– Ты стал совершенно невоспитанным, – говорю я ему, стоя напротив и с ужасом смотрю на защелку, которая под напором его руки закрылась.
Эти защелки.
Меня от них еще в больнице в дрожь бросало. Один такой щелчок и нас окутывало странным липким притяжением, и нет сил противится сексуальному влечению, да и желания противиться тоже нет.
И сейчас оно никуда не делось: манит, гипнотизирует, заставляет не отрывать взгляда друг от друга.
Я что-то сказала про воспитанность. Правильно. Лучшая защита – нападение.
И зачем он сюда пришел, раз у него скоро намечается семейная идиллия?
– Ну, так и ты не восемнадцатилетняя девственница, – с иронией в голосе и взгляде напоминает он, и о, кошмар – делает шаг вперед.
А, ну стой!
– Не смей Стас ко мне приближаться.
Мы оба знаем, чем заканчивается этот проклятый щелчок двери.
– Сегодня ты была не против.
– Сегодня я еще не знала, что ты женишься. И все произошло быстро, я не успела подумать, – залепетала я, действительно чувствуя вину за слабость своего передка.
– Мне очень нравится, что в моем присутствии твой мозг отключается, – произносит он негромко, на уровне тигриного рычания и внезапно делает бросок хищника, сжимая меня руками и смотря сверху вниз.
Я уже и забыла, какой он высокий и большой по сравнению со мной, но все равно сопротивляюсь, упираясь руками в его твердую, как скала грудь. Я так любила на ней спать.
– Уйди Стас прошу, все давно кончено, – шепчу, чувствуя что сердце отчаянно кричит «Беги» Он снова сделает нам больно, растопчет и выбросит.
– Тогда почему ты течешь?
– Что?
Это как вообще? Его руки сжимают мне плечи, и он никак не мог понять, что…. Да, что между ног начался пусть не потом, но вполне себе – наводненьеце.
– Я слишком хорошо знаю запах твоего тела, когда ты возбуждена, и сейчас ты меня хочешь. – мягко шепчет он и касается губами щеки.
Эта ласка настолько не вязалось с тем, как дико бьются наши сердца, с тем как его желание уже прилично так давит на живот и совершает волнообразные движения. Он снова давал мне шанс отступить, оттолкнуть его, но его губы на лице творили волшебство и сил сдерживать его напор просто нет.
Так легко повторять себе, что он с другой, так легко понимать, что завтра я уеду в другой город, так легко наслаждаться тем, как он рисует узор вальса на моей щеке, собирая капельки воды, скользя по ним, задевая мочку уха, посасывая, вызывая нескончаемую ноющую сладкую боль внизу живота и пустоту. И только ему под силу ее заполнить.
Стас, проклятущий, знает каждую чувственную точку на моем теле, каждое эрогенное место. Он, скотина, знает, как меня вознести на высоту полета и отлично знает, как оттуда сбросить.
Напрягая мышцы рук и все-таки его отталкиваю.
– Хватит! Иди нюхай свою невесту.
Вижу его затуманенный взгляд и понимаю, отсюда я без его поцелуя уже не выйду, и хорошо если только поцелуя. Все равно задираю подбородок, показывая какая я сильная независимая женщина и пытаюсь обойти его.
Раз.
И мы как два танцора, не может разойтись в стороны.
Шаг делаю я, и в ту же сторону он.
– Ты издеваешься? – едко произношу.
– Почему Афанасьев?
– А почему собственно и нет. Он твоего возраста, так же сложен, и почти так же трахается.
Челюсти Стаса сжимаются, и мне его ревность доставляет какое-то извращенное удовольствие. Бесполезная ревность, ведь она ни к чему не приведет.
– Он кабель, – говорит резко, выдыхая мне в лицо аромат – сладкий манящий, как из детства и напоминает дни, когда я вместе с братьями близнецами лазила по садам и воровала вишню.
Ведь самые сладкие ягоды за чужим забором. Ведь запретный плод так манит.
Может поэтому я так залипла на Стасе, потому что неосознанно чувствовала… Он никогда не будет моим до конца. Судьба дала мне его в аренду.
На, малыш попользуйся, а потом я и дальше пойду блядствовать.
– Кто бы говорил, насчет кобелизма – зло, как-то на себя непохоже, ухмыляюсь я и проскакиваю под его, увитой мускулами, рукой к двери.
– Тебе я не изменял, кроме.
– Тот случай конечно был особенным? – с презрением произношу я. – Все ради карьеры, все ради денег и статуса, верно Сладенький? – шиплю и разворачиваюсь, чтобы посмотреть в его лживые, такие красивые глаза и утопаю в их серебре.
Эти глаза, только трепанацией можно вытравить из моего сознания и сердца.
– Ну, – ехидничает он. – Я смотрю ты недолго горевала. Олег в тот же день тебя утешил или вы для приличия сходили на свидание? – такой ядовитый тон, что и на меня сразу накатывает гнев и ярость.
– Ты, ничего не знаешь! – тыкаю его указательным пальцем в грудь. – Ты сидел тут, горя не знал, а я…
– А что ты? – хватает он меня за запястье и не дает вырваться. – Пошла в шлюхи?
– Да пошел ты! – вскричала я. – Просто, иди на хуй! Отпусти, я сказала, – уже реву я, но в миг оказываюсь с зажатым ртом и лицом к зеркалу.
– Не ори.
– Отпусти, – глухо говорю сквозь ладонь и не могу оторваться взгляд от пары в зеркале. Он выше, с широким разворотом плеч и светловолосый, хотя я вижу пару седых прядей и она, нежная, хрупкая, влюбленная в засранца.
И ни время и ни обида не смогли уничтожить тот холст, что мы с ними рисовали в течении года. Холст нашей вселенной любви и боли.
– Отпусти меня, Стас.
– Я был бы и рад, честно. – опаляет он горячим дыханием мое ухо и продолжает прерванную пытку. – Но я все еще чувствую запах твоего вожделения, малыш. Как я могу отказать себе в удовольствии попробовать его на вкус? Как мы можем не потрахаться… Последний раз…
Я плохая. Ужасная. То что я сейчас делаю грешно и неправильно.
Воровать вишню в чужом саду неправильно, как и млеть от ласк чужого мужчины. Млеть и выгибаться, чувствуя, как его член готов уже прожечь дыру в моей юбке.
Его губы уже давно завоевали ответственные позиции на шее и празднуют там победу – прикусывают кожу. Его рука на моей груди ликует. Она добралась до сосков и нежно их потирает между пальцами, но через ткань Стасу мало. Его руки вступили в сговор и пока одна нагло мнёт грудь, срывая с моих губ всхлипы, другая уже расстегивает крохотные пуговицы рубашки.
Миссия выполнена и вот я уже прикусываю губу от прикосновения Стаса к груди и их вершинам.
Надо бежать, бежать куда угодно – от него… от себя. Только разве сбежишь от себя, когда тебя так трепетно ласкают губы, когда тебя так властно обнимают руки. И желание бежать медленно растекается вместе с моими чувствами, что под давлением тела Стаса просто тают, как шоколад на солнце.
Он мое солнце. Всего раз, за все три года, я ощутила, как мир наполнился красками, всего однажды. Теперь же эти краски снова вошли в мой мир, раскрасили серость, заполнили чувства.
И нет сил противиться влечению. Искушению, в которое Стас превратил простую, почти невинную прелюдию.
Сжимаю бедра крепче, просто боюсь, как бы оттуда не потекло и чувствую щемящую нежность внизу живота.
Он разворачивает меня одним махом, молча смотрит в глаза и медленно, так медленно поднимает юбку, а под ней трусики, насквозь мокрые, по которым он ласково гладит половые, припухшие губки.
Времени снимать одежду нет, вообще ни на что времени нет, только этот вот такой поспешный последний поцелуй, последний секс, последняя встреча.
Только это мгновение. И я навсегда заберу его с собой, чтобы, когда настанет очередная жопа, доставать из сундучка воспоминаний и просматривать вновь и вновь. Думать о том, как грудь взбухает от его грубых ласк, как его губы втягивают в рот сосок, как его пальцы отодвигают ткань трусиков и проникают в лоно.
Долго-долго, он его растягивает, подготавливает одной рукой, а другой просовывает пальцы мне в рот, потому что еще немного и я сорвусь на крик экстаза. Такой рваный, хриплый крик.
Его пальцы во мне, мои пальцы в его волосах и от этого хочется верещать от восторга. Не в темноте, не во мраке сна. Наяву. Больше не сны. Больше не мечты. Он реальный, рядом, пусть не любит, пусть только хочет. Пусть только последний раз.
Пальцы в пещерке очень быстро заменяет головка члена. Она проникает неглубоко, вводит по складочкам, щекочет, собирает влагу и вот я уже мычу и чувствую, как медленно – миллиметр за миллиметром, он разрезает своим телесным скальпелем на двое все мои чувства и эмоции. Как он скользит внутри, как мое взбухшее влагалище гостеприимно его обволакивает.
Член внутри, до самого конца, а мои ноги разведены так широко, что я спокойно ставлю их на столешницу раковины и смотрю вниз. На то, как идеальны эти соединенные тела, как идеально соединение.
– Маша, – только и выдыхает Стас, наклоняется вперед и почти опускает мое дрожащее тело на спину, а затем вытягивает из меня член, как ниточку из одежды, полностью, а потом сотрясает мощным скользящим выпадом. До конца и снова назад. И так по кругу, доводя меня до конвульсивного сумасшествия.
Медленно назад и резко внутрь.
Я просто сойду с ума, от того, как это сладко, как от этого уходит земля из-под ног, как от этого все плывет.
Но течение быстро ускоряется, как и движения тела Стаса.
Он убирает мне пальцы изо рта, чтобы двумя руками ущипнуть соски, потянуть на себя и быстро поглотить мой очередной вскрик яростным поцелуем.
Он нависает как скала, полностью одетый, но по животному страстный и непреклонный. Я не могу оторвать взгляд от него, не могу даже воспротивиться своим чувствам к нему. Ненавижу, презираю, но бесконечно хочу.
Стас делает шаг назад, собирает мои ноги вместе и сгибает в коленях, упирается в них руками и снова втискивается во влажное нутро.
Но на этот раз нежности не осталось, голый неистовый трах, который низводит все высокое в разряд похоти.
И я наслаждаюсь и этим. Рваными, резкими толчками, голодными поцелуями и непрерывным магнетическим контактом глаз.
И молчание. Оно сейчас золото. Кажется, скажи слово и пробьет двенадцать ночи. Только вот Стас не принц, а я не будущая принцесса. Сейчас мы больше похожи на персонажей фьюри, совокупляющихся животных рычащих и стонущих, не обращающих внимания ни на мораль, ни на место, ни на людей что ждут нас на вечеринке.
Все заканчивается слишком быстро. Несколько мгновений ослепляющего восторга, оргазм поглотивший вспышкой разум и новое осознание.
А ведь, ты прав Стас. Я действительно стала шлюхой. Только ты сам меня в такую превратил, в личную, на все готовую путану.
Не хочу отпускать его из объятий, не хочу чтобы этот момент заканчивался. Мы так и лежим: соединенные, потные, и долго-долго не можем очнуться, не хотим выходить из этого эротического тумана, который заволок наши мозги.
Ну, раз не хотите вы, то пусть будет кто-то еще, – решила за нас судьба оглушительным стуком в дверь.
– Маша, тебе совсем плохо? Может врача вызвать? – насмешливо говорит за дверью Афанасьев, очевидно уже прознавший о нашей отлучке, закончившейся случкой.
Стас смотрит мне в глаза и ждет, когда я отвечу «заботливому» Афанасьеву.
– Тошнило что-то. Сейчас иду.
– Давай, давай, а то вас уже ждут.
Стас с пошлым звуком покидает мое тело и подходит ко второй раковине, ополаскивая так и оставшийся твердым член и поглядывает, как я свожу ноги и медленно спускаюсь на пол.
Ноги не держат и Стас пытается меня поддержать, но я отклоняю его руку и отхожу в сторону, чтобы поправить одежду.
Приведя себя в порядок и подмывшись, выхожу первой и уже двигаюсь в сторону выхода, как вдруг, чувствую вибрацию.
Смотрю на телефон, еще тот самый, подаренный Стасом, оглядываюсь выяснить, не подслушивают ли меня и отвечаю Марку.
– Маму опять забрали в больницу. Сегодня нашел ее без сознания, – вот здесь ничего нового. Последние два года она почти оттуда не вылезала.
– Позвони Тамаре Михайловне.
– Да как бы уже, просто…
– Ну что? – Уже злюсь на брата и его около до около. – Говори, как есть.
– Сердце отказывает. И это уже. ну совсем.
Глубоко вздыхаю и прислоняюсь лбом к прохладной стене. Это конец. Как ни ужасно, но болезнь матери стала уже нормой, к ней мы привыкли. А вот смерть. Где взять сердце женщине за пятьдесят. Её даже рассматривать не будут.
Теперь я стала немного понимать ту девушку, что убила ради своей матери. Сейчас я была недалека от этого.
– Завтра днем буду, – продолжаю разговор. – И приготовь с утра что-нибудь нормальное, а не жареные яйца.
– Чем тебе яйца… – дальше уже не слышу, шум в ушах и отчаянье заполнили голову. Придется уходить с учебы. Это уже давно было известно. Только зря время тратила.
Резко оборачиваюсь и охаю, тут же уткнувшись носом в знакомую уже несколько мятую рубашку. Интересно, по мне тоже видно, чем я занималась.
– Тебя не учили, что подслушивать нехорошо?
– Рассказывай, – требует он, и меня бесит этот повелительный тон.
– Знаешь, что! Просто отвали! – отталкиваю его, но тут же Стас возвращает меня к стене и ставит руки по обе стороны от головы. Возбуждение получившее свой законный финал больше меня не тревожит. Скорее гнев, что Стас ведет себя так, словно не в курсе…
– Я прошу оставить меня в покое. Ты сам сказал, трахаемся последний раз.
– Маша, – рычит он и бьет кулаком стену, так что я невольно вздрагиваю. Я уже и отвыкла от такой страстности. – При чем тут секс? Как давно твоя мать больна?
– Ты задаешь тупые вопросы! – Злюсь, снова толкаю его в грудь. – Ты с точностью до моего телефонного звонка должен знать, когда заболела мать. Кому по-твоему я первому позвонила?
Стас делает такое лицо, словно я его сковородой и по башке, прямо сейчас. Отходит на шаг и долго-долго хмурит брови.
Глава 5. Стас
Стою и просто не втыкаю, как подобное могло произойти. Как я вообще мог пропустить Машин звонок. Пропустил, и теперь она смотрит с укором, не верит в мое удивление.
– Маша, я.
Отворачивает свое красивое лицо и убегает из коридора. Хлопок двери, как пощечина.
Пытаюсь вспомнить, когда я выпускал из рук телефон. Первые полгода тупо перелистывал наши фото.
Потом нахер удалил и долго перелистывал их в голове. Потом две недели искал специалиста, чтобы фото восстановили.
Думаю, не трудно догадаться, что с работой в тот момент было туго. Я просто перестал появляться в больнице.
Перестал практиковать. Бухал. И так бы и было дальше, если бы однажды в моей заросшей грязью квартире не появилась Тамара.
Она как полководец, взяла пехотинца и сделала из него сержанта.
Сначала я даже не понял, что происходит, просто она приходила, убиралась, готовила есть, садилась за книгу и читала мне медицинские сводки.
И где-то на одной из них, выяснилось, что я хочу вернуться в хирургию. Её отец держал для меня место по просьбе моей матери. И несмотря на то, что я всем и вся был должен, взять в руки скальпель была великая радость.
Смотрю как Тоня прощается с последними гостями и иду к дивану. Сажусь и наигранно расслабляюсь, хотя сердце стучит гулко, а нервы натянуты, как струна.
Значит, она решила, что должна вмешиваться во все аспекты моей жизни?
Удивительным образом только на жизнь Маши я влиял в полной мере, остальные же женщины влияли на мою. Неплохо влияли, но счастья не приносили.
Вечно всем должный, вечно ото всех зависимый.
Тоня распускает темный каскад волосы и взяв мартини со подноса официанта идет к темному коричневому креслу рядом с моим. Садится и закидывает ноги на пуфик. Протяжно вздыхает, удовлетворённо наблюдая за уборкой.
– Как же я рада, что они все ушли.
Смотрю, как один из официантов, подрабатывающих студентов медиков, прячет улыбку, кивает мне и уносит грязные бокалы.