- Чудесная новость. Не будем напрасно терять время.
- Подожду у лифта, - он поднялся. Проводив его до двери, я вернулся в зал, где прислуга оставила багаж, и запустил глушилку - портативный прибор, создающий помехи для следящих устройств. Номер, следовало полагать, был ими нашпигован, но искать не имело смысла. Я открыл один из чемоданов, аккуратно вынул вещи и провел рукой над днищем. Встроенный сканер, идентифицировав мою личность, открыл потайное отделение.
Я облачился в бронекостюм из нанотканей, надел поверх тонкий свитер, натянул свободные брюки с боковыми карманами. Застегнув на запястье браслет с дистанционным сканером ДНК, проверил заряд миниатюрного, но мощного электромагнитного пистолета-пулемета и сунул ствол в наплечную кобуру. Егермейстер не внушал доверия и лишнее оружие, о котором не знает потенциальный противник, никогда не помешает. Пока человек не научится заглядывать в будущее, он обречен на паранойю.
Выключив глушилку - операторы слежения, надеюсь, примут минутные помехи за технический сбой в сети - я оглядел себя в зеркало. Вид у меня был нагловатый, туповатый и лихой, как требовала легенда. Ну что ж, трубите в рог! Господин готов к охоте!
Набросив на плечо извлеченный из тайника ранец, я вышел в коридор, едва не сбив дверью горничную. Она сделала вид, что проходила мимо, я - что в это поверил. Для достоверности, с интересом проводил взглядом ее ножки, трепетно стучащие каблучками в противоположном от лифта направлении. Если б она обернулась, послал бы воздушный поцелуй.
Егермейстер ждал в условленном месте. Он вызвал лифт и неспешно набрал на пульте подъемника комбинацию из девяти цифр. Егермейстер явно не опасался, что я их запомню. Богачи не утруждали себя наблюдением за работой прислуги.
Мы следовали на этаж, закрытый для обывательских глаз. Лифт остановился, выпустив нас в обширный ангар, забитый боевой - шагающей, колесной, летающей - техникой. Отель как будто готовился к войне. Ходили слухи, что он принадлежит к одному из кланов местной "коза ностра", и параллельном мире полиса вновь делили зоны влияния.
Егермейстер повел меня к стоящей отдельно машине.
- Эта ласточка доставит на место. Снаряжение на борту.
Ласточкой он называл неприметный малогабаритный транспорт с несколько агрессивными формами. Напоминал он, скорее, сокола или ястреба. "Птичка" под стать хозяевам принадлежала к отряду хищников, была верткой и способной больно клюнуть. Ее нос украшал ствол скорострельной пушки.
- Отлично, - я прыгнул внутрь. - Можем взлетать.
- А группа прикрытия? - спросил егермейстер.
- Пусть ждет сигнала здесь, - сказал я.
Вылетев из ангара, "ласточка" нырнула в гигантский колодец между небоскребами. Пилот отключил маршевый двигатель и транспорт подхватили силы притяжения. "Птичка" падала, петляя между элементами исполинских конструкций города и легко уворачиваясь от встречных машин. Далеко внизу переливались огнями средние уровни, занятые производственными комплексами и рабочими кварталами, закрытыми для туристов. Каста утомленных пролетариев не привечала чужаков.
Нам нужно было спуститься почти на самое дно. Пилот не боялся перегрузок и врубил торможение, когда до поверхности оставалось около полутора сотен метров. Транспорт завис над шахтой, ведущей к главному канализационному коллектору, в полной темноте.
Закрепив трос, я проверил карабин и помахал ручкой, собираясь нырнуть вниз.
- Один вопрос, господин Иванов, - егермейстер придержал меня за локоть. - Зачем вам дистанционный сканер ДНК? Вы ищете кого-то конкретно?
- На Клондайке странные порядки, не находите? - ухмыльнулся я и освободил локоть. - Вам платят за вопросы?
- Нет, господин Иванов, - егермейстер отступил назад. Интересно, почему он сказал "кого-то"? Жители полиса не считали "выродков" людьми, называя их, в лучшем случае, "это". Я решил обдумать странную деталь позже, и шагнул за борт - в раскрытую пасть зловонного колодца.
4. Дичь
Пламя светильника подрагивало от дыхания. Григорий глянул на часы. До наступления смены оставалось пятнадцать минут. За тонкой фанерой стены было сыро и промозгло, и он решил еще немного задержаться, не желая задувать живой огонек. Предстоящая смена пугала больше темноты.
Его отсылали залечь у тоннеля, ведущего к главному коллектору, откуда могли появиться охотники, чтобы в случае опасности предупредить о незваных гостях следующий пост, запалив сигнальный костер. Наблюдатель обрекался на верную и мучительную смерть. Выдать себя - лишиться шанса на спасение. Загонщики скармливали наблюдателей мутантам заживо. Поэтому каждый раз, когда подходила его очередь, Григорий чувствовал себя участником русской рулетки. Сегодня, возможно, барабан закрутится в последний раз.
Он не понимал, почему падших вычеркнули из числа людей. У него, как и остальных товарищей по несчастью, были руки и ноги, не обезображенные лица. Большинство попадало в канализацию здоровыми, если не считать проблем с памятью. Так за что их ненавидят наверху? Почему считают полуживотными? В чем они провинились перед верхним миром? Почему их отказывается принять даже канализация?
Несколько часов назад загонщики забрали половину соседней коммуны, вынудив остальных бежать в заброшенные туннели, куда не рисковали соваться даже отчаянные охотники за головами. Выжить, похоже, удалось только паре счастливчиков, собиравших грибы в колодце у самого периметра. Кроме них со стороны соседей больше никто не появлялся. Канализация порождала новый мир, в котором человеку не находилось места. В ней хозяйничали прожорливые и агрессивные формы жизни, вскормленные отходами техногенной цивилизации.
Позавчера в старом тоннеле пропали две сборщицы грибов. Хватились их, обнаружив оставшиеся в общем котле "лишние" порции. Надежды найти женщин живыми уже не было, но коммунары своих не бросали. На поиски пропавших направили двух свободных товарищей, вернувшихся со смены - Григория и Василия.
Мужчины осторожно пробирались по туннелю, вслушиваясь в темноту и силясь разглядеть следы сборщиков в тусклом свете масляной лампы. Григорий держал ее перед собой на вытянутой руке. Мощнее источников света в коммуне не было. Когда поисковики миновали половину тоннеля, Григорий заметил под ногами что-то странное и нагнулся. В грязи лежал разодранный передник. А потом Григорий услышал вдалеке жалобный детский стон.
Голосок доносился из неприметного колодца у стенки тоннеля. Григорий рванулся было туда, но его перехватил Василий.
- Сбрендил? - прошипел напарник. - Встретиться с Колбой торопишься?
- Там ребенок, - вырвался Григорий.
- Тише, придурок, - зашептал ему в самое ухо Василий. - Это крикуны, мутанты. Они так людей приманивают. Слезешь - сожрут.
- Крикуны? - переспросил Григорий.
- Заткнись, и помоги закрыть люк, пока они на шум не полезли! Я потом все объясню.
Они схватили тяжелую крышку люка и, матерясь, потащили к зияющей чернотой глотке колодца. Василий вставил свою сторону в пазы, а Григорий замешкался. Он вслушивался в стоны, которые, как ему показалось, стали гораздо ближе.
- Опускай, твою Колбу, - рассвирепел Василий. - Чего ждешь?
Григорий разжал пальцы. Крышка упала, но что-то помешало ей закрыть колодец полностью. Туннель взорвался воплем нечеловеческой злобы. Оглушенный Григорий увидел, как Василий давит всем весом на крышку, но что-то толкает ее снизу, и из щели высовывается страшная когтистая кожистая лапа. Она вцепилась в ногу Григория и рванула к бездне шахты, откуда внимательно смотрела на него пара фосфоресцирующих фасеточных глаз.
Он упал на живот, и вцепился изо всех сил в арматуру, торчавшую из куска бетона, брошенного у колодца древними строителями. Василий, не слезая с крышки, вытащил бутылку с горючей смесью, поджег фитиль и бросил в щель. Из шахты вновь донесся вопль, но на этот раз - боли. Лапа разжалась и исчезла, люк с лязгом закрылся, и пока Григорий лежал в пыли, пытаясь отдышаться, Василий с остервенением бил камнем по заклинившим от ржавчины затворам, чтобы закрыть колодец навсегда.
Потом они долго сидели рядом друг с дружкой, прислушиваясь к глухим завываниям снизу.
- Вот так оно и бывает, товарищ Григорий, - нарушил молчание Василий. - Хвать тебя, и поминай, как в верхнем мире звали... Девчонок жалко. Крикуны ведь не сразу убивают. Они жертву криком до бессознательного состояния оглушают, а потом личинки в нее откладывают, а те ее изнутри жрут... Страшная смерть.
Василий поднялся и протянул руку Григорию.
- Вставай, Гриша, нужно возвращаться и рану промыть. Мало ли где тварь когтями ковырялась.
Плоть вокруг раны быстро распухла. Нога ныла, и весь последний переход до стоянки Григорию пришлось буквально прыгать на здоровой конечности, опираясь на плечо Василия. На следующий день стало хуже, воспалительные процессы не остановились, но это не помешало старосте назначить раненого в дозор к главному коллектору.
- Прости, сынок, - сказал старик. - Сам понимаешь, людей не хватает.
Староста берег здоровых. Григорий на его месте поступил бы так же. Сигнал он может подать и с больной ногой, а если его не растерзают мутанты, то все равно добьет гангрена...
Пленка, которой Григорий закрыл оконный проем, внезапно дернулась от резкого порыва воздуха. Пламя погасло, погрузив каморку во мрак. По старому бетону стучали подкованные каблуки. Мужчина приложил глаз к дырке в стене. Хижину окружала, перелаиваясь рубленными командами, группа людей, вооруженных парализаторами. Загонщики! Как же их проспали дозорные?
- Эй, выродок! - закричал один из охотников. - Выходи сам, или мы силой вытащим тебя из халупы! Сохрани лицо, если еще считаешь себя человеком!
Позади загонщиков стоял, вжав седую голову в плечи, староста. Григорий с горечью понял: старик пошел на сделку, и он слышал о подобных прецедентах. Иногда загонщикам требовался конкретный выродок, и они предлагали бартер - выдать одного на возможность выжить для остальных. После обмена коммуна откочует на новое место, а ему, если повезет, осталось всего несколько часов, которые он проведет, метаясь меж красных флажков.
Чтобы не привело охотников по его, Григория, душу, просто так он сдаваться не хотел. Апатия, накатившая из-за боли в ноге, схлынула, сменившись острым желанием жить. Григорий подтянул к себе арбалет и поймал в прицел морщинистое лицо предателя.
Старик плакал, и это зрелище его потрясло. Староста, подумалось Григорию, заплатил за сделку высокую цену, отдав за выживание коммуны часть вечной души, именуемой забытым наверху словом "совесть". Колба с тобой, дедуля! Ты наказал себя сам.
Выбрав другую цель, Григорий спустил тетиву. Один из загонщиков дернулся и упал. Григорий поймал в прицел другого бойца, но руку ужалил заряд парализатора, и она упала плетью. Григорий опустился на пол и пополз в угол, пытаясь инстинктивно зарыться с головой в ветхое вонючее тряпье, словно в одеяло, как часто делал в детстве - в том, наверху, которое чудом помнил. Поверх него впивались в тонкие стены иглы парализаторов.
Григорий закрыл глаза. Происходящее почудилось ему дурным видением, и, казалось, он вот-вот проснется в кроватке под надежной защитой спасительного одеяла. Григорий еще помнил его тонкий аромат, в пестром букете которого угадывались лаванда, ландыши, розы и множество других цветов, чьи названия безжалостное время успело стереть. Тряпье, под которым он сжался, смердело фекалиями и прогорклым человеческим потом, но он уже давно не замечал тошнотворные запахи, насмерть прилипшие к каждому человеку, с которым он сталкивался, каждому предмету, к которому он прикасался, каждой хижине, мимо которой он когда-либо здесь проходил.
- Вот он, с-с-сучара! - голос с отчетливыми нотками ненависти вернул Григория в реальность. - Вставай, тварь!
С него сорвали тряпье, которым он накрылся. Над ним стояли несколько загонщиков. Один из них ударил Григория прикладом в голову, и все вокруг поплыло.
- Полегче, боец, - услышал он за спиной голос человека, немногим ранее уговаривавший сдаться. - Выродка приказано взять живым.