Так мы и лежали, наполненные похотью и желанием, что вылилось в это мгновенное безумие, называемое животным совокуплением.
И это в первую за три года встречу.
Трудно было поверить, что я снова чувствую этот член в себе, прижимаю это тело, дрожу, целую эти губы и упиваюсь жгучим ощущением забытого наслаждения.
Самообладание уже давно было где-то похерено в глубинах сознания, а голова пуста как мыльный пузырь.
Остались только инстинкты, желания, похоть.
Он. И я. Под ним.
Пружина внизу живота скручивалась сильнее, и я всхлипнула. Нега была невыносимой, а по щекам от напряжения потекли слезы.
Теперь очнулся и Стас, тяжело дыша и продолжая держать во рту сосок. Он переключился на другую грудь, так резко что я вскрикнула и стал двигаться глубокими толчками.
Медленно, натяжно назад и резко обратно. Медленно…и резко. И снова. И снова.
Это чередование заставляло меня подрагивать, дрожать, и стонать, закидывая голову назад и оттягивая его волосы пальцами.
По нервным окончаниям, словно кто-то водил оголенным электрическим проводом и все это шло в мозг.
Я не хотела, чтобы все это заканчивалось, но терпеть эту сладкую боль больше не было сил. Я провела руками по телу Стаса, пусть и полностью одетого, но не менее возбуждающего.
Он перестал терзать мою грудь и напал на губы. Какой же это кайф. Ласкать языком эти твердые прохладные губы, упругий язык. Делать это все снова и снова, чтобы доказывать самой себе.
Я не сплю.
Он настоящий и его член во мне, что увеличивал скорость, настоящий.
Стас крепче взялся за мою задницу, сжал ладонями, и, не прекращая жадного поцелуя, стал меня на себя насаживать.
Резко. Горячо. Грубо.
Наши тела были единым целом, соприкасались с каждым пошлым ударом, звук которого смешивался с нашими тихими полустонами полурычаниями.
Каждый толчок отдавался в мозгу приливом крови и я вскрикивала ему в рот и сжимала пальцы уже на крупных плечах.
Мне хотелось еще быстрее. Грубее. Я хотела. Чтобы эти чувства навсегда остались во мне. Чтобы Стас навсегда остался во мне. Со мной.
И он без слов понимал меня.
Стал двигаться резче, острее проникать, вталкиваться рывками. Пронзать снова и снова.
Совершая ритуальный обряд посвящения в свою религию. Но это было лишнее. У моего тела давно был бог и сейчас он вернулся и доказывает свою власть. Снова и снова. Обжигает поцелуем, заново выжигает клеймо.
Но это не могло продолжаться долго. Я ощутила как близко взрыв удовольствия. И сколько бы я его внутренне не оттягивала, сотрясаясь от мощных, остервенелых толчков Стаса, он ворвался в сознание и поглотил меня звуковой волной.
– О, Ста-ас, – вскричала я, впиваясь в его рубашку ногтями и слыша треск ткани, зная что и на коже останутся следы. Мои следы.
Я задыхалась в собственном безумии, чувствуя как Стас таранит меня на немыслимой скорости, его рычание слилось в единый стон, а в следующий миг он вошел в меня настолько глубоко, почти достав до матки, что я дернулась.
О, Господи!
Оргазм меня не отпускал. Держал в своих лапах и тряс, пока сперма мощным потоком заливала мне лоно.
Почти в тот же миг, когда оргазм схлынул, меня выбросил как рыбу на берег осознания своего позора и погибели.
Я раскрыла глаза, понимания, что сейчас произошло.
О, боже, боже боже!
Я трахалась со Стасом!
Я. Трахалась. Со Стасом.
Отдалась ему со всем возможным удовольствием на пыльном полу какой-то подсобки. С тем, кто не только предал меня, но и игнорировал призывы о помощи.
Кто уже давно находился в отношениях с чужой женщиной.
Кто даже не удосужился раздеться.
Кто вместо приветствия затащил меня в коморку и изнасиловал.
Я, задыхаюсь от стыда, напрягаюсь всем телом и пытаюсь столкнуть тяжеленное, родное тело. Вес и раньше был больше. Сейчас казалось он стал шире в плечах. Это сколько ему сейчас. Уже тридцать шесть.
– Слезь с меня! – шиплю в ухо и упираюсь руками в грудь. Уйди, дай вздохнуть, дай выдохнуть и не начать снова тебя умолять взять меня. Снова и снова!
– Что, – едко усмехается он, все еще тяжело выдыхая мне в шею. – Сеанс закончен?
Он вытаскивает член и тяжело откатывается в сторону и я вдруг ощущаю пустоту внутри себя и прохладу окатившую разгоряченное влажное тело. И вот мы рядом, вздохи выдохи, рваные, быстрые, как после скачки.
И словно не было этой разлуки. Словно сейчас мы встанем и вместе пойдем в душ и он будет смывать сперму с моих ног, а потом вылизывать натертые нежные складки между ног. Так медленно и тягуче. Доводя меня до края и снова возвращая в реальность.
Размечталась.
Поворачивает ко мне голову, обхватывая взглядом обнаженное тело, а я сразу откатываюсь к стене, и прикрываюсь согнутыми коленями. Ни капли деликатности.
– Сеанс? – пытаюсь понять, о чем он говорит.
– Ну да, – в свете из-под двери я различаю огрубевшие черты его лица. Он зол. Очень зол. – Сеанс эскорта или как там у вас элитных проституток называется.
Что?!
Я раскрываю глаза шире, не веря собственным ушам. Гнев во мне взметнулся столбом, и я, нагнувшись, замахнулась и смогла задеть его пальцами, щелкнув по лицу.
Он не шелохнулся, продолжая рассматривать мое обнаженное тело в полумраке. И я замираю, не в силах ни обижено поджать губы или отвернуться.
Я просто смотрю.
Я вижу, как он выглядит. Все также сексуален и строг. Все с той же опасной и притягательной аурой. Я знаю, какова я сейчас. Конфета без обертки. Начинающая таять под этим требовательным взглядом.
Мы просто сидим. Долгие несколько минут, испепеляя друг друга взглядом. А у меня уже внутренности в тугой узел скручиваются.
– Я бы повторил, – проговорил он откашлявшись и я с ужасом понимаю, что его слова не шутка. Про эскорт. Он верил в то что говорил, потому что в его руках оказалась пачка банкнот. – Сколько ты берешь? Хочу сказать, что час ты не отработала. Тысяча?
– Ты сошел с ума? – еле слышно хриплю и поднимаюсь, держась за стену. Уже плевать, что теперь от него ничего не скрыто. Он уже видел все. Он поднимается и сразу делает шаг ко мне и я чувствую запах денег, не смея шелохнуться.
Меня тошнит я отворачиваюсь и чувствую, как он проводит кончиком бумажки по острому соску. Рычу и откидываю его руку.
– Если ты думаешь…
– Мало? Две тысячи? – едкая улыбка мелькает даже в полумраке и я не выдерживаю, замахиваюсь снова.
Схватил руку и упрямо посмотрел в глаза, затем вниз, на часто вздымающуюся грудь и дальше, туда где продолжала стекать его сперма.
Я не могла понять, как могла вообще любить этого человека. В кого он превратился? А может быть. его лицо было маской, которую я сама на него нацепила и поверила, что вот он настоящий.
Любимый, заботливый, надежный.
Эту картину мира в очередной раз разорвало его действие. Он просто схватил меня за сосок и подтянув к себе попытался поцеловать. Я толкаю его назад.
– Не смей меня касаться!
Он в одно движение, толкнул меня в ответ, прижав к прохладной каменной стене и поставил руки по обе стороны от головы, взяв в плен. Задирать голову не хотелось, но это был единственный способ заглянуть в его пустые глаза – омуты.
– Три тысячи?
– Да пошел ты, Сладенький, – рявкнула я и все-таки смогла избежать нового прикосновения к груди.
Просто проскочила под рукой и стала шарить в темноте. Туника есть. Где трусы.
Боже, стоило увидеть Стаса, ощутить его запах. Присутствие, как с меня слетели трусы. И кто я после этого. как не его личная шлюха. Но он может думать все что хочет, а мне надо сваливать.
Давно пора, ага.
Нашла на полу трусы, но взять не смогла. На них стояла его нога, обутая в тяжелый ботинок.
Потянула резинку трусов и недовольно посмотрела наверх.
Он смотрел на меня с высоты своего немаленького роста и упивался тем, как я ползаю в его ногах.
– Пять тысяч?
Пять тысяч за несколько минут. Или сколько мы уже здесь? Неплохо, да. Расценок я не знаю, но это точно не плохо.
Деньги бы мне сгодились, но я никогда не возьму у Стаса ни копейки. Ни теперь, когда он оказался такой мразью.
Поднимаюсь с пола. Плевать на трусы, пусть подавится, поеду в концертных.
– Сколько, Маша, – спрашивает, когда уже натянула тунику и сделала шаг к выходу.
– Я не шлюха! – громко.
– А судя по тому, как сиськами трясла на сцене, ты лжешь, – шипит и лыбится, скотина.
Я замялась. Стало неудобно и неприятно, но и оправдываться перед ним не собираюсь.
– Это случайность, – направилась к выходу. А в груди сердце кричало, «ну, еще немного».
Еще немного послушай его голос, повернись, попроси дать тебе член, снова ощутить его во рту и в себе. Надо уходить, но я медлю.
– Вот так и уйдешь?
– А тебе есть, еще что мне сказать? – повернулась я к нему и обожгла взглядом, впитывая каждую черточку, чтобы хватило еще на три года или на всю жизнь.
– Привет, как дела?
Издеваешься?!
– Да. Пошел ты на хуй! – только и говорю я, показывая средний палец.
Где же та девочка, которая и мат то произнести боялась. Она осталась где-то там. Танцует легко, без тяжести проблем и навалившейся ответственности.
А я изменилась. Нет, все осталось прежним. Волосы все также темны и шелковисты, а стан строен, глаза синие. Вот только душа. Там нет больше чистоты и невинности.
Жизнь сорвала ее как пластырь с раны и сдобрила рану солью. Все беды из-за мужчин. Смерть отца, предательство Андрея – лучшего друга, и Стаса…
Больше подумать не успела. Густую, наполненную похотью тишину между нами разорвал его шаг и мой стон, когда он накрыл мои губы.
Надо уходить.
Надо прекратить тереться об его тело и извиваться, когда он ведет рукой от бедра вверх, задирает тунику и сжимает грудь.
Но как же сладко движение его языка, как же сладко он прикусывает губу и заглядывает в глаза. Как же волнительно, когда его рука между ног. Как же здорово, когда его член уже скользит во мне.
Опять. Медленно назад и вперед, до упора. А губы продолжают совокуплять мой рот.
Боже! Ну и куда же я скатилась? Трахаюсь с тем, кто считает меня шлюхой!
Нет!
Толкаю его расслабившееся в сексе тело и пошатываясь, распахиваю дверь, впуская целый столб света и воздуха. Другого, не такого сладкого и возбуждающего.
И мысль: «Как жить без этого? Без него»
– Маша, – его голос звучит в темноте низко, как надрывная, последняя нота. Лица уже не вижу, только мужской силуэт и то, как он пихает не опавший член в брюки.
– Что?! Ты недостаточно меня оскорбил, нашел еще пару язвительных комментариев?
– Я женюсь.
Пошатываясь, иду в гримерку. Мышцы еще с выступления ныли, а теперь и вовсе…
В гримерке смех, запахи лака и пота бьют в нос. Неприятно. На меня никто не смотрит, кроме рыженькой, как ее Милана, точно, позвавшая меня к телефону. Дурость.
Она улыбается мне и подмигивает.
Она одна обратила внимание, что колготок больше нет, а идеальная высокая прическа теперь больше напоминает воронье гнездо.
«Я женюсь»
Ну и вали! Будь счастлив! Сдохни! Только оставить меня в покое!
Сажусь перед зеркалом и смотреть стыдно в глаза самой себе. Закрываю лицо руками и даю себе установку не реветь.
Не реви! Ты балерина!
Слова и наставления учителей балетной школы сейчас, как никогда нужны.
Ну, вот что это было? Опять повелась на сладкий запах и упругий член? Впрочем в моей жизни это и так было.
Может член и не такой большой, как у Стаса, но Афанасьев точно знал что с ним делать, правда меня не вставляло. Ну, вот никак.
Пришел.
– Привет кисоньки, вы были великолепны, – любезно говорит он всем, а целует мое плечо и я вскакиваю.
После поцелуев Стаса, его внимание кажется не изменой нет. Богохульством. Это как индийцу втихомолку есть говядину, или мусульманину свинину. Нельзя и все. Т
ем более, сладкоречивый красавчик Афанасьев вынудил меня впервые за два года работы выйти на сцену без лифчика.
«Это бизнес, детка. При чем тут наши отношения?»
– Все еще дуешься? – спрашивает так, как будто он в очередной раз набухался и проспал наше свидание. Вот, что за мудак? Два года уламывать, чтобы за несколько месяцев все похерить. Я бы влюбилась в него когда-нибудь. Наверное. Но сложно любить того, под кем представляешь другого.
И только напрягаешь всю силу воли, чтобы во время редкого удовольствия не закричать вместо Олега Стас.
– Я не дуюсь, – кривлю лицо и иду к своей сумке. Пора в отель. Потом на поезд и домой. Хватит на сегодня приключений. И скандал с Олегом, может стать одним из них.
И если со Стасом они стабильно оканчивались оргазмом, то с Афанасьевым лишь горечью.
– Просто я решила, что с меня довольно. Ищи себе другую стриптизершу.
Собираю вещи, надеваю джинсы, джемпер, чувствуя, как шерстяная ткань задевает чувствительные соски и знаю, что все девчонки навострили ушки. Пускай. С голой грудью появилась, потрахалась в подсобке, можно и прилюдно расстаться с мужиком.
– И что ты будешь делать? – задает вопрос Олег, вытягивая каждый гласный звук. Чисто так по Московски, сразу выдает свое не слишком радужное воспитание и манеры.
– Все что угодно, только чтобы никогда не участвовать в этом, – я сделала неопределённое движение рукой, – искусстве.
– На панель пойдешь? – усмешку на его лице хочется стереть оплеухой, но я зажимаю руку в кулак и иду мимо него.
– Полы мыть, детей учить, все что угодно, – в очередной раз чеканю я слова, как на демарше.
Машу девчонкам,нормальные вроде, без закидонов и выхожу в полутемный коридор.
На миг замираю.
Кажется что Стас еще в подсобке, сейчас выйдет, улыбнется редкой искренней улыбкой, обнимает, вернет время вспять.
То время, когда сердце заходилось от счастья, а горло хрипело только от криков экстаза.
Меня чуть вперед толкает Олег, и резко разворачивая, прижимает к стене.
Пытается поцеловать, но я отворачиваю голову и его слишком мягкие губы, касаются щеки.
На самом деле он вполне себе нежный, ну, а когда выпивает я стараюсь избегать встреч.
Старалась. Теперь надо заканчивать. Его ультиматум и встреча со Стасом быстро сместили приоритеты.
– Ты чего удумала? Один раз поругались и ты решила свалить в закат?
Иногда странно было слышать от него, тридцатилетнего успешного мужика подростковый сленг.
– По-твоему, то, что ты вытолкнул меня голой на сцену не повод расстаться? – поднимаю брови и снова отворачиваю его лицо, которое ко мне тянется. Сколько можно? – Или может быть твои пьянки. Или твои измены?
Да, Да он трахал других, ну так говорили. И судя по его побледневшему, виноватому лицу правду.
Почему я не закончила все сразу, как узнала. Хороший вопрос. И ответ на него слишком сложный и долгий, чтобы думать сейчас, лучше оттолкнуть этого придурка, что нависает надо мной и прижимается все ближе.
– Отвали, – уже яростно прикрикнула я и наступила ему на пальцы ног.
– Ладно, – примирительно говорит он и поднимает руки, морщась от боли. Злорадство это плохо, но и я не святая. Внутренне улыбаюсь.
– Виноват, признаю. Но Маша… Это бизнес…
– Ты повторяешься. Если бы ты еще в Москве сказал…
– И лишиться солистки? – спрашивает так, словно это я сморозила глупость. – Ты меня за идиота не принимай.
– И все равно я не буду с тобой трахаться, – насупилась я и, подтянув на плече сумку направилась в сторону выхода. Не пройдя и пары шагов слышу звучный смех.
Ну что еще?
– Ох, да не смеши меня, бревно и то более подвижно. Оставайся монашкой и дальше. Вспоминай своего врача, раз тебе так хочется. Но, Маша, – его тон голоса резко меняется и мурашки пробегают стрелой по спине. – Ты мне должна.