Десять лет её сиротства.
Длинные черные волосы были собраны в тугую, даже слишком тугую косу, в которую оказались вплетены крепкие нити с металлическими кольцами, делавшими её достаточно тяжёлой.
И горе тем, кого постигнет удар такой косы — на последних сантиметрах к кольцам крепились острые шипы.
Медовые глаза устремлены были вдаль, куда Ночная Фурия унесла её единственного друга.
Это была Мира.
Девушка очень изменилась за минувшие годы, не просто повзрослев — став совершенно другим человеком.
Да и как иначе.
Она была далеко не единственной сиротой, но только ни одна из семей не согласилась взять на воспитание.
Но согласился Плевака.
Мужчина с болью вспоминал о своем подмастерье, да и родителей девочки он знал хорошо — ровесники же, когда-то сами вместе гоняли кур и собак по деревне.
И теперь, как родную дочь воспитал, обучил и поручал, порою, ей ответственные задания — пригляд за юными подмастерьями кузнеца.
От жизнерадостной девочки не осталось и следа, но она все равно соглашалась.
И помогала.
Не печаль — равнодушие было на ее лице большую часть времени.
И именно это пугало Плеваку.
Сверстники часто дразнили девушку, просто потому что могли, просто потому что она никогда не пыталась тянуться к ним в компанию.
Взрослые не пытались мешать своим детям, пусть и не совсем поощряли их действия.
Ведь это — нормально.
Ведь в их мире выживали только сильнейшие.
И вот опять.
Снова попытки задеть за живое просто из любопытства, желание применить боль, душевную боль — самую сильную из существовавших, напоминаниями об её ошибках, о родителях и погибшем лучшем друге.
Но это было пустой тратой времени, ведь результата, которого они ждали, могли бы достичь пару лет назад, но теперь этого им не видать — все закаменело внутри у Миры, все замерзло.
Душа ее замерзла.
И ей больше не больно.
Просто чувствовать стало трудно — испытывать хоть какие-то эмоции, и именно это стало причиной её вечного равнодушия.
Она просто не могла иначе — не получалось, ведь сломалось в ней что-то несколько лет назад. Что-то отвечавшее за чувства и красочность мира.
Хотя, красоту она видела.
Восхищалась ей, но уже спокойно, привычно.
Без восторга.
Ветер бил Мире в лицо. Такой свежий и холодный, почти обжигающий… Девушка не слышала, что говорили её обидчики, ведь их голос был надёжно заглушён песней бушевавших потоков.
В их народе, как и в любом ином, у каждого человека был свой особый дар. Более или менее значимый в глазах племени, но — у всех. Кто-то мог управлять пламенем, кто-то мог похвастаться абсолютной памятью или идеальным слухом, кто-то понимал язык зверей и птиц, пусть их разум и был донельзя примитивен, кто-то даже мог лечить неизлечимые болезни…
Все Одаренные, так называемые маги, делились на два класса: стихийных и не стихийных. К первым относились люди с даром одного из главных элементов — огня, воды, земли или воздуха. Ну, а все остальные, соответственно, — не стихийные.
На их, во всех отношениях, чудесном острове был всего один маг воздуха — Мира.
Она открыла это в себе уже достаточно давно, но ото всех, конечно же, скрывала — лучше уж все будут считать её ущербной, или слишком слабой, чем знать её истину силу.
Многие считали дар покорения воздуха слабым, мол «что нам может сделать ветерок?».
Но это — ошибка.
Воздух — дыхание, а следовательно — жизнь.
Достаточно сильный Маг Воздуха, достигший звания Мастера, мог единолично убить целую армию.
Мира знала, что, помимо прочего, ей под силу было создать ураган, заставить разразиться такую бурю, от которой никому бы не было спасения.
А ещё — могла летать.
Пусть недолго и невысоко.
Ветер — её стихия, равнодушная к мольбам и похвалам, мощная, неотвратимая и, порою, наоборот — незаметная.
И она была рада, что стала именно магом воздуха.
Послышался глас разума в виде оборвавшего глумления над не обращающей на то внимание Мирой Аскеля, заставившего свою компанию замолчать всего парой слов.
А девушка лишь усмехнулась и сделала шаг вперёд.
Ветер…
Чудесная песня ветра!
Кто-то закричал. Кажется, это были те самые ребята, а она лишь смеялась!
Тихо, глубоко внутри себя, но ощущение разверзшейся под ней воздушной бездны, целого бескрайнего океана, окрыляло, заставляя безмолвно кричать от восторга.
Это миг.
А потом — все как всегда.
Падала она медленно, словно перо, и их, ребят, наверное, именно это и пугало.
Когда до земли оставалось всего несколько метров, не больше десятка, девушка создала под собой воздушную подушку, которая окончательно погасила скорость падения.
— Как ты это сделала? — раздался ошарашенный голос Аскеля.
Мира окинула его непроницаемым взглядом и, резко развернувшись, ушла в сторону деревни.
***
Аскель недовольно посмотрел на девушку, которая, по его наблюдениям, уже далеко не в первый раз проделывала подобные трюки.
Парень вздохнул и молча покачал головой.
Ребята галдели, но их голоса сливались в один монотонный гул, раздававшийся словно сквозь толщу воды.
Зачем было вслушиваться?
Смысл их слов он знал и так, и был он Аскелю едва ли интересен.
Всегда — одно и то же.
Вместо этого парень рассматривал лица ребят, размышляя о каждом из них, об их судьбе, пытаясь понять, что же сделало их такими жестокими.
Всех.
И он не был исключением.
Сморкала Йоргенсон была, по мнению самой девушки, наиболее примечательной частью из компании.
В свои шестнадцать лет она, юная племянница вождя, уже славилась в деревне своими показными кровожадностью и жестокостью, своими себялюбием и постоянным самолюбованием.
Черные волосы, густые, но тусклые и пушистые, всегда примятые гордо носимым шлемом с завитыми бараньими рогами, едва доставали ей до плеч.
Серые глаза смотрели на всех всегда насмешливо и высокомерно.
Она вся такою была.
Приземистая, мощная, но не лишённая хорошей фигуры, она тоже не была идеалом красоты, но на фоне той же Миры, худой как спичка, выигрывала количеством мышечной массы, что не мешало ей мнить себя чуть ли не валькирией
Впрочем, подобный характер был свойственен всем магам огня — их стихия сама по себе предполагала агрессию.
Другое дело — уже личным выбором было, куда ее направить.
Эта бессовестная девица уже год как пыталась окольцевать его, Аскеля, завидного жениха, да и просто хорошего воина из хорошей семьи.
Безуспешно, конечно.
После гибели (именно так называют это все люди, ведь выжить у него шансов не было) Иккинга, младший брат Сморкалы, Синдри, был усыновлен Стоиком и стал Наследником острова, что сильно бесило девушку.
Ведь — не она.
Но у неё шансов унаследовать Олух не было никаких — власть передавалась исключительно по мужской линии, и максимум что её ждало — стать женой какого-нибудь вождя, что и так было маловероятно, ведь, опять-таки, дочерью правителя она не была, пусть и состояла с ним в родстве.
Может, потому и пыталась привлечь внимание Аскеля?
Следующим, на кого пал взгляд Аскеля, был Рыбьеног Ингерман.
Поговаривали, что его род был боковой ветвью клана Охотников на драконов, достаточно известного в своих кругах, но в определённый момент эта часть Ингерманов просто решила, что кочевая жизнь не для них и осела в тогда ещё молодом поселении острова Олух.
Рослый и широкоплечий, Рыбьеног мог воплощать собой идеал викинга, если бы не некоторая сутулость и миролюбие.
Короткие светлые волосы, пара пядей которых были заплетены в косички, в сочетании с зелёными глазами
Парень к своим восемнадцати годам был типичным представителем своего рода — умным и начитанным.
С одним только «но»…
Перечитав по меньшей мере четверть олуховской библиотеки, он, обладатель воистину феноменальной памяти, выучил многие книги буквально наизусть, однако вызубрить и понять суть есть понятия совершенно разные.
Казалось бы, зачем племени викингов семья достаточно посредственных воинов?
Но Аскель понимал Хеддоков, пять поколений назад приютивших в своем племени Ингерманов, ведь сила решала далеко не все, да и глупых боевиков было больше половины деревни, а вот ум…
Ум всегда был в цене.
Впрочем, в отличие от той же Миры, или близнецов, о которых речь ещё не заходила, знания Рыбьенога были сугубо теоретическими, практикой не подкреплёнными.
Как и любой другой маг земли, Рыбьеног был большую часть времени спокоен, и по сути своей достаточно уравновешен, но, надо заметить, достаточно труслив.
И имевшиеся у него знания лишь подливали масла в огонь его пугливости — имея представления о том, какими качествами обладали те или иные существа, он мог себе представить, каким образом то могло его убить.
Но больше всего в Рыбьеноге Аскеля бесила его боязнь открыто общаться с людьми, с которыми тому было интересно.
С человеком.
С Мирой Ингерман мог действительно нормально разговаривать, прекрасно зная, что его поймут и даже поддержат беседу, но его трусливость и неприязнь большинства сверстников к девчонке заставляли его скрывать это, украдкой перебрасываясь парой фраз в Большом Зале, обижая тем её, стало быть.
Если Мира вообще умела ещё обижаться.
Эта постоянная ложь, эта нерешительность и выводила Аскеля из себя, пусть он этого и не показывал никогда.
Свою неблагосклонность показывать не стоило.
Последними, на кого взглянул Аскель, были близнецы Забияка и Задирака Торстоны, самая шумная часть их компании.
Эти двое были, на самом деле, гениальными актерами, иначе объяснить то, чему он уже не раз становился свидетелем, было невозможно — так великолепно создавать видимость собственного идиотизма при своем же остром уме.
Знали близнецы только то, что хотели и то, что было им интересно, а это многие сферы жизни.
Вот только знаний своих не показывали.
Почему?
А Бездна их знала…
К своим семнадцати годам Забияка и Задирака прославились, как шутники, не знавшие границ дозволенного и собственной совести, зато имевшие нездоровую страсть к разрушениям.
Дар они имели соответствующий — взрывать.
Конечно, это было подразделом магии огня, но настолько специфическим, что его все выделяли в отдельный дар.
Близнецы и выглядели одинаково, умудряясь запутать людей, порою отчаявшихся в своих попытках различить где парень, а где — девушка.
А сколько хитрости в голубых глазах…
Были в свое время слухи, что местные Торстоны были, подобно Ингерманам, боковой ветвью рода знаменитых путешественников, но со временем сплетни сошли на нет, ведь подтвердить или опровергнуть их так и не получилось.
Забавные ребята.
Только, как упоминалось, шумные очень — постоянно показано ссорились друг с другом.
И это тоже раздражало Аскеля.
Впрочем, а кто он сам такой, чтобы судить, и чего добился он сам в свои восемнадцать лет?
Помимо табуна желавших его окольцевать девиц?
Вообще, парень по праву гордился своей принадлежностью к славному роду Хофферсон, корни которого тянутся от ещё доолуховских времён — больше семи поколений уже эта семья была вечным спутником Хеддоков, их самыми преданными сторонниками.
И именно Аскель, по его скромному мнению, представлял собой идеал викинга — рослый, стройный, но не худой, с длинными, до лопаток, светлыми волосами и холодными голубыми глазами.
И кожа — бледная, никаких веснушек.
Великолепный воин, способный порубить врага и в одиночку, и взять командование отрядом.
Умный воин — идеальное сочетание.
Впрочем, Аскель сделал совершенство во всем своей целью, и теперь шел к ней, год за годом все сильнее приближаясь.
И отдаляясь?
Впрочем, все в этом мире — зыбко и изменчиво, кому как не ему, сильному магу воды, это понимать?
Все — такие скучные и обыкновенные, что выть хотелось.
Или просто не обращать на них внимания, как не было ему дела до мушек, прохладного ветра или снежинок, путавшихся в волосах.
А Мира удивляла.
И это было странно…
Рождённый ползать летать не сумеет, но она летала.
Летала!
Этому воистину необыкновенному явлению могло быть только одно объяснение — дар.
Дар воздуха.
Таких людей называли даже Детьми Ветра.
Изначально Дети Ветра были отдельным племенем — племенем магов воздуха. Они, отстранённые и таинственные, не считали себя викингами, даже, поговаривали, дружили с драконами.
Если то было правдой, Дети Ветра поклонялись Крылатым, освобождая их из лап охотников, за что на них нападали викинги. И тогда Дети Ветра показывали своим врагам, насколько на самом деле сильна магия воздуха.
Вражеские корабли даже не доходили до острова, навсегда оставаясь в пучине океана, став перед этим игрушкой бури.
Страшны маги воздуха в гневе…
Но это было сотни лет назад.
Сейчас Детьми Ветра называют всех магов воздуха, но их осталось совсем немного — не больше десятка на весь архипелаг, и то в лучшем случае.
И если догадки Аскеля были верны, то Мира — единственный на всём острове маг воздуха.
***
Утренний покой, окутавший всю деревню, а точнее — не успевший ещё отпустить её, эдакую сонливую безмятежность разбил тревожный вой сигнального рога — предупреждение об опасности.
О нападении.
Кто же на этот раз?
Изгои?
А может…
— Драконы! — прокричал кто-то, давая, наконец, хоть какую-то определённость.
Когда враг известен, когда он знаком и изучен — он всегда был не так страшен, ведь больше всего даже самого смелого воина пугала не чужая армада невиданных размеров, а неизвестность.
Мира, заметив крылатые силуэты, только головой покачала и поджала губы.
Опять погибнут эти Крылатые, при этом ни разу ни на кого не напав.
Они ведь только защищались да еду воровали, но и то уже не так много, как, например, всё те же проклятые десять лет назад. И вообще, драконы сейчас нападали на деревню крайне редко, раз в несколько месяцев, а один раз перерыв был почти в год!
Девушке в некоторой степени было жаль этих созданий.
Да и не было у неё обиды на драконов, ну ни капельки, ни крупицы, а потому чего ей ненавидеть их? Ведь всё зло, которое выпало на её долю, причинили Мире только и только люди.
Вот их она почти ненавидела.
Почти.
Настолько сильных эмоций, как ненависть, она просто не испытывала…
Окинув взглядом деревню ещё раз и оценив обстановку, Мира, вздохнув, побежала в кузню — раздать указания подмастерьям Плеваки, ведь те наверняка, оставленные отправившимся помогать остальным на поле боя кузнецом, были растеряны и мало могли принести пользы.
Так и было.
Орам и Олав, лучшие друзья, мальчишки тринадцати лет от роду, действительно только хлопали глазами беспомощно и глядели на Миру с надеждой, ища в ней свою спасительницу.
Нашли, стало быть — она, наученная постоянным наблюдением за Плевакой, уверенно раздала им указания, и, минут десять понаблюдав за их слаженной работой, с чувством выполненного долга, подхватив одно из своих изобретений, отправилась на всё тот же уступ.
У Миры была цель.
И только она помогала девушке жить дальше — иначе бы всё закончилось уже давно.
Сбить Ночную Фурию.
Нечто совершенно нереальное.
Мире не нужны были слава и почёт, ей не нужны были восторженные взгляды жителей деревни.
Она лишь хотела исполнить своё обещание.
Отомстить.
Девушка навсегда запомнила глаза всего на миг обернувшейся Фурии –холодные, внимательные и цепкие, голубые как небо в самый морозный и ясный день зимы.
Добравшись до утёса и даже ни разу ни на кого не наткнувшись, Мира привела своё изобретение в боевую готовность и стала ждать.
И не зря.
Глупые, глупые драконы!
Кто же брал в налёт Ночную Фурию, если нападали днём?
Она же видна отлично!
Вблизи этого дракона никто и никогда не видел, но вот её силуэт — да, особенно они, Дети Ветра, что отличались хорошим зрением. И потому не узнать эти чёрные крылья было невозможно.