– Подожди-ка, – внезапно мне показалось, что я на что-то наткнулся и вновь погрузился в изучение архива капитана Бобрика, – Посмотри. Все эти бумаги так или иначе связаны с деревушкой в Калужской области. Вот произведен перевод денег, вот оплата счетов за фармпрепараты, а вот бумаги о найме рабочих технического профиля… Здесь отчеты за десять лет. Значит, всё началось в 1999-ом.
– Значит, профессор в этой деревушке.
– Что ж, – сложив один из счетов вчетверо, я положил его в карман, – Нам предстоит путешествие.
– Прекрасно, – воодушевлено сказала Вика, – А теперь нам нужно отсюда убираться.
Безусловно, мне очень хотелось покинуть это безумное место, однако безвременно ушедший из жизни Парикмахер имел наглость позаимствовать мои личные вещи.
– Нам еще нужно зайти к Акимычу, – сказал я на выходе из кабинета.
– Зачем?
– Забрать кое-что.
Далеко идти не пришлось. Кабинет Акимыча находился по соседству.
– О, Боже! Что это?
Как только мы оказались в гэбэшном святилище парикмахера, нам открылась ужасающая картина очередного безумства внезапно оживших мертвецов. Куски плоти среди раздолбанной в пух и прах мебели, конечно же, были уже не в новость, а вот письмена, оставленные на стенах кровью, явились самым настоящим эксклюзивом.
– Что за херь? – прошептал я и подошел ближе.
И хотя подчерк был ужасно корявым, мне удалось расшифровать это неординарное послание.
– Ты понял? – спросила Вика.
– Ахинея. Послушай только… «Творцом вложена в дух человека сильнейшая способность – любить, стремиться к прекраснейшему, красивейшему, совершеннейшему, не останавливаться на себе самом, не замыкаться в себе, но всеми силами своего существа тянуться, жаждать соединения с высшим себя, с лучшим, с самым прекрасным. Именно сила любви, жажда соединения с Высшим Существом, с вечной Красотой и Совершенством и есть жизнь души, ее главный центр. Именно эта потребность тревожит непрестанно дух человеческий, живит, томит, заставляет жаждать, хотеть и искать, и она-то и доводит ищущего до высшей Любви, высшего Блаженства, до причастия высшей Красоте, приобщения к самому Благому – Богу. И поэтому враг божий и коварный обольститель – Левиафан – эту главную струю нашей духовной энергии усиленно старается похитить, исказить, осквернить, направить по ложному пути – на совершение самого гнусного, уродливого. Он учит нас, как закопать небесный дар в землю, жажду жизни подменяет вожделением тлена, стремление к вечному блаженству обращает в желание сиюминутного удовольствия…».
– Чем-то смахивает на проповедь.
– Больше походит на мою матушку.
– Жираф большой, ему видней… Вот продолжение… «Вожди современной антикультуры призывают людей возвратиться к естеству, к первозданности, освободиться от всего искусственного, но кто из них понимает, каково это естество в действительности? Что в нас природное и что противоестественно? Что знают они о первозданности человека? Некоторые из них цинично заявляют: «что естественно, то не безобразно». Но беда как раз в том, что самое безобразное и самое неестественное, противное естеству так сроднилось с ним из-за долгого пребывания во зле, что стало как бы второй нашей природой. Наше естество настолько пропиталось этим ядом, что христианство говорит уже не об исцелении человека, а о Воскрешении из мертвых, об истлении ветхого человека и о рождении и возрастании нового…».
– Одни сплошные намеки, – промолвил я, зевая.
– Ты думаешь, это про них? – поинтересовалась Виктория.
– Несомненно. Своеобразная авторская вариация на тему библии. Евангелие от мертвецов.
– Смотри… еще… «Однако, хотя красота тела человеческого от Бога, и это всё еще те прекрасные контуры, изгибы, формы, линии, которые могут переносить наше восхищение к величию Творца, к началу Высшей Вечной Красоты, но это – лишь туманные тени, слабый расплывчатый силуэт. Красота в нас искажена, попрана, осквернена отступлением от Творца, от Первообраза, искажено и само понятие о красоте и наше стремление к ней. Адам и Ева в раю были наги и не стыдились, но эта святая невинность и чистота были потеряны через грех неверия, непослушания, нарушения первыми людьми первого завета с Богом. Всё в человеке стало болезненно, осквернено, лишено святости, большей частью – непристойно. Как следствие этого искажения, явился стыд и угрызения совести, как ощущение непорядка и отсутствия достоинства. Отныне огрубление скрывает болезненность души, а сама плоть, являющаяся отражением страстей, вкоренившихся в душу, должна прикрываться одеждами…».
– Ладно, хватит с меня нравоучений. И без них тошно.
– Подожди. Ты мешаешь мне вникнуть в текст.
– Вникнуть? Да мне написать такую чушь, как два пальца об асфальт…
Вика посмотрела на меня недовольным взглядом, показывая тем самым, что я должен заткнуться или хотя бы успокоиться.
– Мне кажется знакомым этот текст.
Неожиданное утверждение заставило меня призадуматься над положением вещей. Подойдя к Виктории, я обнял ее за плечи, после чего спросил на полном серьезе:
– Откуда?
– По-моему это труды одного архимандрита, чтением которых увлекался мой брат.
– Уверенна?
– Почти.
…Интересно, что в Древнем Египте и в Месопотамии часто изображали такого динозавра – некое длинношеее существо, не похожее ни на какое из ныне живущих животных. Подобные пресмыкающиеся жили в полусоленых болотах, окружавших устья крупных рек, и питались водяными растениями. Стоя на дне, они поднимали над поверхностью воды свою голову, сидящую на длинной шее и дышали. Наиболее простым способом охоты человека на них была, по-видимому, охота с помощью аркана. Находящиеся на берегу люди набрасывали петлю на шею животных, стоящих на дне…
– Видать, твой братец возомнил себя апостолом.
– Возможно, но теперь он мертв.
– Тогда откуда взялась вся эта бодяга на стенах?
– Наверное, это результат творчества его фанатов.
– Выходит, бесполезно искать в этом смысл?
– Почему же… Первый отрывок про человеческую душу, второй про вождей антикультуры, третий о плоти… Посмотри на четвертый… «Современная программа полового воспитания, которую ныне вводят в средних школах, включает тему: «как преодолеть стыд». Понятно, что чувства стыда и совести бывают мучительны для человека, они создают в нас какой-то внутренний разлад, борьбу, болезненность, тревогу и неспокойность, или дискомфорт, как теперь любят выражаться. Но эти беспокоящие нас таинственные сигналы из глубин нашего естества крайне необходимы, как бывает нужна физическая боль, поскольку указывают на наличие раны, тревожат и заставляют искать врача, не позволяют недугу затаиться и втайне сеять смерть. Поэтому чувство стыда свойственно каждому психически нормальному человеку, оно как раз естественно для нашего неестественного состояния. Даже с точки зрения медицины – известно, что в раннем детстве в центральной нервной системе преобладают процессы возбуждения, а социо-культурные механизмы способствуют формированию активного сознательного торможения, которое как раз и лежит в основе освоения базовых элементов любой культуры. Культура обязательно включает систему запретов, табу во всех сферах жизнедеятельности человека. По свидетельству создателя генетической психологии Пиаже, познавательные качества человека определяются его способностью к самоограничению. Таким образом, о прямой связи воздержанности, целомудрия, упорядоченности чувств человека с его творческими и интеллектуальными способностями известно не только христианству. Кто желает победить стыд и избежать угрызений совести, приобрести свободу и преодолеть комплекс неполноценности, вернуться к своему первоестеству, избежать раздвоения личности, тот должен учиться этому не у сатанистов нашего времени, наподобие Ницше и Фрейда с их последователями, а у тех, кто знает, в чем Истина…».
– Не может быть, – прошептал я, когда Вика закончила читать.
– Что такое? – озадаченно спросила она, повернувшись ко мне лицом.
– Четыре отрывка. Понимаешь? Четыре.
Вика смотрела в мои искрящиеся от восторга глаза, пытаясь понять, на чем зиждется моя радость, но для нее это было недоступно.
– Можно яснее, – попросила она.
– Он писал о четырех первичных типах. Он знал, кто я и что я должен буду здесь оказаться, – от волнения я глотал слова, поэтому моя речь сама по себе являлась сбивчивой и непонятной.
– Ты говоришь ерунду. Брат считал, что ты Малкин. Да и зачем ему писать всё это, если согласно его плану ты должен был умереть.
Вику недоумевала, однако я всё видел в истинном свете.
– Теперь я всё понял. Твой брат мнил себя богом, но на самом деле был всего лишь пешкой в большой игре. Тот, кто писал эти письмена, также не джокер в колоде, но ему известно, зачем я здесь, и он постарается мне помешать.
– А что за четыре типа?
– Прочитал в одной из книг твоего брата. Это часть какого-то ребуса, но я всё еще не знаю и не понимаю его сути.
– Тот, кто писал это, должен знать суть?
– Возможно, а может и нет. Видишь ли, год назад я закончил работу над одной из своих книг, носящей название «Психоматрикс». В ней я убеждаю читателя освободить свой мозг от Вселенской догматики и поверить в себя.
– Ну и что?
– Не исключено, что мне это только мерещится, но в том, что написано на этих стенах, я вижу помыслы своих злейших оппонентов.
– Постой! – Вика едва не кусала локти; было видно, что мои слова перестают ее радовать, – Я ничего не знаю ни про «Психоматрикс», ни про первичные типы, ни про Вселенскую догматику… Мне непонятно, как всё это связано с тем, что происходит сейчас. Но я знаю, что нам во что бы то ни стало нужно разобраться с теми, кто оживляет мертвецов.
После ее слов мои приоритеты поменялись. Действительно, эта канитель со снами, библейскими эпосами и попаданием неизвестно куда уже порядком меня достала. Хотелось заняться чем-то более близким к реальности, так что я заявил:
– Думаю, ты права. Нужно валить отсюда.
– Тогда чего же мы ждем?
– Своих вещей, – подойдя к обломкам письменного стола Акимыча, я вскрыл нижний ящик.
Мои ожидания оправдались. Там я нашел свое оружие и письмо от незнакомца. Когда письмо оказалось в моем кармане, мои дела в гэбэшном офисе себя исчерпали, и мы направились к выходу. Обратная дорога являлась точной копией пути прибытия, и в тоже время что-то изменилось.
– Ты слышишь? – с нервной дрожью прошептала Вика, пальцами цепляясь за мое плечо.
– Что? – спросил я, но в следующее мгновение понял о чем идет речь.
Этот звук несся по сумрачным коридорам нулевого этажа, петлял в его лабиринте и исчезал в тупиках, сливаясь с непреклонной серостью бетонных стен. Мы оба пришли к выводу, что ничего хорошего ожидать не следует, поэтому прижались спиной друг к другу и стали ждать.
Сначала свет начал мигать еще отчаяннее, чем прежде, после чего совсем погас. Держа Викторию за руку, я чувствовал, как через ее тело проходит паническая дрожь. Понимая, что вот-вот тоже самое состояние доберется и до меня, я выхватил пистолет и сделал несколько выстрелов в никуда.
По-видимому, мои аргументы показались местным электрикам убедительными, от чего искусственный свет вспыхнул с новой силой. Но данное обстоятельство не принесло долгожданной радости. Теперь, при достаточном уровне освещения было видно, что мы стоим в округлом холле, от которого радиально расходятся коридоры. Коридоры уходили, а их содержимое приближалось к нам, гремя цепями и еще чем-то грозным и страшным.
– Зачем же так грозно, Игорёк, – обиженно заявил первый подоспевший гость.
Нойман стоял передо мной в своем кроваво-злобном обличье и ухмылялся.
– Вот так взял и лишил меня органа зрения. Что теперь прикажешь делать?
Его правая рука, потерявшая свой естественный цвет из-за запекшейся на ней крови, медленно потянулась к левому глазу, скрюченными пальцами проникла в глазницу и с шамкающим хлюпаньем выдрала ее содержимое. Поглядев на добытое сокровище, Нойман усмехнулся, обнажая свои поросшие гнилью черно-коричневые зубы, и бросил его в мою сторону.
Оно с металлическим стуком проскакало по мрамору пола и остановилось передо мной. Держа пистолет перед собой на расстоянии вытянутой руки, я присел и захватил ладонью другой руки подарок мертвеца. Из него торчал измятый кусочек свинца.
– Разве так поступают с друзьями-товарищами? Смотри, вот и Гена подошел. Кажись, у нас намечается корпоративная вечеринка.
Из разодранной глазницы Ноймана узкими ручейками стекала темная кровь, но это ничуть не смущало его новую сущность.
– Что думаешь?
Не знаю почему, но когда я смотрел на сборище мертвых гэбэшников, стекавшихся к холлу, во мне присутствовало лишь призрение к ним и желание уничтожить всю эту мерзость. Другое дело Макс и Гена. И пускай мы были едва знакомы.
– Я не верю, – прошептал я, – Я не верю, что можно так просто взять и стать трупом. Это безумие.
– Безумие, говоришь, – из глотки Ноймана вырвался дьявольски веселый смех, который с лихвой переполнил мои уши, а затем убежал куда-то в страхе, – Ты думаешь, что это Бобрик сделал меня таким? Ошибаешься. Как я мог умереть, если никогда не был живым? Он лишь помог мне понять то, что является настоящей реальностью, а не глупой иллюзией, которой я услаждал свой слепой затерявшийся разум. Теперь мои мысли блещут зеркальной чистотой. Это и есть Истина.
Конец ознакомительного фрагмента.