Глава 1. Стас
– И что это за балет в ночном клубе? – «Порнографический», думаю я, сворачивая на нужную улицу. Все-таки в Питере дышится легче. А пробки не столь длинные и раздражающие. Погода? Ну мне пока нет и тридцати семи, так что жаловаться сырость я не буду. Весна, мать её.
– Это экспериментальная постановка очень известного московского режиссера… – Тоня перестает подкрашивать губы, как по мне и так достаточно намазанные и хмурит фигурные брови. Вспоминает.
В Антонине Морозовой все было фигурным и намазанным. Несколько исскуственным, я бы даже сказал.
– Не помню фамилию, – пожимает она круглыми плечами, и растегивпет пару пуговиц на блейзере, открывая крупную грудь.
Брови не могли так естественно быть подкрашены, а отличная фигура результат многочасовых тренировок. Она по своему хороша, но никогда не сравнится с естественностью… Маши.
Визг шин! Звук клаксона.
Блять!
– Стас, аккуратнее! – вскрикивает испуганно Тоня дернувшись, когда мы чуть не врезаемся в BMW впереди нас.
– Задумался, – раздраженно бурчу я себе под нос и – спасибо небесам – нахожу парковочное место. Уже темнеет и свет фар проезжающих машин закрывает обзор.
Спустя еще минут десять мы с Тоней проходим в богемное заведение «Сладострастие», чем-то напоминающее московский Парадиз со смесью борделя. Красные ткани, кожанная мебель, круглая сцена и четыре шеста по периметру. Осмотревшись, мы сразу машем друзьям.
Нас уже ждут за заранее заказанными столиками Борис с Владой. Давно и прочно женатая пара, так называемые «чайлд фри».
Усевшись прямо напротив сцены мы делаем заказ. Апперетив. Дайкири для Тони и… чай для меня. Ненавижу чай.
Только мы с темноволосым Борей начинвем обсуждать последние исследования в области рака, как девчонки – чьи профессии далеки от медицины – на нас шикают:
–– Потом обсудите своих больных.
Мы с коллегой по несчастью насмешливо переглядываемся и я тихо спрашиваю:
– Обнаженка, то хоть будет?
– Обижаешь, – шепчет тот, жадно взглянув на задницу пробегающей мимо официантки. – Конечно. Чего бы еще я сюда приперся?
Я ухмыляюсь и многообещающим взглядом благодарю официантку за принесенный чай. Хотелось виски. Но я зарекся.
Откинувшись в удобном кресле, обитым красным бархатом, я как и друзья принимаюсь смотреть представление. Громкая музыка. Смесь классики и дипхауса. Сначала выходят голые по пояс парни. На головах шахматные фигуры. Черные. Белыми были разумеется девушки. Белые лосины или колготки. Видно плохо. И та же обнаженная грудь. И разумеется все на… пуантах.
Мне словно пинают в грудь, настолько быстро из легких выходит весь воздух. Судорожный хриплвй вдох.
Я узнаю ее сразу.
Слишком хорошо запомнил каждый ракурс в который может повернуться ее тело. Слишком часто разворачивал его в разные позы, пока вставлял член.
Но это была не моя Маша.
Пародия. Насмешка. Иллюзия.
Намалеванное лицо, ноги в чулках и обнаженная подрагивающая в такт движениям грудь, выставленная на всеобщее обозрение.
Я знаю, что мужики в зале смотрят не только на нее, там было несколько танцовщиц, но зверь внутри меня, спящий целых три года, внезапно подал голос. Восстал на дыбы, заставляя меня сжимать челюсти и скрежетать зубами.
Я на секунду отверочаваюсь, но как загипнотизироанный возвращаю взгляд обратно. Ревную?
Нет. Это не моя Маша. Она бы никогда не опустилась до танцев на шесте в низкопробном, ну ладно, пусть и нормальном, но ночном клубе. Ночном, блять, клубе!
Я просидел не шевелясь, сжимая подлокотники до побелевших костяшек и почти не дышал все тридцать минут.
Не знаю о чем спектакль. Кто главный герой, и что за костюмы были на актерах. Мне насрать.
Стало насрать и на Тоню, что что-то пыталась мне втолковать.
Я смотрел только на Машу.
Не мою Машу. Красивую суку, которой она стала, нагибаясь низко и раздвигая ноги так широко, что кажется вот вот и колготки в сеточку порвуться.
Так широко, что воспоминания, когда я брал ее на столе, точно в такой же позе пришибли меня кувалдой возбуждения и злобы.
Музыка – Вивальди кажется – Отдавалась в мозгу болью, в глазах уже искрило, но я продолжал смотреть и впитывать когда-то потерянный образ. Продолжал глотать этот кактус, не прожевывая.
Это не моя Маша. Наверняка двойник или потерянная сестра близняшка. Кто угодно.
Только не она трется о шест, так развратно и сжимает вокруг него ноги, как никогда не сжимала мои бедра.
– Вот, Сука!
Я вскочил и привлек тем самым внимание. Но меня спасли от объяснений последние аккорды музыки. Зал рукоплескал актерам и я вместе с ними. Но медленно, не сводя взгляда с уходящих за кулису актеров.
Интересно заметила меня? Узнала? Когда-то она могла меня почувствовать даже сквозь свет и жар софитов. А сейчас?
– Стас, ты куда? – спросила Антонина, когда я сделал шаг от столика. На нем стояло виски Бориса. Я даже не думая, что делаю, опрокинул его в себя махом и даже не поморщился. Горячительное растеклось во мне как ненависть с привкусом похоти.
– Стас!
– Мне надо проверить, – да, очень надо проверить, не соврали ли мне глаза и чувства. Потому что член отозвался на Машу, моментально, как и раньше. – Чистые ли туалеты, – нашелся я. – Столько заразы сейчас бродит.
– Минздрав предупреждает, всегда проверяйте туалеты, – посмеялся Борис и девушки улыбнулись.
– Я быстро.
Не посмотрев на Антонину я рванул вперед и быстро стал искать взглядом возможные вход в служебные помещения.
Меня конечно, не пропустили. Сначала. Пока не показал козырь в любой ситуации.
Когда тысячная купюра пополнила бюджет охранника Толика, я все-таки направился туда где раздавались голоса и смех. И почему мне не было весело?
– Толик.
Тот обернулся и сделал вид, что не перепрятывал бумажку.
– А девочек у вас снимают?
Высокий, чуть горбатый охранник отвел глаза и переступил с ноги на ногу.
Мысль, что Маша пошла по наклонной могла и убить меня, но знать я был должен.
– Вообще-то говорить о таком не положено. Сами понимаете, правила.
– Понимаю, – кивнул я и ловким движением фокусника в карман Толика опустилась еще одна купюра.
– Можно, но это не дешево. Сами понимаете. Они же танцовщицы, – возвел он руки и глаза к потолку. Понятно, что он не мог позволить себе такого удовольствия. Зато мог я. Должность хирурга и заместителя центра трансплантологии это позволяла.
Я ухмыльнулся и, развернувшись, направился туда, куда и собирался.
Разобраться. Действительно ли Маша стала шлюхой, или это просто не она. Или…
Когда я увидел ее стоящей у зеркала, меня парализовало. Воздух стал густым, как клей.
Сердце казалось сейчас выскочит, как сильно оно забилось. Нет, спутать невозможно.
Потому что родинку на заднице я помню слишком хорошо. Как и то, что Маша клялась
никогда не под кого ложиться ради денег.
Ну что ж. Я ее обманул, она обманула меня.
Из гримерной выскочила девчонка. Если бы не макияж и грудь третьего размера, дал бы лет пятнадцать.
– Ой, – пискнула она, влетев в меня, но тут же задрала голову и ее губ коснулась соблазнительная улыбка. – Тебе кого позвать, красавчик.
– Синицыну.
– Кого?
– Машу.
– А, гастролерку, – она уже развернулась обратно к двери, но я остановил, тронув влажное от пота плечо. – Скажи, что к телефону зовут, не описывай как выгляжу.
Она подмигнула мне и зашла в гримерку. Оттуда палило жаром пота, запахами духов и лака для волос. Но не один запах не смог перебить ее.
Легкий дурманящий, от которого словно пьянеешь. Запах малины и мяты. Ни с чем невозможно спутать этот арромат любимой женщины.
Я быстро открыл ближайшую дверь. Отлично! Там оказалась кладовая.
Руки уже тряслись от предвкушения. Но я встряхнул их.
Просто спрошу, как дела.
Вот и все.
Привет. Как дела.
Как дела? Я чуть не сдох без тебя, а ты сиськами трясешь. Как дела?
Давай, же, малыш.
Как только Маша переступила порог, выйдя в коридор, я на минуту залюбовался сосредоточенносттю на ее лице, острыми скулами, большими глазами. Но вместо «привет, как дела» я зажал ей рот рукой и втолкнул в темное узкое помещение.
Я хотел поговорить, правда хотел.
Хотел спросить, как она докатилась до такой жизни. Но вместо разговора, зажимал ей рот рукой и наваливался сверху, прижимая к стене, раздвигая ноги. Я чуть приподнял ее коленом, потирая между ног.
Я хотел поговорить. Ну, правда хотел!
Но вместо этого, невзирая на ее ярое сопротивление, стянул безразмерную футболку, сразу сжав рукой грудь с твердым камушком соска.
Ох, как часто я о ней фантазировал. Вспоминал, как она стонала, когда я вылизывал ей соски или выкручивал их пальцами, вбивая в любую доступную глазу поверхность.
Мозги уже не работали. Сознание заполнила вязкая, тягучая похоть. В паху горело, гнев и обида требовали выхода. Сперма требовала выхода. Член болезненно налился кровью, терся о боксеры, рвался наружу.
Я правда, хотел просто поговорить, но ощутив в своих жадных руках упругую задницу не смог связать и двух слов. Только рычал как животное, срывал колготки как животное.
Пальцы дрожали подбираясь к заветной цели. Она сопротивлялась, извивалась как эпилептик, царапала кричала. Мне все было не почем. Я имел цель, а хотел поиметь Машу. Прямо сейчас. Оказаться внутри. Там где тесно узко, горячо. Охуенно.
Средний палец наконец погладил на удивление влажные складочки, потер взбухший клитор и толкнулся внутрь. Палец обволокло влажнвм обжтгающим теплом и я ъ рванно выдыхаю.
Маша дернулась и стала со всей дури хлестать меня руками, Но меня уже было не остановить.
И сделав во влагалище – все таком же узком влагалище – пару движений, я прошептал на ухо:
– Не дергайся. Малыш. Это же я.
Глава 2. Маша
Этот низкий голос полоснул по сознанию ржавым скальпелем, загоняя микробы образов из прошлого и вскрывая старые раны. Все сопротивление с моей стороны сошло на нет, так же быстро, как мужчина, то есть Стас, стянул с меня давиче тунику.
Полумрак не прячет от меня этот ужасающий и выпивающий мою душу взгляд
Мыслей не осталось, а душивший меня, обжигающий стыд из-за острого возбуждения, что вызвало во мне грубые прикосновения незнакомца унесся прочь.
Ну, еще бы не стыдиться.
Какой – то мужик раздвигает тебе ноги на грязном полу клубной кладовки, тискает грудь, а ты хоть и сопротивляешься, кричишь о помощи, но течешь как сука. Изнемогаешь и сдерживаешь желание поддаться ему всем своим натруженным танцами телом.
А все запах.
Головокружительный, манящий, древесный, настолько знакомый, что сердце замирало и тут же отбивало свою долбанную чечетку.
Наверное, было глупо рассчитывать, что приехав в Питер судьба не столкнет нас лбами. Но я верила в это. Ведь Питер огромный, едва ли меньше Москвы, где я жила с рождения. Танцевала для себя, работала для других, любила его, трахалась с ним, ненавидела его!
Откуда в богемном ночном клубе возьмется хирург из престижной больницы?
И вот Стас на мне, его палец во мне, а губы до невозможности нежно касаются шеи, режут чувства наголо кончиком языка. Рисуют узоры, сравают с губ стоны.
Я не могла поверить, что это не сон.
– Стас.? – только и пискнула я, и совсем расплавилась, стала безвольной марионеткой в сильных умелых руках кукловода.
– Да, малыш, да, это я. Твой Стас, – говорил он найдя в темноте мочку ушка, пока его средний палец продолжал растягивать мое лоно, а большой ласкать клитор. – Это Стас.
Я поверила.
Все говорило о том, что именно его взгляд я чувствовала, пока позорилась на сцене с голой грудью.
Но стоило проверить, стоило убедиться окончательно.
Поэтому я начала оглаживать его взлохмаченные светлые волосы, плечи, все такие же широкие, напряженную спину, упругие ягодицы, и наконец, коснулась пояса брюк.
Бугор в них давил мне в бедро, и скоро, я знала продавит и складочки между ног, вонзаясь в лоно. Это было так же неизбежно, как солнце поднимется на востоке., а метро закроется в двенадцать.
Пока Стас продолжал ласкать мне кожу на шее, пальцами второй руки водить по губам, я привычным движением расстегнула ремень и сразу полезла в брюки… и вот здесь ошибиться было невозможно.
Это Стас.
Слишком часто я держала этот член в руках, во рту, в себе. Испещрённый венами, с крупной головкой и нежными словно обтянутыми шелком яичками.
Идеальный.
Я пробежала по стволу пальчиками, ощущая, как сильно он пульсирует в такт тяжелому дыханию самого Стаса.
Сам бывший любовник и жених прижимал меня к полу, целуя мне шею, уши, лицо, обжигая дыханием.
– Маша.
– Стас. – шепнула я и наше дыхание смешалось, а следующий миг безумие достигло апогея.
Губы соприкоснулись, руки сжались сильнее, сердца стучали в унисон.
Стас по звериному рычал, стискивая мои губы в грубом, рваном поцелуе. Протолкнул язык в глубину рта, совершая, те же круговые движения, что и его палец во моей киске и на комочке нервов.
О, мамочка, дай мне вытерпеть эту сладкую пытку.
Я неистово отвечаю на поцелуй, ласкаю губу верхнюю всасываю языке, потому ни на что другое не осталось желания и гордости. Я упиваюсь его жадными животными прикосновениями, руками, одна из которых так и тискала мне грудь, а палец другой продолжал толкаться внутрь, вырывая всхлипы и хныканье от импульсов экстаза, что били как электрошок все тело.
Медленно и мало. Я хотела больше, я хотела полностью осознать, что рядом Стас, что именно он навалился на меня в темноте, потому что, с той же страшной силой скучал и погибал без меня, как и я.
Конечно, как и я.
– Стас…
– Маша. Дай мне. Пусти меня…в себя – бормотал он, словно от этого зависела его жизнь и с влажным звуком вытащил пальцы.
Он провел ими по всему моего телу, вычерчивая влажную дорожку, от дрожащих ног, до острых чувствительных сосков, а затем обвел контур губ, верхней, нижней.. И всунул палец в рот.
Свой вкус не был неприятен, он возбуждал сильнее, пока я обсасывала его пальцы. и от этого меня лихорадило еще сильнее.
Я стала сжимать член в своих руках сильнее, а затем просто выпустила его на свободу, невольно раздвигая ноги шире.
Там уже был потом, и я ждала ковчег моего «Ноя».
Да, да. Хочу, быстрее.
Ощутить его всего, в себе. Понять что это не один из бесчисленных снов о прошлом, а реальность, такая сладкая реальность.
Такой сладкий мужчина. Такой вот Стас, по фамилии Сладенький.
Его терпкий запах, крупное тело, поцелуи, сильные руки. Я доказывала самой себе, что это не белая горячка.
Прикосновение к половым губам горячей влажной головки было, как удар тока, пронзившее мне дефибриллятором сердце.
Три года я словно находилась в литургической коме, и вот я ожила. Снова зацвели цветы на моей личном засохшем лугу чувств.
Я застонала и выгнулась уже сама, насаживаясь на свой личный «дефибриллятор».
Стас пальцами сжал мою талию, почти смыкая их на пояснице, сдавливая живот, но лишь на мгновение.
Потому что его ждала попка, которую он обхватил двумя руками, пока его губы накрыли сосок, втянули его в рот и стали перекатываться на языке, как сладкую мягкую карамельку.
Он не торопился. Проникал членом медленно, смакуя каждую секунду, а меня этим доводил до исступления.
Еше. Немного.
– Так тесно, Маша, так охуенно тесно.
Моя плоть, как родная приняла его член, обхватила в тугое кольцо и Стас дернулся, утробно застонав, когда добрался таки до матки, почти полностью засунув член в меня.