и накладывает на изуродованное лицо куски свежей кожи. Ну, до такого Антону конечно, далеко, но аналогия вполне уместна. Особенно, если вспомнить, каким успехом пользовался он ещё совсем недавно у сокурсниц. Крышка зеркала падает, раздаётся тихий стук, отражение изуродованного лица исчезает. Антон кладёт коробочку на место, рука опускается. Холодный вазелин приятно липнет к коже, словно напоминая – ты только что заново появился на свет, покрыт влагой, как новорождённый.
« Заорать, что ли»? – вяло думает Антон.
Полог отлетает в сторону, вспыхивает ослепительный овал солнечного света. Громадная фигура на мгновение заслоняет, полог с шуршанием возвращается на место. Профессор Науменко останавливается. Взгляд скользит по обнажённой фигуре, замирает на коробочке зеркала. Ясно видны жирные следы пальцев. Александр Александрович понимающе кивает:
- Любовались? Судя по всему, вы не в восторге.
- Вы кто? – хриплым голосом спросил Антон.
- Без лишней скромности скажу – ваш спаситель.
- Простите за неучтивость. Должен был догадаться. Как вы думаете, с такой физиономией уборщиком городского морга возьмут? У меня высшее образование.
- Я похлопочу. А пока поднимитесь с пола и расскажите, кто вы и что вы, - предложил Науменко.
То ли от безысходности, то ли от полной растерянности Антон рассказал все о своей прошлой жизни. Путешествие через пустыню в его памяти не отложилось.
- М-да, - покрутил головой профессор.
Пальцы коснулись пышных усов, скользнули по короткой бороде.
- Интересный рассказ, - продолжил он, - прямо роман какой-то. Крупный проигрыш, поспешный побег. И вот вы без документов, денег и даже лишены прежней внешности. Не знаю, что посоветовать. Если, конечно, все рассказанное вами правда.
- До последнего слова. Иначе я бы просто попросил вас связаться с консульством или позвонить родственникам.
- Логично, - согласился Науменко. – Ну, что ж … Ох, простите! – спохватился профессор, - я ж не представился. Науменко Александр Александрович, доктор исторических наук, профессор и прочая
Рассказал, что его экспедиция работает в этом районе Египта уже больше недели, в её составе двенадцать человек – аспиранты, преподаватели и студенты старшекурсники. Раскопки длятся до конца лета, затем возвращение в Россию. Помогают местные жители, выполняют самую тяжёлую работу – выемку грунта. Наглые аборигены все время требуют повышения зарплаты, ссылаясь на тяжёлые условия труда.
- Достали уже своей хитрожоп …! Э-э, простите, это неинтересно, - спохватился разошедшийся профессор. – Ладно, Антон Петрович, отдыхайте. Поговорим о вас позже.
Учёный ушёл. Антон вернулся на свою провазелиненую раскладушку. Надо думать, как жить дальше с такой рожей и без документов. Но как ни напрягал мозги Антон, ничего путного так и не придумал.
Поздно вечером Антон, чисто вымытый и одетый в поношенный комбинезон разнорабочего, сидел на раскладном стуле. Рядом расположился Науменко. Ковбойская рубаха расстёгнута на груди, виден золотой крестик на цепочке. Бритая голова сверкает, как биллиардный шар. Пальцы доктора наук бегают по клавиатуре, посылая один запрос за другим.
- Итак, я разослал письма моим хорошим знакомым с просьбой разузнать, как быть в вашей ситуации и как её можно изменить к лучшему, - произнёс он, поглядывая на грустного Антона поверх очков. – Думаю, выход найдём. Во всяком случае, подтверждение, что Антон Петрович Лыткин действительно закончили педагогический ВУЗ, пришло. Склонен верить, что вы в самом деле тот, за кого себя выдаёте.
В ответ Антон только криво улыбнулся, плешивая голова качнулась туда-сюда. Он успел уже остричься наголо, по примеру Науменко. Дикое египетское солнце успело слегка поджарить остриженные участки и теперь нежную кожу на голове щипет.
- Ну-ну, не обижайтесь. Недоверие вполне естественно, всякое бывает, - извиняющимся тоном произнёс профессор. – А пока предлагаю следующее: оставайтесь с нами. Работа для вас найдётся, даже по специальности – вы же историк. Кое-что заработаете. Ну как?
- Согласен. Да и выбора нет, - прошептал Антон. Разговаривать обычным голосом он ещё не мог.
На следующий день Антона представили остальным археологам. Вообще-то, о нем давно знали, но видели только укрытым простыней и замазанным вазелином. Сотрудники по очереди пожимали руку, с интересом смотрели в глаза. На их лицах явно читалась жалость и едва заметная радость – слава Богу, что не я! Антон не обижался - сам был таким совсем недавно. Глядя на инвалидов, жалел и тихо радовался – я не такой. Как новичка, Антона поставили на самую простую работу – расчищать найденные артефакты. Именно так громко называли в экспедиции различные камушки, осколки посуды и просто мусор, который чаще всего и находят на раскопках. Землекопы криками подзывают археологов, когда достают из земли что-то интересно. Дальше учёные кисточками счищают грязь с находки и определяют предварительную ценность найденного предмета. В старых кроссовках на босу ногу, в комбинезоне, наглухо застёгнутом и широкополой солдатской панаме Антон был похож на отечественного бомжа, неведомо как попавшего в африканскую пустыню. Сходство добавляла недельная щетина, что проросла на лице серым мхом. Сбрить нельзя, больно. Антон примостился у какого-то камня. Плоская поверхность не то поцарапана, не то украшена орнаментом. Время замазало полосы землёй и глиной. Антон деревянной палочкой аккуратно счищает грязь. Рядом роются в сухом песке землекопы. За время, проведённое в Египте, Антон научился понимать некоторые слова. Аборигены разговаривают громко, не стесняясь. Уверены, что никто не поймёт. Какой-то парень лет тридцати, загорелый дочерна, словно жук, что-то говорит соседу, время от времени бросая взгляды на молодую женщину археолога. Она сидит совсем рядом, тоже счищает грязь с камней. Часто наклоняется, чтобы всмотреться в плиту. Просторные брюки натягиваются сзади, бедра вырисовываются чётко, видна каждая складка. Антон попытался вспомнить имя, но не сумел. Таня или Маня … блин, ну совершенно нет памяти на имена! Женщина невысока, смуглая, тёмные волосы собраны в пучок на затылке. Аспирантка, что ли? Во всяком случае, для студентки старовато выглядит. Землекоп посматривает все чаще, речь становится быстрее, появляются жесты, которые известны всем по современным фильмам. Их снимают режиссёры, которые по уровню мышления и кругозору недалеко ушли от примитивного египтянина. Антону удалось разобрать несколько слов. Сплошная похабщина. Бросил палочку, ещё раз взглянул на женщину. Она увлечена работой и совсем не обращает внимания на окружающих. Край рубашки вылез, обнажилась белая полоска кожи чуть выше брючного ремня.
« Оно мне надо? Ковыряется посторонняя баба в земле, озабоченный мужик разглядывает её, комментирует … - подумал Антон. – Ну и наплевать! Мне только скандала не хватает в первый день работы». Ткнул палочкой в камень, кусок глины отвалился. Вдруг вспомнил, как точно также горланили «деды», когда «салабоны» надрывались, таская на руках тяжёлые кирпичи на пятый этаж строящегося дома. Можно было краном за минуту поднять целый самосвал кирпичей, но дембелю крановщику из солнечного и виноградного Урюкостана это и в голову не приходило. Зачем, когда есть белые «духи»?
… сокрушительный удар в челюсть повергает рассказчика на землю. Тело по инерции катится в облаке пыли. На краю неглубокого котлована останавливается. Туземец с трудом встаёт. Ноги подгибаются, глаза уходят под лоб. Словно мешок с мусором, человек валится в яму. Наступает тишина. Туземцы провожают глазами бездыханное тело товарища, оборачиваются к Антону. Смуглые лица бледнеют, глаза сужаются. Землекопы смотрят на Антона, словно волки на овцу. Ещё мгновение и озверевшие туземцы набросятся. Точным движением Антон хватает штыковую лопату. Белая сталь холодно сверкает на солнце, пальцы крепко сжимают оббитый железом черенок и все окружающие видят, что это странный человек в солдатской панаме умеет обращаться с лопатой, как с оружием. В умелых руках штыковая лопата все равно что топор палача. Один удар отточенной кромкой и шея будет разрублена. А если рубануть выше, то череп разлетится на половинки, как переспелый арбуз. Но самое главное – это глаза. Взгляд из-под выгоревшей на солнце солдатской панамы по-волчьи холоден и жесток. Обладателя таких глаз не остановит кучка крестьян с мотыгами, пусть их и больше в двадцать раз. Каждый удар будет смертельным. Русский перехватывает лопату поудобнее, штык тускло блестит полированным железным языком. Молча делает шаг. Ещё мгновение и он сам бросится в драку на робеющих туземцев. Тогда прольётся кровь. Этому психу с сожжённым лицом терять нечего, а у нас жены, дети, родственники, которых надо кормить …
- Стоп, стоп! – раздался мощный голос Науменко и несколько крепких хлопков в ладоши разорвали тишину. – В чем дело, Антон?
- Да вот, - кивнул на яму, в которую свалился «любитель белых женщин» Лыткин, - горбатыми словами говорит.
- На вас?
- Нет. На одну из ваших сотрудниц. Я немного понимают местный говор, - и добавил несколько слов по-французски, обращаясь к туземцам. Если перевести на русский, то получится вроде « я вашу маму имел много раз».
Странно, но кое-кто из присутствующих смысл фразы понял. В глазах туземцев мелькнул страх пополам с ненавистью.
- А теперь работайте, псы. Вам и так слишком много платят. Переведите на арабский, господин профессор, - попросил Антон.
Науменко хмыкнул, в глазах мелькнула искорка. Он перевёл, глянул на Антона. Лыткин смотрит на землекопов, словно это насекомые. Вредны или полезны, ещё не решил, но на всякий случай можно прихлопнуть. Рабочие молча расходятся по местам. Никому и в голову не пришло, что надо бы достать сбитого с ног. Может, он уже умер?
- Своя рубашка ближе к телу, - пробормотал Антон.
Все разошлись. Антон вернулся на своё место, принялся ковыряться палочкой в дурацких царапинах на камне. Послышались тихие шаги, рядом появилась тень.
- Спасибо вам, Антон. Но это простые крестьяне, невежественные люди. Я не обращаю внимания на их болтовню. Не стоило так вот … жёстко, - прозвучал женский голос.
- Вы обратили внимание, что некоторые «простые крестьяне» понимают французский? Как думаете, почему? – спросил Антон, продолжая работу.
- Не знаю.
- Потому что только мы, русские, строили тут всякие асуанские плотины и задарма деньги давали. Французы со времён Наполеона лупили в хвост и гриву всех подряд в Африке, поэтому их уважают и боятся в Египте, Марокко, Тунисе и по всей северной Африке. Французский – язык господ, потому и знают местные крестьяне, как по-французски будет шакал, урод, ублюдок и так далее. А мы, русские, объект для насмешек и попрошайничества.
- Меня зовут Валентина … Валя, - протянула руку девушка. Она села рядом, поправила рубашку и улыбнулась.
- Антон, - ещё раз представился Лыткин. – Человек из ниоткуда.
- Как это? – удивилась Валентина. На смуглом лице отразилось недоумение.
Рассказать правду Антон не рискнул.
- Да так … Приехал отдохнуть, а попал в плен к бандитам. Сбежал, по дороге потерял документы, морду ошпарил до неузнаваемости. Теперь вот непонятно, как домой попасть.
- А семья? Ведь они могут подтвердить вашу личность?
- Нет никого, меня бабушка воспитывала. Вряд ли она жива. А женой и детьми не обзавёлся.
- Ничего. У Сан Саныча обширные знакомства, он поможет. А пока поживёте с нами.
- Ничего другого не остаётся, - пожал плечами Антон. – А вы что тут делаете? На студентку-практикантку не похожи.
Валентина улыбнулась. Выцветшие на солнце брови изогнулись дугой, возле глаз появились морщинки.
- Я аспирант, учусь у Науменко. Ещё год осталось, потом защита.
- А я простой учитель истории в средней школе. Был … - помрачнел Антон.
- Ну, не расстраивайтесь так. Все можно восстановить.
- Легко сказать. Вы представляете, сколько надо будет ходить по чиновникам и доказывать, что я не верблюд Вася, а человек. Слышал я эти истории, когда по ошибке выписывали свидетельство о смерти на живого человека, а потом он годам обивает пороги судов, чтобы только доказать, что жив. Так у него хотя бы внешность сохраняется, его знают родные, знакомые, сослуживцы. А у меня даже внешность другая … Знаете, очень странно чувствовать себя этаким инопланетянином. Я словно выпал из другого измерения и теперь не знаю, как вернуться обратно.
Девушка стряхнула с рубашки невидимую пылинку, застенчиво улыбнулась. Антон взглянул внимательнее на неё. Черты лица гармоничны, но что-то в них не так. Что именно, трудно сказать. Ну вот как-то так сложены черты лица, что красавицей эту девушку назвать нельзя. Вообще-то красота понятие очень относительное. Если умыть тёплой водой с мылом киношных и телевизионных красунь, то миру явятся такие образины, что вздрогнешь и перекрестишься. В интернете иногда публикуют фотопортреты «в натуре» известных «светских» дам и дамок. Страшилища – не приведи Господи! И сразу становится понятно, почему они все не замужем или брошены. А глаза, зеркало души? Ведь только полный идиот не увидит, что она стерва и дура. Мало того, без колебаний перегрызёт горло – в буквальном смысле! – если это необходимо для карьеры. Примеров несть числа. Но в нашем мире деньги решают все. Потому переполнены Рунет и российское телевидение вестями о приключениях певунов и певичек, внезапных (!) беременностях дочки сенаторши, рассказами о похождениях звёзд телешоу и прочим бредом. Удивительно высоко поднялись в общественном мнении вокзальные бляди и уличные потаскухи. Видимо, российскими СМИ руководят бывшие сутенёры. Повлияло и то, что после революции всех действительно умных и благородных людей расстреляли. Остались рабочие и беднейшие – значит, глупейшие, - крестьяне. Иными словами, 99 % населения страны тёмные, невежественные люди, для которых Чайковский просто пидор, умевший лабать на пианино, а уголовная «Мурка» - музыкальный шедевр. Умственная отсталость компенсируется плодовитостью. Любимое занятие дегенератов – производство себе подобных. Именно производство, любовью «это» назвать нельзя. Поэтому так много в стране людей, способных только к неквалифицированному труду, так остро стоит проблема занятости – лопат на всех не хватает, а управлять экскаватором, так это ж учиться надо! Верно делает наше руководство, когда принимает программу строительства новых дорог. Их подметать надо, ремонтировать и так далее … Все исследователи отмечали, что после октябрьского переворота уровень культуры в России резко снизился. Политкорректно, тактично. А если называть вещи своими именами, то превратилась в страну дураков. Генсек, окончивший четыре класса, маршалы из бывших слесарей и унтеров, члены Политбюро по складам читают. А другие вожди? Хрущев играл роль шута при Сталине и настолько вжился в неё, что остался клоуном и на троне.