Он выведет.
Он укажет дорогу…
— Меня высматриваешь? — раздался вдруг за спиной у Хедер шипящий голос Сына Лувеˈн.
Откуда?
Девушка резко обернулась, удивляясь тому, что не заметила присутствия того, о ком, собственно, думала, сразу, а тот тут, по всей видимости, находился достаточно давно.
— Ты нашёл то, что искал? — ответила вопросом на вопрос она, совсем растерявшись.
Иккинг (да, она несмотря ни на что помнила, что это было именно его имя!) стоял, небрежно облокотившись на усевшегося в траву Беззубика, и насмешливо гладя на неё.
— Нет, Хедер, не нашёл, — сказал он. — Но отыскал кое-что иное.
— Что? — бровь девушки дрогнула ехидно. — Или… кого?
— Давнего друга, — не стал отпираться парень.
— И с ним ты скоро вернёшься? — обрадованно воскликнула Хедер, ведь пока Король был на острове, вероятность беспорядков снижалась до практически нуля, а мятежей девушка боялась больше всего.
Почему?
— Да, — неожиданно тепло улыбнулся парень своим мыслям. — С ней.
***
Всё такое чёрное…
Мира ничего не понимала в происходящем, совершенно не осознавала, где находилась, почему тут было так холодно и так темно, и, в принципе, былали она.
И было ли всё вокруг?
Последнее, что запомнила она — невероятная боль, пронзившая бок, и больше — ничего.
Точнее она помнила.
Помнила это сводящее с ума НИ-ЧЕ-ГО.
Там не было звука — оглушающая тишина оттенялась только шумом крови в ушах и стоком её собственного сердца, да чуть хрипловатым (и это было непонятным, ведь ранили её в бок, а не в грудь, пронзая лёгкие) дыханием.
Не было тепла.
Холода тоже не было, на самом деле, но она просто почему-то знала, что её почти трясло, хотя ощущений не было.
Не было и света — абсолютная темнота, она не видела даже своих рук.
Она пыталась кричать, звать на помощь, умолять и плакать, но — ничего не получалось, словно у неё у самой голос отняли, чтобы не нарушала тишину, оставив ей только слух.
Ты же любишь тишину, Мира?
Наслаждайся ею теперь!
Вдруг перед глазами у девушки забрезжил сначала слабый, но с каждым мгновением всё нарастающий свет.
Он стал нестерпимым, режущим чувствительную сетчатку и Мира поспешно зажмурилась, да ещё и для надёжности закрывая лицо рука — чтобы уж наверняка.
И на неё навалились звуки.
Сразу, всей какофонией — и мычание, и блеянье, и кукареканье, и людской галдёж, и скрип половиц на первом этаже её дома.
Резко распахнув глаза, девушка с удивлением поняла, что действительно была дома.
Но, что же произошло?
Нахмурившись, Мира стала собираться, разминая попутно затёкшие мышцы, и тут же бросилась к кувшину, в котором обнаружила к своей радости чистую, питьевую воду.
Пить ей сейчас хотелось даже больше, чем понять, что же это было.
После этого девушка бросилась к выходу, где, как на зло, наткнулась на Плеваку, в чьих глазах, неожиданно, увидела сначала радость, а потом шок и неверие.
Что такое?
На её вопросительный взгляд кузнец лишь кивнул в сторону зеркально отполированного щита.
В его отражающей поверхности Мира увидела… себя?
Первым, что бросилось в глаза были, собственно говоря, сами глаза — жёлтые, как два солнца.
Драконьи глаза.
Как у Иккинга.
Испуганно глянув на кузнеца, Мира наткнулась только на растерянность в его взгляде.
Воздохнув и попрощавшись с Плевакой, девушка помчалась в лес, стараясь не пересекаться ни с кем из жителей деревни. Видимо, сейчас было ещё утро, ибо людей на улице совсем мало.
На этот раз до оврага добралась она без приключений.
Иккинга девушка нашла без труда.
Он мирно с виду спал, облокотившись на тоже задремавшего Беззубика, и вроде бы всё было хорошо, но что-то беспокоило Миру в этой идиллии, что-то выбивалось из неё.
Вот оно…
Вдруг девушка заметила, что у её друга под глазами залегли тени, что был он намного бледнее, чем обычно, да и в принципе вид у него был немного болезненным.
А сон — беспокойным.
Недалеко, зацепившись хвостом за ветку и укутавшись в собственные крылья, спала ещё одна Фурия.
Мира медленно подошла к Иккингу и легонько потрясла его за плечо, чтобы он проснулся, и совершенно она не ожидала, что сильная ладонь вцепится мёртвой хваткой ей в предплечье.
***
— Мира? — его лицо выражало крайнее удивление, но ещё больше в нём было радости.
А руку её он так и не выпустил…
Проследив направление её взгляда и с удивлением посмотрев на собственные пальцы, с силой сжимавшие наручи девушки, парень громко хмыкнул и неожиданно потянул руку на себя.
Конечно, Мира упала.
Хохоча, Иккинг обнял её, прижимая к себе, но и в смехе его, и в этом объятии было что-то отчаянное, что-то такое, что просто невозможно описать словами.
Это было какое-то «неотпущунеотпущунеотпущу»…
Что случилось?
И что за реакция?
Не то, чтобы она была неприятна Мире, но просто она шокировала не привыкшую к чужому вниманию девушку, пусть она за эти несколько дней несколько свыклась с мыслью о том, что Иккинг был подобен коту или Фурии — любил любые прикосновения, и стоило его хотя бы обнять, как у него тут же поднималось настроение.
— Ты не представляешь, что я почувствовал, когда увидел тебя тогда на поляне, лежащую в лужице собственной крови… — прошептал вдруг Иккинг, всё сильнее прижимая к себе Миру, зарываясь носом в её волосы. — Ты же знаешь, насколько я не люблю кровопролитие, но в тот момент в меня словно зверь вселился.
Что-то страшное было в этом голове.
Что-то отчаянно-безнадёжное, отголоски пережитого ужаса…
— От мысли, что больше не смогу увидеть тебя, услышать твой голос и смех, от мысли, что тебя уже нет моё сознание было охвачено жаждой мести… Но мне хочется назвать это по-иному. Это была не месть… Это исполнение обещания. Когда-то давным-давно данного обещания защищать тебя.
Девушка внимательно слушала, не перебивая и не пытаясь вытянуть объяснения, а просто запоминая каждое слово.
Она сохранит их в своей памяти навсегда…
— … Но когда пришла осознание, что ещё не конец, что можно тебя спасти… Я не знаю, что двигало мной в то мгновение, и я, стало быть, должен попросить у тебя прощения за то… что ты теперь стала такой, как и я.
Юноша заглянул Мире в глаза, и она заметила в них странный огонёк.
— Твои глаза стали подобны моим… Как ты теперь будешь жить? — сокрушался Иккинг тихо.
— Зато я жива, — заметила девушка тихо и успокаивающе.
Конечно, друга она не винила.
Да и в чём его можно было винить?
В том, что, рискуя очень многим, переступая через собственные принципы, спас ей жизнь, совершив самое настоящее чудо?
Теперь Мира знала, что чудеса имели место быть, и их творца звали Иккинг.
Вот так просто.
— Мира, я хочу научить тебя пользоваться той энергией, о которой я говорил, — заявил парень неожиданно, резко сменив тему.
— Разве для этого не нужен особый дар?
— Дары — чушь. Каждый способен научиться чему угодно, было бы желание и терпение.
— Тогда учи меня, Мастер! — тихо рассмеялась Мира.
Слова Иккинга о том, что каждый способен на что угодно поселились в душе девушки, и сама мысль о том, что в её силы, способности поверили, что ей дали шанс узнать новое, открыть для себя этот мир, грел эту самую душу.
Она не подведёт его.
Только не его…
Весь день Мира провела в тренировках под чутким руководством своего Мастера, воспринявшего это обращение слишком серьёзно («С такими вещами не шутят Мира! А ты и вовсе шутить не умеешь. Коли сказала, теперь отвечай за свои слова, и коли признала меня своим Учителем, учить я тебя буду по полной программе!).
Как бы то ни было, но ощутить ту самую энергию, о которой говорил Иккинг, она сумела.
Да, видеть её она пока не могла, и ещё не скоро сможет, как она думала, но чувствовать её потоки, похожие на ветер или течение реки, её напор у неё получилось, что привело девушку в восторг.
Пусть выразился он почти неслышным радостным восклицанием и улыбкой, а не так, как обычно его изображают те идиоты с деревни, но всё же.
Гордость в глазах Иккинга была лучшей наградой.
Но стоило им присесть передохнуть, как радостное выражение ушло с лица девушки, уступив место привычной ей печали.
— С завтрашнего дня начнутся уроки в академии, — сказала вдруг Мира, вспомнив недельной давности слова Плеваки об уроках драконоборцев. — Как мне там учиться? Я вообще здесь лишняя…
— Так полетели на Чёрный остров, — предложил будничным тоном Иккинг, но в глазах его так и плясали лукавые огоньки. — Тебя, вроде, здесь ничего не держит!
— Не держит, — улыбнулась Мира в ответ.
Неожиданно, из самой глубины е души пришло неожиданное осознание того, что, как оказалось, за неё давно уж всё решили, и к мыли покинуть Олух её все эти дни так планомерно подталкивали, что не задать сей вопрос она просто не могла.
И ведь, паршивец, сделал всё так, словно он только помощь предложил, а она сама всё решила.
Гений, однако.
Парень невозмутимо откуда-то достал деревянный гребень, расплёл её измочаленную косу и стал расчёсывать рассыпавшиеся по плечам чёрные локоны.
И ведь опять — даже не спросил разрешения.
А оно ему нужно?
Но кидаться с кулаками и обвинять друга в чём бы то ни было девушка не стала, а лишь взяла на заметку — ей будет не легко, ведь пусть парень и давал ей видимость выбора, по факту он решал всё сам.
Вдруг девушка ощутила чьё-то дыхание у себя на щеке, но всё равно не стала отрываться от созерцания облаков, подкрашенные закатным солнцем.
Но сердце предательски затрепетало.
— Я сам разберусь со Стоиком — тебе не придётся сбегать, — сказал вдруг Иккинг, положив гребень и став заплетать волосы обратно в косу. — Он сам тебя отпустит и благословит даже.
От того, что парень назвал своего отца по имени, стало не по себе.
Жутко.
Да, это не её застенчивый друг из детства.
И пусть она наконец позволит себе плыть по течению!
***
Что же, предчувствия девушку не подвели, и рано утром она встала с равнодушным, отстранённым осознанием того, что с сегодняшнего дня начинались занятия у молодых драконоборцев.
В принципе, Мира была не против этих уроков в плане того, что эта разрушительная компания были при деле и не пыталась ей мешать заниматься своими делами.
Однако был у этого и негативный момент — она тоже была «при деле».
Из-за занятий она теперь должна была проводить меньше времени с Иккингом и это ей категорически не нравилось.
Вообще, по-хорошему, такие занятия надо было проводить с тех пор, как ребятишкам исполнялось лет четырнадцать, а не ждать так долго, но, здраво рассудив, можно было понять, почему всё было именно так.
Ведь с момента первого проявления Дара у ребёнка и до самого этого момента (когда они учились сражаться конкретно с драконами на конкретных примерах) их учили родители пользоваться этим самым Даром, а без умения контролировать свои способности делать на Арене нечего было.
А серый камень скал был непривычно скользким, покрытым лужами из-за недавнего дождя.
В воздухе витала свежесть, но было слишком сыро.
Остальные ребята обычно ёжились от такой погоды, а она Мире она была в радость — когда все сидели дома или не выходили со двора, ей никто не мешал.
Сегодня это не работало.
Как жаль.
Комментарий к Глава 5
Мира и Иккинг (присели отдохнуть):
https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_145%2Fall
Обнимашки:
https://vk.com/club147969315?w=wall-147969315_139%2Fall
========== Глава 6 ==========
Сегодня первый урок в школе драконоборцев.
Какая нелепость.
Зачем она вообще была нужна, если многие техники боя разным магам просто не подходили, а собственный дар обуздать могли помочь только родители, или иные родственники обучаемого?
Аскель сомневался, что эти знания дадут ему что-то, особенно учитывая то, что он и так был лучшим воином их поколения, по его собственному скромному мнению.
А тратить своё драгоценное время… ему было просто жаль.
Своё время он ценил.
Впрочем, выбора у него, вообще-то, не было — против приказа вождя идти было глупо и недальновидно, а любую глупость Аскель презирал, ведь она — слабость.
Оставалось только смириться.
Так или иначе, он в любом случае будет лучшим из всех, самым сильным и самым искусным, ведь среди своих ровесников он не видел равных себе, все они были слишком легкомысленными, слишком самоуверенными и самовлюблёнными в большинстве своём.
Все, кроме Миры.
Но она — отдельная категория.
Странная она.
Необыкновенная.
После того случая в лесу, когда Аскель наконец-то понял, с кем по незнанию, или наоборот, по знанию случайно ли или нет, связалась девушка, он её больше не видел, довольствуясь скупыми словами о том, что она в порядке, жива и скоро, надеялся тогда Плевака, придёт в себя.
Но в день, когда Мира очнулась, то есть, получается, вчера, она, нагло игнорируя здравый смысл, опять сбежала в лес к своему ручному монстру, который, наверняка, был только рад.
И Аскель не успел, да и, если честно, не пожелал следить за ней в очередной раз — мерзко это было, не по-человечески.
Не честно.
Мира сама выбрала, как ей жить, и ведь она даже никому ни о чём не врала.
Просто молчала.
А они и не спрашивали…
Аскель отказывался признаваться даже самому себе — в первую очередь самому себе! — что какое-то странное, жгучее, сжигающее даже, так похожее на гнев и в то же время на обиду чувство поднималось в его, как ему казалось, давно на сквозь промёрзшей душе, и от этого становилось ещё паршивее.
Ревность.
Он ревновал Миру, её внимание…
И это было глупо.
Так глупо, что Аскель несколько сосен разнёс в щепки своей секирой во время тренировок в лесу, в безуспешных попытках привести мысли в порядок.
Желание видеть почти идеал рядом с собой уничтожало его.
Как и желание стереть в пыль это «почти».
Ведь ещё совсем чуть-чуть некоторые моменты подправить, и Мира была бы иконой того, какой могла бы быть вообще девушка по мнению Аскеля.
Впрочем, его мнение уж точно никого не интересовало, особенно саму Миру, которая невозмутимо и равнодушно продолжала делать то, что хотела сама, не ориентируясь на других и не ожидая чужого одобрения, потому что знала — всем было плевать.
Всем.
Всегда.
Вдруг Аскеля из размышлений вывело ощущение чужого, направленного на него взгляда, недоброго, прожигавшего насквозь, и это было жутковато.
Чужое внимание напрягало.
Он резко обернулся на смотревшегося и неожиданно для самого себя наткнулся на недовольный взгляд пронзительно-жёлтых глаз Миры, и это даже заставило его смутиться.
Жёлтых?
С каких пор её глаза стали жёлтыми, если они всегда были янтарными?!
— А она что здесь делает? — не дала ему закончить мысль эта назойливая муха, которую было всеми принято именовать Сморкалой Йоргенсон.
Девчонка вся некрасиво покраснела от возмущения, указывая полноватым коротким пальцем в сторону Миры, даже не обратившей внимания на распинавшуюся перед ней племянницу вождя.
Это даже позабавило Аскеля.
Однако, это лишь ненадолго сбило Хофферсона с недодуманной им мысли, к которой он всё же вернулся, дабы закрыть этот вопрос.
Иначе он просто не мог.
Причины изменения у Миры глаз были парню не известны, и он решил учитывать все вероятности вплоть до того, что ему банально показалось, но надежды на то было мало.
Слишком мало.
Катастрофически.
Однако, что ему было известно про людей с драконьими глазами? Ничего по сути, не считая недавнего рассказа Стоика о Сыне Луны, который, говорят, на мир смотрел глазами Фурий.
Погодите-ка…
Сына Луны.
Мира.
Нападение.
Исцеление…
То, что эти моменты были взаимосвязаны, Аскель понимал с самого начала, но раньше просто не придавал им такого значения и не выстраивал всё в такую цепочку, благодаря которой многое, если не всё, становилось понятным.