В какой-то момент нас захлестнула волна татуировок. Они, разумеется, были не настоящими, их просто рисовали ручкой. Темы преобладали стандартные, из мальчишеского набора начала семидесятых: звезды, танки, самолеты.
Однажды в туалете – над вонючим желобом для отправления малой нужды, где мы встречались каждую перемену – отвязный парень по фамилии Дербак расстегнул штаны и удивил всех.
Предмет, не предназначенный для всеобщего обозрения, у него был покрыт звездочками синих, черных, красных и зеленых цветов.
Показав украшения, он сделал нечто, сути чего я не понял.
Меня лишь поразил факт, что у дебила имелась редчайшая по тем временам ценность, четырехстержневая шариковая ручка.
По слухам, после школы этот Дербак стал профессиональным уголовником.
Второй случай произошел чуть позже.
Я играл с мальчишками во дворе, что самом по себе являлось делом редким, ведь основную часть времени я проводил дома, на улицу меня было не выгнать.
Но тот день вышел из разряда обычных, я спустился во двор. Мы собрались на стройке около кучи песка. И – за неимением источника для подражания типа звездных войн или какого-нибудь американского семейства XXI века – стали играть… в общественный туалет.
Набрав ржавых стальных уголков, неровно обрезанных сваркой, мы соорудили желоб, как было принято тогда в бесплатных заведениях страны.
Нас было человек пять или шесть.
Сложив сток и придав ему уклон, мы решили испытать устройство. То есть по очереди туда попИсали. Стояла жара, нам хотелось пить, а не пИсать, слабенькие струйки пропали между стыков без следа.
Тогда кто-то нашел отрезок водопроводной трубы, набрал туда песку, зажал себе между ног и обрушил содержимое в желоб.
Все понравилась идея; остальные тоже вооружились трубами и начали «пИсать» песком в туалет.
Но один замухрыжистый парень, сын дворничихи – то ли Колька то ли Толька – трубы не искал. Просто спустил штаны и выставил низ живота над желобом, чтобы все по очереди обсыпали его песком. И стоял так с мерзким, блаженным выражением на лице.
Пришедшие строители не дали довести игру до конца.
Хотя сейчас я уверен, что в итоге понял бы нечто серьезное.
3
Понимание пришло само по себе.
Совершенно внезапно и немотивированно – во время сна, как у всех порядочных, неразвращенных мальчиков из хороших семей.
Этот эпизод, пожалуй, стоит того, чтобы его конспективно описать.
Ко мне явились странные видения в которых присутствовала женщина – точнее, девочка – личность которой осталась неясной. У нее отсутствовало лицо, не имелось даже тела, не имелось вообще ничего реального, привычного в обычной жизни. Но она была существом определенно женского пола, которое растворилось в нереальности сна и обволокло меня с ног до головы незримым сильным присутствием. Все это сопровождалось сладостными томлениями, от которых я летел к облакам. Наслаждение нарастало с такой силой, что я готов был во сне потерять сознание. Но не потерял – просто проснулся от того, что как-то нехорошо обмочился.
Факт не укрылся от матери, утром она поинтересовалась, что произошло.
– ОпИсался, – честно признался я. – Но как-то странно. Я не знаю…
– Ничего страшного, Алеша, – спокойно ответила мать. – В тебе начинают работать всякие желёзки, и это нормальное явление.
Фраза прозвучала кругло, в ней было не за что зацепиться дальнейшими вопросами; ничего более конкретного я не услышал.
Думаю, мать просто не знала, что говорить в подобном случае.
Хотя, забегая на целую жизнь вперед, должен сказать, что мы с женой на эти темы с сыновьями не разговаривали вообще.
Ведь сейчас иное время: некупированность и общедоступность информации позволяют каждому человеку прояснить жгучие тайны самостоятельно. Тем более, что тонкий вопрос лучше решать без посторонних, а единой истины не существует, есть лишь набор индивидуальных точек зрения.
Но в дни мои детства все было иначе. Узнать что-то существенное было негде, убогий журнал «Здоровье» лишь учил мыть руки перед едой – но не после! – и безграмотность родителей могла исковеркать жизнь.
В этом отношении можно сказать, что лично мне с родителями не повезло. Впрочем, сверстников, которым повезло, я не знаю.
Та ночь меня потрясла, а утро затуманило бессмысленным материным ответом.
Я даже подумал, что происшедшее случайно и однократно.
Но сны стали повторяться. Через некоторое время я стал ожидать их каждую ночь – заранее себя настраивал и почти всегда видел что-то из этого разряда.
Довольно скоро я понял, что все эти сладкие – «сладострастные», хотя термин я узнал позже – сновидения вызывают вполне реальный результат, всегда одинаковый.
Раздражало лишь одно: сколь бы ярким ни оказывалось сонное действо, оно всегда обрывалось в самый неподходящий момент, разрешалось без моего участия и не давало прочувствовать до конца.
4
И вот однажды, ложась спать, я подумал – а почему, собственно говоря, не попробовать вызвать все то же самое наяву?
Я с нетерпением дождался, пока уснут родители в спальне нашей двухкомнатной квартиры, и приступил к действиям.
Действовал я вслепую, опасался не только издать лишний звук, но даже дышать сильнее обычного: моя маленькая комнатка не имела двери. Я уже не помню, по какой причине она исчезла, события происходили в таком раннем детстве, что от них остались лишь какие-то волнообразные картинки. Но я знаю, что с дверью что-то случилось еще при моем деде, а отец потом не удосужился поставить новую, повесил занавеску на проем.
Подробно расписывать все, что я делал и к чему это привело, я не вижу смысла.
Процесс известен каждому нормальному мальчишке – да и девочки, я полагаю, в общей массе не чужды чему-то подобному.
Жена, правда, мне ни о чем таком никогда не рассказывала, но я кое-что понял из слов другой девочки.
Выскажу лишь свое мнение, прочувствованное и сформулированное на этапе зрелости.
Умение получать высшее наслаждение от собственного тела является важнейшим для развития человека в том возрасте, когда иные способы недоступны.
Удовлетворение самого себя столь же полезно, как и порнография всех уровней.
Да, и она тоже, сколь бы ни странно звучали такие декларации из уст взрослого мужчины.
С порнографией борются лишь ханжи и асексуалы. Если бы она не являлась важнейшей компонентой чувственной культуры человечества, то не просуществовала бы с древнейших времен до наших интернетских дней, при непрерывным совершенствовании и растущем разнообразии мировых порноресурсов.
Ведь сексуальные ощущения являются смыслом жизни всех живых существ.
Сейчас, по опытам жизни, самоудовлетворение видится мне единственным способом пройти подготовительный период без потерь, потом заменить его полноценным сексом и больше не вспоминать. По крайней мере, у меня получилось именно так.
Я твердо уверен, что это искусство должно стоять в перечне важнейших дисциплин школьного курса. И, пожалуй, даже выше, чем умение выжить при пожаре или найти дорогу из леса. Я уж не говорю о таких никчемных предметах, как история или органическая химия.
Но медиками это занятие всегда осуждалось, педагогами считалось постыдным.
Общественной моралью до сих пор заведуют какие-то старые кошелки в вязаных кофтах, чьи интимные места, вероятно, заросли, не успев побывать в использовании.
А меня – доктора физико-математических наук, заведующего сектором стохастического моделирования Института математики регионального научного центра АН РФ, по совместительству профессора кафедры математического моделирования местного университета, уже в сорок лет имевшего шестерых защитившихся аспирантов – меня в этом вопросе никто не послушает.
И от теоретических рассуждений пора вернуться к воспоминаниям.
Когда, нарастая лавинообразно, удовольствие захлестнуло меня с головой, во мне пошел неуправляемый процесс, чем-то напоминающий неконтролируемую икоту, происходящую в неожиданной части тела.
В самый последний момент я сжал зубами край одеяла, чтобы отключившись, криком не разбудить мать.
Если бы мне в тот момент предложили альтернативу: жить дальше, ожидая неизведанных радостей, или умереть сейчас от переизбытка удовольствий – то я выбрал бы второе.
Я вел насыщенную жизнь. Правда, она была наполнена пустячными хлопотами: борьбой за оценки по предметам, из которых почти все – типа истории или биологии – меня не интересовали, и противостоянием с одноклассниками, дебильными детьми таких же дебилов родителей. Разумеется, с детства являясь не дураком, а математиком, я понимал, что взрослая жизнь может подарить взрослые удовольствия, в тысячу раз более сильные, чем сейчас.
Но они оставались далеко впереди.
А эти были тут и не требовали ждать.
И я понял, что открыл себе ворота в рай.
Вытерев липкий живот, я перевернул одеяло мокрой стороной вверх, зная, что к утру ничего не будет отличаться от следов ночных видений.
Я уснул совершенно счастливый, упоенный предчувствием, случившееся виделось началом большого пути.
5
Исследователь от природы, наутро я понял, что хочу более досконально изучить свое тело.
Но, разумеется, это стоило производить при свете дня и не опасаясь родителей: я ничего не знал о предмете, но подсознательно понимал, что непристойность будет подвергнута осуждению.
Хотя – опять-таки с позиций взрослых знаний – я понимаю, что нет ничего более глупого, чем осуждать мальчишку, запершегося в туалете. Или девочку с круглым зеркальцем на кровати.
В пятницу у нас было всего четыре урока и я возвращался из школы на два часа раньше матери.
Зная, что все ненужное случается в неподходящий момент, я задвинул пуговку французского замка на случай, если кого-то из родителей принесет до срока. Я мог сослаться на то, что задел ее случайно, снимая куртку в передней.
Раздеваться полностью я не стал, прошел в родительскую комнату к материному шифоньеру, который имел большое зеркало.
Об опыте исследования я мог бы сейчас написать добрый десяток страниц.
Но подобное в той или иной мере испытал каждый мужчина, Америки я не открою.
Я рассматривал себя и так и сяк и этак, и в итоге, конечно, перестарался. В тот год, при минимальном уровне чувственного управления своим телом, конечно, иного и не могло произойти.
Потом, помывшись в ванне, я похолодел: ковер родительской спальни, где я плясал босиком перед зеркалом, был светлым; испачканный, он выдал бы меня с головой.
Однако я везде стремился доходить до самой глубины.
Рисковать я не мог, наслаждаться уже умел, мне требовалось изучить суть явления.
Все обдумав, я решил использовать чердак соседнего дома.
6
Он стоял на краю квартала и был невысоким строением засыпного типа, возведенным еще в военные времена. На чердак, не имевший двери, вела простая деревянная лестница; в более спокойные времена хозяева сушили под крышей белье; теперь там собирались подростки с красным вином.
Вот туда-то – благо наступила весна и сильно потеплело – я заглядывал каждый день после школы, ставил увлекательные эксперименты над собой в дальнем углу, загороженном толстыми дымоходами, имеющими форму параллелепипедов.
Научившись делать все сколь угодно быстро, я задался вопросами: как усилить удовольствие, можно ли его приостановить, можно ли продолжить с того же места и с новыми силами?
И то и другое я понял, хотя и не сразу.
И об этом я тоже мог бы написать целый трактат, но это отклонит вектор понимания в сторону от меня нынешнего.
Скажу лишь, что став виртуозом, я научился многому.
Выяснив предел резерва в этих направлениях, я стал искать пути усиления в самом процессе.
7
От воспоминаний о тех мальчишеских опытах, мне делается даже не стыдно, а смешно.
И даже кажется, что несолидно вспоминать о том в моем нынешнем возрасте и положении серьезного мужчины, не обремененного извращенными привычками. Но из песни нельзя выкидывать не только слова, но даже звука – и раз уж я решил вспомнить восхождение на вершину знания, то стоит оставаться честным до конца.
Я выяснил, что при знании дела наслаждение можно увеличить механическим способом, примененным как снаружи, так и изнутри. Разнообразие испробованного трудно описать, да и не нужно.
Наверное, узник одиночной камеры при пожизненном заключении менее изобретателен в способах выжимания удовольствия из единственного предмета, оставленного для радости, чем я – приличный советский школьник.
Бывший октябренок, в том момент пионер, будущий комсомолец.
То есть бесполый ленинец от первой точки до последней.
Ту систему мне хочется проклянуть.
Нежизнеспособность советской воспитательной идеологии подчеркивает тот факт, что из подростков семьдесят лет пытались отчеканить павликов морозовых и олегов кошевых – но едва пресс сломался, как все превратились в стадо жвачных гарри поттеров.
О времени своего отрочества вспоминать и трудно и легко.
Надо, конечно, сказать, что рванувшиеся из меня воспоминания грешат уводом в тень двух фактов.
Во-первых, занимаясь самоудовлетворением, я испытывал жгучий стыд, равного которому по силе не знал ни прежде, ни потом. В те времена господствовало игнорирование половых проблем, детский грех считался занятием порочным, почти преступным. И страшно было подумать, что случится, узнай о моем увлечении мать.
А во-вторых, может показаться, что испытав первое наслаждение, я все жизненное время бросил на одну лишь игру со своим телом. Это было не так.
У меня шла обычная мальчишеская жизнь.
С уроками, дневниками, отлыниванием от физкультуры и всяческими интересными разнообразностями – походами в кино, коллекционированием марок, спичечных этикеток, наблюдением за насекомыми, постройкой моделей и всем подобным, атрибутивным для тех времен.
Я много читал – поглощал дедову библиотеку, что-то откладывая в памяти, что-то пропуская сквозь себя без остатка.
Я вообще интересовался окружающим миром и своим местом в нем.
Просто воспоминания искажают прошлое.
Причина аберрации памяти кроется в том, что взросление организма оказалось приоритетно важным и на какой-то срок перевесило все остальное. С другой стороны, это «остальное» шло само собой, подкрепленное свободно доступными знаниями, а изучение метаморфоз собственного тела требовало усилий от меня самого.
Внешне все оставалось на прежнем уровне.
Но в продвижении к познанию тайн я делал семимильные шаги.
Высшими приемами пилотажа я овладел позже. Значительно позже – когда, испробовав все, понял, что необходимо расширить пространство, до сих пор замкнутое на моем теле.
В начале пути я просто экспериментировал над собой, не рассуждал о том, для чего все устроила природа, если не для того, чтобы получать ни с чем не сравнимое наслаждение.
И увлекшись, забыл, что впервые оно было испытано во сне при наличии какой-то неосязаемой, но где-то присутствующей женщины. А сейчас первоначало отошло на второй план.
Изощряясь, я забыл думать о ком-то еще, участвующем в процессе.
И не думал, пока не произошел случай из числа тех, которые происходят случайно, но переворачивают мировосприятие с ног на голову – вернее, как раз с головы на ноги.
Случай случился на чердаке.
Однажды, бесшумно пробираясь в свой излюбленный уголок греха, я обо что-то споткнулся.
Точнее, наступил на нечто чужеродное.
Не знаю, что побудило меня нагнуться и поднять с гравийного пола какую-то скомканную тряпку.