Как только Ирина и Варвара осмотрелись, сразу сказали руководству: дети у вас слабенькие из-за того, что в их рационе много дрожжей. Уберите дрожжи – и все изменится.
Ну а как отказаться от избытка дрожжей, если они и в хлебе, и в сыре, и в кефире, и даже в жевательной резинке? Шаг за шагом сестры создали бездрожжевую закваску из целебных и недорогих продуктов: овса, хмеля, пшеницы. Их приезд во Владимирскую область во многом был связан с тем, что здесь они рассчитывали найти старые бездрожжевые рецепты хлебопечения. На этой основе они разрабатывали свой рецепт, более современный, в котором бы не было той кислотности, какой традиционно обладал ржаной хлеб, потому что для современного человека кислотность стала уже не другом, а врагом. Установка у сестер была такая, чтобы замена дрожжам оказалась не дороже дрожжей:
– Главное, что это очень дешево. В науке принцип такой: если новое придумываешь, чтоб оно было недорогим.
По их рецепту теперь тесто поднимают не дрожжи, а полученные молочно-кислые бактерии. Причем Ирина и Варвара считают, что этот рецепт придумали благодаря молитвам, что это открытие им дано как дар Божий. Все свои бездрожжевые опыты они оформили в диссертацию, а дети и монахи стали живым материалом для этого исследования. Сестры разработали методики приготовления не только бездрожжевого хлеба, но и бездрожжевого кваса. И как результат – последнюю эпидемию гриппа в обители и детском приюте просто не заметили. Впервые. Ведь зимой в монастыре много работы, и бо́льшая часть послушаний проходит на улице. И это так удобно: чтобы в зимнее время братия не болела, здесь пользуются не лекарствами и антибиотиками, а хлебом и квасом.
А вначале братия роптала:
– Здесь мужской монастырь! Почему мы должны этих заезжих дамочек слушать? Как замешивали хлеб на дрожжах, так и будем это делать!
Но только внешне две эти женщины могли показаться слабыми. То, что им пришлось пережить в родной Алма-Ате после принятия православия, научило их не отступать ни на шаг. И за хлеб бороться, как за веру. Предашь хлеб – предашь себя – предашь Бога. Да и не могли они отступить. На возрождение хлебных рецептов и на эту поездку сестер благословил старец, их духовник. Сейчас им самим не верится, что у них хватило сил пройти этот путь. Ведь не так далеко в прошлое ушли времена, когда им жить было негде, на эксперименты оставались только ночи, единственной поддержкой была молитва, из еды денег хватало только на хлеб. Тот самый хлеб, которому они решили посвятить жизнь. Питаясь хлебом и водой, сестры поставили около тысячи научных экспериментов, но главное, добились, чтобы на их технологию питания перешел монастырь, и все, кто имеет к нему отношение. На любую болезнь у них был теперь свой хлебный рецепт: на квасной гуще получался хлеб, который очищает кровеносные сосуды, для лечения гипертонии они выпекают хлеб на свекольном квасе.
Вначале казалось, что они меняли питание, как потом оказывалось, что менялся весь уклад жизни, а в результате менялись судьбы.
Ведь раньше в русских домах, когда хлеб готовился, никто не ругался и голос не повышал – иначе тесто не поднимется. Хлеб скреплял и дом, и семью, и духовные связи между людьми. Если мы выбрали себе другой рацион, то чему теперь удивляться, что и люди стали жить по-другому.
Объемы бездрожжевого хлебного дела увеличивались. Ирине и Варваре понадобилась помощь. Монастырь дал послушание Ольге Шукшиной, чтобы она помогала сестрам.
Раз в неделю все три трудницы – Ирина, Варвара и Ольга Шукшина – приезжали из приюта в обитель, чтобы наготовить хлеба для всех монахов. Разводили сухую овсяную или хмелевую закваску, которую сами заготавливали до этого летом, затем ждали несколько часов, когда она забродит, замешивали тесто сразу на неделю, раскладывали его по формам, давали отстояться – и в печь. А мы все это снимали. И угощались квасом из этой же закваски. Получился репортаж о том, что надо менять целиком образ жизни. Никогда столько не звонили в редакцию. Чаще всего женщины. Рассказывали о своих болячках, плакали. Ольга Шукшина после этого со мной подружилась. Заезжала ко мне. Она могла позвонить часов в семь утра прямо в Рождество:
– Алло! Саша! С праздником! Ты дома? Я сейчас с Васей к тебе приеду! Будем хлеб печь!
Через час они уже раздевались у меня дома, Вася тут же тихо уходил смотреть кино, а Ольга распаковывала сумки:
– Это закваска, это отруби, это самогон на пророщенной пшенице…
Стол заставлялся натуральными продуктами. Мы добавляли закваску в муку, потом ждали несколько часов за праздничными разговорами и чаями. Обычно она ко мне со своими кушаньями приезжала, в баночках, кулечках… Развернет, маслица добавит, отрубей подсыпет. Закваска начинала подходить и булькать. Мы вскакивали, снова добавляли в закваску муку и начинали готовить тесто. И к вечеру в духовке испекался настоящий бездрожжевой шукшинский хлеб.
Раньше Оля другой была. Более шумной, менее сдержанной. Давно ее не видел, она так изменилась, похудела, похорошела. Стала более статной, сдержанной. Не узнать. Шаг за шагом мы восстановили весь ее рецепт молодости:
– Я когда встаю, сразу выпиваю стакан воды с просфоркой. Вода в организме утром запускает какие-то процессы, которые потом не дадут телу толстеть. Конечно, надо еще какие-то упражнения включить в свой день. Но самое главное, я во всю еду добавляю отруби. Они насыщают организм кремнием, расщепляют жиры и выводят шлаки. Во Владимире на рынке купила сразу мешок. Отруби надо, как специи, сыпать и в салаты, и в первое, и во второе. Только чай и кофе можно без них. Они там, в кишечнике, разбухают и, выходя, как метелочкой прочищают, освобождая от всей грязи и всяких остатков пищи наш организм. Ну и, конечно, из жизни должны уйти все консервы, покупные майонезы, соусы всяких фирм, все продукты, на упаковке которых в составе есть что-то искусственное, любые красители, стабилизаторы.
– Так вот почему ты приезжала ко мне в гости в последнее время со своей вареной свеклой, квашеной капустой и со своими сухарями!
– Теперь ты все знаешь! И полный запрет на любые дрожжи. А с молитвой еда превращается в трапезу. Чувствовать себя начала по-другому. Не только лишний вес ушел, но дела, которые раньше казались неподъемными, стали даваться легко.
Говорят, что русский человек съедал в день около восьмисот граммов ржаного хлеба. Питательный и целебный хлеб на закваске помогал выдержать Пост, поддерживал силу духа. Он действительно был «всему голова».
Приготовить бездрожжевой хлеб – тонкое искусство, которое не каждому по силам, ведь хлеб – тончайший инструмент, который «слышит», когда на сердце тяжело или в семье проблемы. Нельзя, чтобы в душе была суета и рассеянность. Хлеб этого не поймет. И не простит. И не поднимется. У него живая душа. Не примет ни халтуру, ни равнодушие. Поспешишь, рискнешь работать без должного почтения – всю закладку придется пустить на сухари. А это может быть целая сотня буханок. Возможно, несколько лет назад, когда делали всё на дрожжах, можно было не волноваться о том, каким будет результат. А теперь с хмелевой закваской процесс стал тоньше и деликатнее. Изменился и вкус, и характер хлеба. Сначала братии вкус не нравился, а теперь попробуй, дай им хлеб из городских пекарен!
Они и есть его не будут!
Однажды Оля подарила самый простой рецепт шукшинских лепешек без всякой закваски: перемешать отруби пополам с ржаной мукой, добавить немного сахара, соли, воды и немного подсолнечного масла, перемешать и поставить на сутки в теплое место. За сутки смесь еще несколько раз перемешать, полученное тесто обвалять в муке и выпекать.
Оля мне рассказала, что обязательно выпекает шукшинский хлеб и несет свой каравай в храм, когда идет помолиться об упокоении своего отца.
Теперь по воскресеньям, когда после литургии служат панихиду, Ольга печет хлеб в память своего отца, а я – своего. Мы идем с этими дарами по храмам, и верим, что благодаря этому нашим отцам там, на том свете, будет немного легче.
– А как такое получилось, что ты начал уезжать на Новый год и Рождество из Москвы? – спросил Игнат, помощник оператора.
– Не поверишь! Как-то само собой! Еще до воцерковления. С легкой руки Эльдара Рязанова.
– Как-то странно звучит, – заметил водитель нашей «газели».
– Сейчас я понимаю, что всегда у души в предрождественские дни существует потребность оказаться в какой-нибудь сокровенной гавани. У вас, разве, не так? – спросил я у остальных.
– Не знаю, – ответил оператор Максим, – я Новый год отмечаю поярче, чем Рождество! И перед Новым годом мне хочется не гавани тихой, а большого продолжающегося праздника. Чтоб как можно больше народу вовлечено было!
– А я не люблю много шума на Рождество, – согласился со мной Игнат, – на Новый год согласен, все гуляют и мне тоже хочется. А к Рождеству гулять уже не хочется. Этот праздник из какой-то другой сферы.
– Из сферы души! – заметил Вася. – Накануне Рождества душа просит этого волшебного состояния, даже если ты еще не ходишь в храм, почему-то считаешь, что к Богу можно не торопиться и у тебя много времени.
– Оставаться в разгульной и хмельной Москве мне всегда было неуютно! – продолжил я. – Потому хватался за любую возможность, чтобы уехать. Туда, где тихо, где можно разглядеть звездное небо, где в прозрачном воздухе нет гари и выхлопных газов. Наверное, именно так и выглядел мой первый пост. Это был не отказ от мясной пищи, не причастие и не продолжительные службы в храме. Мой первый пост начался с того, что я вырвался из праздничной круговерти, из этого разухабистого мира, который приготовился почти десять дней пить, есть, спать и коптить небо взрывами пиротехники.
Так захотело мое сердце.
Уехал в Алма-Ату.
И вот почему.
Во время одного интервью Эльдар Рязанов рассказал, что все свои фильмы, и в частности «Иронию судьбы», он ценит вовсе не за долгую всенародную любовь. Нет! Самым главным оказалось, что его картины спасали людям жизни:
– Когда «Иронию судьбы» показали в первый раз, уже через несколько минут мне стали приносить телеграммы о том, как этот фильм изменил жизнь многих людей. Кто-то обрел надежду, кто-то снова поверил, что возможны чудеса. И было письмо от женщины, которая хотела уйти из жизни, даже все уже приготовила: снотворное, прощальную записку. На экране телевизора шла «Ирония судьбы». Может быть, она хотела выключить телевизор, но задержалась на несколько секунд, а в результате досмотрела фильм до конца. В письме она благодарила, писала, что передумала, не сделала страшный шаг. И остановила ее именно «Ирония судьбы». Писала женщина как бы про свою подругу, которая осталась жива. Купила видеокассету с этим фильмом и смотрит ее «по мере надобности».
Однажды в почте кинорежиссера оказалось письмо из Алма-Аты.
В нем тоже были слова благодарности.
Незнакомая женщина, Татьяна Григорьевна, писала:
«Уважаемый Эльдар Рязанов, ваш фильм сумел сохранить жизнь моему сыну…» И рассказала такую историю:
– Двадцать лет назад она не знала, как поступить: ее пятилетнему сыну нужна была операция на сердце. Нужно было обратиться в институт, который находился в Новосибирске. А она с сыном жила в Алма-Ате. Интернета тогда не было, электронной почты – тоже. Надо было узнать фамилию врача, который оперирует именно с этими симптомами, записаться к нему на прием. У нее началась паника: ребенок умирал, сделать ничего невозможно. Идею подсказала тоже «Ирония судьбы». Это было как озарение: почему же не послать письма с просьбой о помощи по тем адресам, которые есть в каждом городе?
Татьяна Григорьевна написала три письма: на улицу Ленина, на улицу Мира и на улицу Правды.
С улицы Ленина ей ответили. Хорошие простые люди, бывшие фронтовики Евтюхины. Теперь у Татьяны Григорьевны и ее сына Павлика было у кого остановиться, было с кем поделиться своей болью, были родные люди в чужом городе, к которым можно было приезжать, когда Павлик нуждался в новой операции. А таких операций в Новосибирске за последние двадцать лет ему сделали три. Эльдар Рязанов попросил свою жену принести это письмо. Я думал, что она его будет долго искать, но Эмма Валерьяновна вернулась буквально через минуту. Оказывается, Эльдар Александрович все годы хранил этот конверт. Хотя письма ему доставляли мешками, а на всю жизнь осталось именно это:
– То, что мой фильм помог этой семье, невероятно. И когда читаешь такие письма, то понимаешь, что стоило родиться и работать в том искусстве, в котором я работаю.
На конверте сохранился адрес. Я решил, что поеду к этим людям, сделаю о них репортаж. И это будет репортаж про чудо.
Через справочную по адресу и фамилии разыскал их телефон. Накануне Рождества улетел в Алма-Ату.
Павел и его мама Татьяна Григорьевна накрыли для нас стол, даже шампанское поставили. Все-таки Новый год! А я набрал на телефоне номер Эльдара Рязанова, чтобы они могли лично поговорить с человеком, который подсказал идею, спасшую мальчику жизнь.
Я помню, как Татьяна Григорьевна плакала и кричала в трубку:
– Благодаря вам и вашему фильму мой сын двадцать лет жив. И когда перед Новым годом начинается «Ирония судьбы», мое сердце переполняет благодарность, что в наших городах существуют улицы с типовыми названиями!
А растерянный Эльдар Александрович ей отвечал:
– Да я-то особенно здесь ни при чем, просто вы оказались умными и сообразительными зрителями.
А потом я размышлял: вот такое письмо… Для всех нас, кто его читал, оно было уникальным… На самом-то деле, чтобы это чудо осуществилось, людям, которых попросили о помощи, надо было сделать очень мало: позволить переночевать в своем доме маме с больным мальчиком и еще узнать, как принимает врач, записаться к нему в очередь. Ничего из ряда вон выходящего.
А это спасло жизнь. «Что же должно было случиться с этим миром, чтобы добрый шаг навстречу оказывался такой редкостью?» – думал я поначалу, когда мой репортаж о Павле из Алма-Аты только вышел. Откуда мне тогда было знать, что существуют другие миры. Что эти миры живут по своим, особым, забытым у нас законам.
– Так это же и есть настоящая рождественская история! Жанр такой! – выкрикнул Вася.
– За несколько лет этот жанр стал моей специализацией. Весь год я ищу такие удивительные истории. А перед Рождеством стараюсь их снять, сделать о них репортажи. Только раньше я их искал повсюду, а постепенно понял, что эти истории живут там, где люди молятся, просят Бога о самом главном. Где Господь посылает им чудеса. И мне это скоро будет открыто. В первой же обители, порог которой я переступил.
За рассказами мы благополучно подъехали к Николо-Ясеневскому монастырю. Успели как раз до начала всенощной. В храме Вася стал быстро-быстро переходить от одной иконы к другой. – Что ты ищешь, Вася? – спросил я.
– Ищу ту икону святителя Николая, с которой в XII веке начался этот монастырь!
А я глазами поискал знакомого батюшку и увидел благочинного обители, отца Нектария. Помахал ему. Он меня узнал и подошел.
Мы поздоровались. Вася тут же спросил священника:
– Где же самая древняя икона Николая Чудотворца?
– Она, к сожалению, не сохранилась!
– Понимаю, – вступил я в их разговор, – столько всего за эти столетия произошло!
– Нет! – покачал головой отец Нектарий. – Все века она была в монастыре, а в революцию пропала. Остался только список. Идите сюда, я вам покажу.
Он подвел к небольшому образу Николая Мирликийского.
Совсем небольшому. В окладе с широкими полями. Вася, как завороженный, смотрел на него, о чем-то своем прошептал, перекрестился.
Я в это время рассказал батюшке, почему мы сюда приехали. Он призадумался. Выделить кандидатов для съемок сложно.
– Мне кажется, что Замареновы вам подойдут. У них изба прямо в центре села. Самая большая. Синего цвета. А крыша из какого-то желтого металла. Кажется золотой, когда солнце светит. Там такая решительная женщина, Ольга Ивановна. Вся семья ее слушается. Как она скажет, так и сделают. Вы с ней договаривайтесь. Бог даст, все получится. А после съемок возвращайтесь к нам: потрапезничаете, переночуете и с утра отправитесь домой.