А кому я не должна? Вот самый главный вопрос. Ответственность, родственные обязанности, долги, отношения. Все это давно стянуло на моей шее такую удавку. Что глубокий вдох стал мне только сниться.
– Вся твоя помощь была добровольной, – напоминаю я тихо, проскальзываю под рукой и иду по коридору в сторону выхода.
– Слушай, слушай, ладно! – уже на улице догоняет меня Олег и встает передо мной, я складываю руки на груди и жду его очередную ложь, оправдание, убеждение. Он бы танцевал так же, как он пиздит, цены бы ему не было.
Наверное по моему взгляду понятно, что я не настроена на интимный диалог, поэтому он поднимает руки вверх, мол сдаюсь, и делает шаг назад.
– Я понял, понял. С твоим Стасом мне не сравниться. – Он закатил глаза. – Бла-бла, он лучший ебарь на свете, но я помогал тебе, тогда как он просто наплевал. Помоги и ты мне. Сегодня, последний раз.
И вот здесь мне сказать нечего. Да, очень помогал. И поддержку и мотивацию давал, когда бросить учебу хотела.
Он тот мощный канат, за который я цепляюсь, когда меня накрывает очередной волной проблем и ответственности.
Я и спать с ним из благодарности начала.
Думаю, он это понял в первый же раз, когда я вместо того, чтобы страстно ответить на поцелуй его опытных губ, сжала свои, и напрягла тело. Он же, с присущим ему упорством не остановился и только ласково говорил, что уж его жар точно растопит любую ледышку.
Старался, пыхтел, увеличивал скорость проникновения, а я только уплывала на волнах памяти, снова и снова возвращаюсь, к минутам, когда рядом был любимый.
Сотрясаясь от толчков его члена, я не ощущала и доли того возбуждения, когда просто находилась в плену глаз Стаса или в его сильных увитых мышцами руках.
– Что ты хочешь? – устало спрашиваю я, и обхватываю себя руками. Все-таки ветра в Питере были промозглыми, да и ночь уже.
Победное выражение на лице Олега высвечивает уличный фонарь. Он красивый, когда серьезный, а вот сальная улыбка делает его похожим на шута. Неприятно.
– Малость. Сгоняй со мной на автопати. Телка одна – местная богачка – устраивает. Сливки питерского общества.
Я поднимаю брови и Афанасьев правильно понимает мой невысказанный вопрос. А что, я-то там забыла?
– Мне там один чувак нужен, а номер его нигде не взять.
– И как ты узнал, что он там будет? – подозрительно интересуюсь. Не то, чтобы мне важно знать. Просто любопытно не зря ли мне придется наряжаться.
– Ну, так эта телка и сказала. Она восхвалялась моим талантом режиссера и по"хвасталась, что Диксон будет в Питере проездом и появится у нее стопудово. Давай, я по дороге тебе расскажу.
– Все равно не могу понять, зачем тебе я?
– Твое милое личико и острый ум мне там пригодятся. Поможешь? Последний раз?
Он смотрел как тот самый кот из мультфильма «Шрек» и протягивал руку.
Олег не был плохим, иногда вообще замечательным, если бы не постоянное желание уйти из реальности с помощью секса, кокса и алкоголя.
У многих людей искусства, да и вообще людей, появляются зависимости, с помощью которых они ограждают себя о дикого, реального мира.
Моя зависимость «Стас», вернее теперь лишь воспоминания о нем. И в них я погружалась почти ежедневно, когда не была занята или репетировала.
– Это последний раз, – нехотя соглашаюсь я и тут же попадаю в крепкие объятия Олега.
Смеюсь над очередным ребячеством, стараясь выкинуть из головы что недавно точно так же сжимал меня любимый. Сжимал так, словно не было трех лет разлуки и предательства, словно он вернулся любить меня с новой, еще более разрушительной силой.
Такси, ночной Питер, разводные мосты и вот мы в номере и я сразу отправляюсь в душ.
Одежду-то скинула, только вот в кабину войти не решаюсь. Стою, смотрю, реву.
После секса со Стасом мыться не хочется, хочется оставить его запах на себе навсегда. Жить с ним, спать с ним, чтобы еще хоть ненадолго, а лучше навсегда ощутить себя его частью. Его единственной любовью.
Холодок по телу вызывает мурашки и я мотая головой, решительно захожу в кабину и выкручиваю краны на полную. Почти обжигаю себя струями воды и начинаю, сотрясаясь в рыданиях тереть себя мочалкой. Сдираю вместе со слоями краски, запах и сущность Стаса.
– Маш, ты скоро?
– Иду, – кричу и всхлипнув последний раз, выхожу из душа.
Из зеркала смотрит девушка с несколько опухшим лицом, на котором как мазками художника выделяются три пятна: два синих глаза и опухшие искусанные в кровь губы.
Сколько можно упиваться воспоминаниями? Может быть действительно пора идти дальше. Если встреча со Стасом это судьбоносный знак, то и не знаю.
Он женится, а у меня своя жизнь. Я сделаю все, чтобы в ней не было места мыслям, о не раз предавшим меня мужчине.
В машине Олег, несмотря на уговор, что мы больше не вместе, держался непозволительно близко, а рука так и норовила накрыть мою коленку.
С этого все и началось полгода назад, с машины и коленки.
Я тогда в очередной раз рыдала у него не плече о том, как мне тяжело живется. Как изменилась моя жизнь.
Сначала коленка, потом губы и вот он уже пьет мои слезы вместе со мной.
Поцелуй долгий, не принес ничего кроме стыда и чувства вины. Но надо отдать должное Олегу, он не сдавался. Очень тонко и деликатно подводил меня к постели, а потом также долго и деликатно любил. Правда, все бестолку.
– Знаешь, – сказал он тогда, отдышавшись, после своего оргазма. – Не будь я взрослым и самоуверенным мужиком, ты бы меня лишили самого ценного.
Чувства собственного достоинства я не лишила его и на третий раз, он вполне себе подтверждал его с другими.
Мы подъезжаем к лофту. Пять этажей, мансарда и должно быть шикарный вид на город.
В коридоре консьерж.
Он без проблем нас пропускает и пока мы едем наверх в зеркальном лифте неспешно обсуждая выступление, и я невольно вспоминаю лифт в больнице.
Именно тогда я уже понимала, что Стас стал заразой, которую не вытравишь просто так. Тут даже облучение его безразличием не помогло.
Ничего не меняется.
Мы выходим из лифта, и нас уже встречает высокая темноволосая женщина с серьгами-кольцами и густым макияжем на лице. А вот наряд у нее шикарный: платье бордового цвета, слегка приспущенное в плечах, жемчужное колье и я… бедная замухрышка. На мне купленная когда-то Стасом блузка под цвет глаз и черная юбка стрейч почти до пола.
– О! Это сам Афанасьев Олег, – провозгласила она громко, привлекая внимания гостей за ее спиной, и его личное вдохновение! – Можно не так пафосно? – Добро пожаловать!
Её улыбка растянулась неестественно широко, а затем она обернулась к людям, среди которых она казалась неестественно яркой, громкой, пафосной.
Но и это все отошло на второй или даже десятый план, когда я расслышала ее фразу и поняла на кого она смотрит. Это разверзло подо мной землю, и вызвало желание прыгнуть туда, потому что преисподняя была теперь и здесь.
– Стас, милый! Подойди, познакомься.
Глава 3. Стас
Есть моменты, когда время замирает. Дыхание останавливается и чувствуешь, что впал в литургический сон. Умер на мгновение. На такое долгое-долгое мгновение.
Лица, праздничные наряды, звон бокалов. Смех. Все замерло, когда вошла в квартиру вместе с Афанасьевым она.
А после голоса Антонины я слышу треск стекла и не понимаю, откуда он. И не хочу понимать. Потому что не могу оторвать глаз от в миг раскрасневшегося лица, больших глаз, шелковистых волос и чужой руки, что так по хозяйски сжимает ее талию.
Какого, хуя ты здесь делаешь, Маша?
Спросить легко, ответить некому.
В ушах какой-то шум. Кровь толчками бьется в мозгу.
Моргаю и понимаю, возле меня лепечет Антонина, но я ее не слышу, она где-то далеко, а вот Маша близко. Далеко и близко.
И тут руку обжигает спирт.
– Ты, что творишь? – шиплю от боли и смотрю вниз. Тоня уже обматывает мне руку бинтом. Под ногами осколки.
Похоже я разбил стакан.
– Все нормально. Там просто царапина. Тебе не больно, – лепечет она. Заботливая. Она вообще мировая баба. Готовит хорошо, сама убирается, сама по кабакам меня вытаскивала, на путь истинный направляя. Предупреждала, что если напьюсь еще раз ее отец, главврач больницы меня выгонит. Она хорошая, и я ей благодарен, но в голове только Маша и Олег. И слухи, которые оправдались.
Они вместе.
Сама мысль, что это кабель трахает Машу вызывала желание либо разбить еще пару бокалов, либо разбить себе голову, либо вскрыть скальпелем Олега.
Моя грудь только что вскрылась окончательно. И не один шов ее не затянет. Сердце вывалиться и по нему еще раз можно будет потоптаться.
– Продолжаем праздник! – весело щебечет Антонина, и уже мне тихо говорит. – Может тебе пойти передохнуть, вон на брюках капли крови, переоденешься.
– Нет, – простой ответ, не передающий и грамма тех чувств и эмоций, что я сейчас испытываю.
Отчаяние, что не могу врезать Олегу. Желание схватить Машу и нагнуть в любом уединённом месте. Вина перед Антониной, что так и не смог ответить на ее чувства.
И машу не смог забыть.
И не думать о ней не могу.
И не смотреть не получается.
Знакомимся, но разве Олег не мог вставить свой комментарий
– А мы как бы уже все знакомы, правда Машенька? – целует он ее в щеку и мне кажется, что скрежет моих зубов перекрывает музыку.
Маша похожа на статую. Красивая, бледная, молчаливая.
Она только кивнула, плотно сжимая дрожащие губы.
Ну, давай же малыш, ты же актриса, покажи, как я тебе безразличен.
И она меня понимает. Возможно, мы настолько вросли в друг друга, что читаем мысли.
В миг маска неуверенности слетает с ее лица, и тут же меняется на яркую ослепляющую улыбку.
От неё мурашки по спине и сразу стрелой в пах. Член твердеет мгновенно. Так она улыбалась мне, когда садилась верхом и насаживалась на член.
Блять!
– Конечно. Станислав Алексеевич был моим врачом, он замечательный и профессиональный.
– Станислав Алексеевич, не злоупотреблял обязанностями? – спросил шутливо Олег, и я буквально представляю, как хрустит его шея в моей руке.
Хочется сказать, что он давно превысил свои педагогические обязанности, но я молчу, Вежливо кривлю губы.
Маша улыбнулась шире, если это возможно и вдруг перевела тему.
– Конечно, нет. Антонина у вас чудесный лофт. Такие окна. Я всегда хотела жить в такой квартире.
– О, – улыбнулась Тоня, мельком взглянув на меня. – Спасибо. Я просто влюбилась в эту квартиру.
Наверное только я заметил как на миг сморщился лобик Тони. Она чувствовала что, что-то происходит, напряжение витавшее в воздухе, но не понимала.
Про Машу я не рассказывал. Вообще вслух это имя не произносил, как только Маша решила нашу судьбу, как только вышла из машины и поднялась по ступеням академии, как только последний раз на меня взглянула и скрылась за тяжелой дверью.
– Мне Стас помогал ее купить, – вот так? Вранье? Зачем? Соперницу учуяла? – Надеюсь, именно здесь мы вырастим наших детей. Правда, милый?
Я киваю неосознанно, не отлепляя взгляда от лица Маши, в миг поменявшегося. Нет, она улыбается. Но насколько же разными могут быть ее улыбки. Теперь из ее глаз даже пропала искорка надежды, они просто потухают, становятся не ярко синими, как море, а почти черными, как ночное небо.
– Я очень рада за вас, – голос непривычно хриплый, а рука вдруг затряслась, но в миг сжалась в кулак.
Больно? И мне больно, девочка. Больно, что не могу прижать тебя к себе, успокоить, сказать что это ничего не значит, что люблю только тебя.
Потому что если второе и правда, первое нет. Я женюсь на Антонине, потому что благодарен ей, ее отцу, потому что с ней удобно, потому что так будет лучше, потому что… так сложилась жизнь.
Так сложилось, что тебя трахает Олег, а я трахаю Тоню. И не важно, что закрывая глаза, я вижу тебя.
– Антонина, – улыбается Афанасьев. – Вы говорили про Диксона. Не представите меня ему?
– Да, конечно, – всплеск рук и она оглядывается и тянет Олега за собой.
Он, конечно, не мог не ткнуть носом Машу еще раз.
Пидорас.
И вот мы одни.
И пусть вокруг нас люди, шум, веселье. На самом деле никого нет, на самом деле мы одни во вселенной. Нашей личной вселенной отчаянья и боли.
И в мозгу все еще отдаются ее стоны, а на руках все еще запах женственности, а в паху пожар и только она одна может его потушить.
– Антонина, – убегает вдруг Маша из-под моего взгляда, и что-то спрашивает. Та мило улыбается и указывает в сторону. Скорее всего туалета.
Маша не глядя на меня здоровается с каким – то мужиком и отказывается от бокала шампанского, которое разносят официанты. Быстрым чеканным шагом выходит из помещения. Сбегает.
Я закрываю глаза. Глубокий вдох-выдох.
Раз. Не ходи за ней.
Два. Антонину вряд ли волнуют твои измены.
Три. Все кончено.
Четыре. Не надо смотреть в ее сторону.
Пять. Шесть. Семь. Счет в голове сбился, а на глаза легла пелена желания и похоти. С ума сводит шлейф нежного аромата, что манил меня пойти и просто поговорить.
Спросить, как она здесь оказалась. Ничего ведь такого?
Поэтому иду вперед, втягивая аромат самого нужного человека на свете, сжимаю дрожащие руки в кулаки и тянусь к двери, что только что захлопнулась.
Ты идешь просто поговорить. Просто. Поговорить.
Глава 4. Маша
Это было невыносимо.
Грудь тисками. Сердце в пляс. И шею словно стянули цепью – и не выдохнуть, и не вдохнуть.
Сколько водой на себя не брызгай, сколько глубоко не дыши, сколько не пытайся прийти в норму, все равно внутри все горит, наливается свинцом, давит на влюбленное сердечко.
Руки дрожат, пока я пытаюсь набрать воды в ладони и напиться. Глоток обжигающе ледяной жидкости хоть немного приносит облегчение, стекает по стенкам горла, замораживает часть эмоций.
Главное не зареветь, главное слез не показать. Главное уйти побыстрее, чтобы не видеть его и ее.
Голос я узнала. Это она отвечала на звонки, когда я все-таки набиралась решимости позвонить Стасу и попросить помощи. Любой помощи.
Он не перезвонил. Три звонка и ни одного отклика. Больше я не стала навязываться.
Только одно это должно заставлять меня его ненавидеть. А я не могу. Вижу и вместо того чтобы выцарапать глаза, хочу впитать их туманную глубину серого цвета и просто гладить надбровные дуги большими пальцами, рассматривая такие родные черты лица.
Делаю протяжный выдох, выпрямляю спину и отворачиваюсь от отчаянья, что вижу зеркале.
Я актриса и могу сыграть любую роль, сколько бы боли она мне не принесла.
Последний раз рассматриваю дорогущую уборную с широкой ванной и таким унитазом, что с него и поесть не стыдно, а вода в раковине с подсветкой. Как подумаю, сколько денег угрохано только на одну эту подсветку, становится дурно.
Да, это правильно, лучше подумать о деньгах и о том, где их брать если выйти из состава труппы Олега.
Возвращаться в клуб и танцевать гоу-гоу? Работать ночами? Господи, знала бы я, чем буду занимать вместо классического балета, никогда бы не поступила в хореографический.
Но как правильно говорил мой умерший отец. Каждый человек должен делать то, что он умеет лучше всего. Каждый делает, то что должен. Если мне бог дал умение правильно двигать телом, я не должна жаловаться.
Я вообще ни на что не имею права жаловаться.
Все живы, все. ну пусть не все здоровы. Но живы тоже хорошо.
Еще один глоток воздуха и выхожу наружу, как вдруг меня бесцеремонно вталкивают обратно.
Стас. Ну, кто еще бы это мог быть?