Сделайте мне новое лицо, зашейте раны.
Впустите, я истекаю кровью". - Улыбнулась тем, что осталось от лица.
"Ты корыстная воровка себе на уме, а не наша дочь.
Да, мы знаем, что под засохшей коркой крови скрывается тело нашей дочери, - Отец пытался плевать в меня через решетку на двери, но слюна оставалась на железных прутьях. - Я импотент, но не дурак!" - последние слова произнесены с грустью.
То, что меня прогонят из дома, меня не устраивало.
- Рада, что вы под опухлостями после побоев увидели во мне свою дочь! - С великой радостью я зашипела, потому что из-за разбитых губ не могла визжать. - Почините мое лицо и увидите ослепительную улыбку.
Каждое незамысловатое проявление любви греет душу". - Я попыталась камнем пробить дыру в двери.
"Мне кажется, что у тебя не осталось достоинств, уличная воровка, - мама интимно прошептала. - Камень - тебе постель, навоз отныне - твоя подушка.
Мы несчастливы, но когда ты отойдешь от нашего дома, то станем немножечко счастливее, потому что избавились от ворующей дочки.
Что же касается мечты о свадьбе, то мы удочерим нашу служанку Patricia, перепишем на нее все свои богатства и отдадим ее замуж за принца.
Надеемся, что увидим, наконец, счастливую семейную пару, в которой невеста не воровка". - Мама швырнула через решетку в меня тухлый томат.
Я с благодарностью поймала расползающийся фрукт и приложила к синяку под глазом.
"Мама, ваша Patricia толстая, и ей уже сто лет.
Она любовница папы, твоего мужа.
Я с грустью признаюсь, что в последнее время Patricia спала со всеми, а папе отказывала", - выдала папину тайну.
"О том, что твой отец неудачник, знают все, - мама даже глазом не моргнула на мои откровения. - Когда я выходила за него замуж, то я знала, что меня ждет, а ждали меня его огромные капиталы.
Уходи, воровка, или мы на тебя спустим собак и рабов!" - Мама на высокой ноте закончила разговор. - Нищенка воодушевилась, даже с треском расправила перебитый позвоночник. - Возможно, что Patricia уже съела моего отца.
С тех пор я бродяжничаю, все меня бьют, гонят, смеются надо мной.
Никто не называет меня лакомым кусочком, а все обзывают воровкой и бесстыдницей", - нищенка кокетливо тряхнула головкой, попыталась сморщить разбитый распухший нос, который раньше был носиком - не получилось.
Тогда несчастная девушка послала нашей обожаемой блондинке Virginie воздушный поцелуй.
"Никто больше не посмеет назвать тебя бесстыдницей, - Virginie написала на доске и показала нищенке. - Воровкой?
Мы все воруем от жизни!
Принимаем тебя на наш корабль в команду подружек!
Только туфли тебе купим, и сразу отведем на корабль.
У нас весело, мы играем с утра до ночи, целуемся, смеемся, дурачимся, делаем друг дружке массаж.
И еще у нас на корабле есть обезьянка". - Наша обожаемая блондинка мило покачала головкой.
Ни капли сочувствия в ее глазах, потому что сочувствие унижает.
Зачем сочувствовать той, которую уже приняли равной.
Уголки рта побитой растянулись в жизнерадостной улыбке.
"Меня? Отверженную вы принимаете?
Играть в поцелуйчики?
Обезьянка? Веселье? - нищенка зарыдала.
Соленые слезы разъедали ее подживающие раны. - Я не деловая девушка, поэтому вам пригожусь.
Никогда не посмотрю на сторону", - нищенка в благодарность целовала колени Virginie Albertine de Guettee.
Блондинка по-доброму, как подружке, протянула руку новой девушке в нашей команде.
Взяла нищенку за руку, но не так, как брала умершего месье, а с надеждой.
И, - Esmeralda отпила сок из высокого стакана, - нищенка сразу умерла.
Она лежала рядом с тем, кто ее обижал при жизни.
Нищенка не ругала его после смерти, и он не бил ее, когда умер.
- Умерла от счастья! - На этот раз Perla не сомневалась.
- Да, она застыла с подобием улыбки на разбитом лице.
Virginie не должна была обрушивать сразу на бедную девушку все радости жизни.
Сначала подготовили бы ее, слегка побили, унизили, как она привыкла.
Умирающего от голода нельзя сразу кормить, иначе он умрет от заворота кишок.
Кормят голодного постепенно, понемногу.
Так и радость нужно дарить частями, а не сразу всю.
Мы бы сделали вид, что из милости берем нищенку на корабль прислуживать нам, рабыней, а потом уже признались бы, что пошутили.
У нас нет рабынь, мы все веселые подруги! - Esmeralda неожиданно быстро и остро поцеловала подружку в губы, вскочила и с задорным смехом побежала: - Догоняй!
- Догоню - поцелую! - Perla прекрасно знала правила игры.
На корабле игра в догоню-поцелую очень популярна.
Девушки бегали, пока не утомились.
Упали на кровать, обнялись, хохотали, возились.
Вошел купец Ronaldo с корзинами товаров.
Он с укоризной посмотрел на обнаженных подружек:
- Играете? Ничего не изменилось с момента моего ухода.
Я думал, что вы придумали что-нибудь интересное! - Ronaldo поставил товары около дивана.
- Интересное у тебя в корзине, - Esmeralda вытащила флакончик с ароматическим маслом. - Роза!
- Я надеялся, что интересное у меня в голове, - Ronaldo криво усмехнулся. - До того, как осел лягнул в промежность, интересное было и в другом месте. - Внезапно на лицо купца набежала грозовая туча. - Рано или поздно ваша блондинка графиня Virginie Albertine de Guettee станет моей рабыней. - Ronaldo кисточкой для нанесения макияжа погладил правую грудь Perla, - Я стану пить ее, как дорогое царское вино. - Купец переводил взгляд с груди Perla на грудь Esmeralda.
- Когда увидишь нашу обожаемую блондинку Virginie, то поймешь, что она тебе не по зубам, - Esmeralda ответила с легкой ноткой иронии. - Потеряешь дар думать и потеряешь голову.
- Я сейчас выбирал товары, и ко мне зашел за ширму мой друг Jacque.
Он сильно возбужден.
Когда Jacque приходит ко мне, он всегда сильно возбуждается.
Но на этот раз - другая причина его возбуждения.
- Ronaldo, я видел девушку, и не смог ее обмануть, - Jacque гипнотизировал меня взглядом бездонных антрацитовых глаз. - Я часто обманывал женщин и девушек.
Ты же знаешь, насколько я красивый, поэтому все женщины мне сразу верят.
А эта блондинка не то, чтобы верила или не верила, она не замечала меня и не слушала, что я говорю. - Jacque шутливо поцеловал меня в щечку.
Между нами не может быть отношений, как между мужчиной и мужчиной, потому что я не совсем уже мужчина после того, как мул лягнул между ног, а Jacque не совсем мужчина на нервной почве.
Я сразу понял, о какой блондинке говорил мой друг.
О вашей блондинке графине Virginie Albertine de Guettee.
Я приободрил друга, пальцем провел по уголкам его чувственных губ.
- На ярмарке шумно, все суетятся, и найти женщину в жертву проще простого, - Jacque облизнул сухие губы: сначала свои, потом мои. - Я мельком взглянул на блондинку, одета она не по-нашему, а легко, свободно, словно только что примерила одежду и мечтает, как можно быстрее ее снять.
Никаких сумок с ценным товаром, никаких драгоценностей у блондинки не было.
Лишь прозрачный огромный хрусталь, величиной с кокосовый орех или с маленькую дыню, висел на ее шее.
Женщины из заморских земель у нас выглядят нелепо, смешно, но эта, почему-то сияла королевой.
- Сияла чем? - Esmeralda наивно переспросила.
- Jacque сказал, что она сияла королевой, - купец самодовольно похлопал себя по животу.
Откуда исходило сияние он не уточнил.
Позвольте, я продолжу рассказ от имени моего друга: - Я не стал обрабатывать блондинку, потому что выгоды в ней не увидел. - Jacque закатил глаза, хлопнул себя ладонью по лбу, показывая, насколько он ошибался, а попросту - дурак. - Мой метод выманивания у женщин денег и драгоценностей чрезвычайно прост, ты же знаешь, друг мой, - Jacque задумчиво поцеловал меня в щеку. - Я вхожу в доверие к богатым леди.
Главное - не показать, что меня интересуют их монеты.
Например, женщина выбирает в лавке ткани, щупает, восторгается, цокает языком, как мул, который объелся овса.
Я в своем великолепном недешёвом халате как бы случайно оказываюсь с ней рядом.
Мой халат стоит сто реалов! - Jacque ждал от меня одобрения и дождался. - Рядом с жертвой делаю вид, что тоже выбираю что-то в лавке и бурчу себе под нос: "Разве это материя?
Это не материя, а бумага!
У меня рабы одеты в одежды, которые шьют из другой, лучшей материи".
Женщина уязвлена, конечно, она же интересовалась плохой материей, которую я обругал.
"И что же у вас за шелка, в которых ходят ваши рабы?" - обычный вопрос от обиженной женщины в лавке.
"Ах, извините, что я говорил вслух, - делаю вид, что только что заметил эту женщину. - Привычка, выработанная годами на балах у падишаха.
Я не хочу никого обидеть, но я всегда привожу из заморских стран наилучшие шелка и бархат, а в наших лавках почему-то вижу товары низкого сорта.
И стоят мои изысканные шелка намного дешевле, чем эти тряпки".
Я так говорю, потому что знаю, что вас, купцов не обижаю, что отваживаю клиентку от ваших товаров.
Я же предварительно с вами договариваюсь и плачу большие деньги за неустойку. - Jacque словно бы оправдывался передо мной, а я на него не в обиде, потому что он, действительно, давал нам золота достаточно, чтобы мы закрывали глаза на его шалости.