— Да людей вокруг много. Но ты один. — Литовец вскинул голову и посмотрел на Белова. — Понимаешь… Нет, не понимаешь, — он досадливо махнул рукой.
— Чего я не понимаю?
Паулаускас уселся поудобнее, почесал щеку. Белов понял, что тот готовится к долгой беседе.
— Вокруг меня тысячи людей. Многие со мной говорят, кто-то мне даже улыбается. Но я один. Как глухонемой среди здоровых. Понимаешь?
— Понимаю. Тебе сделали операцию? На ухо, да? — Сейчас надо протянуть время. Со всем соглашаться, не перечить — и тогда он сможет увести его из бара. Белов встал и мягко начал пытаться поднять литовца. Просунул руки ему подмышки и даже смог оторвать его тело от стула. Почти поднял. Но в последний момент Модестас отмахнулся от него и снова тяжело упал на стул.
— Да. Операцию. Мозги промыли.
Он обернулся на Белова. В глазах литовца что-то просветлело.
— Да нет вообще-то… Я каждый день людей вижу. Такие разные. Кто-то жмот, кто-то чаевые дает. А все равно все одно и то же… — он скривился, как будто съел лимон. — А вообще-то нет… Ты не такой.
Белов тем временем умудрился поставить Паулаускаса на ноги. Пока литовец шатался, пытаясь сохранить вертикальное положение, Белов сунул под недопитую бутылку деньги за ужин.
— Пойдем, пойдем…
Модестас перестал сопротивляться. Они вдвоем вышли на улицу. Белов поймал такси.
— Таксист едет в такси, — хмыкнул Паулаускас, усаживаясь в салон «Волги». — Забавно!
Сказав это, он уткнулся носом в стекло и моментально вырубился.
— Куда? — спросил Белова усталый таксист.
Белов думал недолго. Посмотрел на спящего литовца, вздохнул. И назвал адрес своей гостиницы:
— В «Боспор».
========== Часть 5 ==========
«одни слова для кухонь, другие для улиц
здесь сброшены орлы ради бройлерных куриц»
В номер забежал мальчик и в изумлении застыл на пороге, во все глаза глядя на Белова. Эти круглые от удивления глаза, казалось, могли прожечь дыру. Маленькие ручки сжимают игрушечный самосвал, темные кудри торчат в разные стороны, а голубые глаза глядят внимательно, не по-детски пристально. Они изучают.
Белов улыбнулся ему. Улыбка получилась уставшая, вымученная. Он так и не отдохнул толком со времени своего приезда. И в эту ночь ему, видимо, не поспать нормально. Но мальчонка от этой его скудной улыбки весь просиял. Он улыбнулся в ответ, обнажив зубы. Передних двух еще не хватало, и эта улыбка выглядела очень комично.
Он перехватил поудобнее свой самосвал и, смеясь, выбежал в коридор. Уже из коридора до Белова донеслось его счастливое восклицание:
— Мама! В этой комнате живет дядя! С усами!
Модестас на кровати завозился. Что-то сонно пробормотал. Повернулся на другой бок. Натянул одеяло на ухо. Он почти совсем протрезвел еще в машине. Долго не соглашался переночевать у Белова. Все говорил о том, что «ему надо домой», «дома его ждет она» и «ему нельзя оставлять ее надолго одну». Но, оказавшись в номере, Паулаускас как-то вмиг сжался, весь уменьшился в размерах. Сконфуженно даже замялся на пороге, но усталость и опьянение взяли верх, и он, воспользовавшись приглашением нового знакомого, улегся спать.
А Белов уснуть не мог. Он сидел на стуле, подложив ногу под себя и облокотившись рукой о стол, и думал. Воспоминания нахлынули внезапным потоком. Воспоминания о далеком детстве. О маме. О селе Нащёково.
Тихо сопит Модестас. Колышется занавеска на окне. В лунной дорожке, прорезавшей темноту комнаты на две части, видна летящая пыль. За стеной смеется мальчик. Из коридора в комнату сквозь неплотно прижатую дверь пробивается луч света. А Белов уже далеко. И его глаза, как будто внимательно глядящие на окно, смотрят внутрь себя, в прошлое.
***
Маленький двор. Где-то далеко, у соседей, лает собака. По траве бегают курицы. Совсем рядом кричит петух.
Свежая, мокрая от утренней росы трава щекочет босые ступни. На речку бы, да мать не пустит. Вчера он разбил крынку с молоком. Значит, сегодня сидеть ему дома.
— Сережа! — кричит мать.
Сережа прячется в высокой траве, прижимается щекой к земле. Думает, его не видно. Мать выходит из дома. Сережа видит ее ноги и подоткнутую выше колен юбку. Она стоит на крыльце. Потом уходит.
А вокруг кипит маленькая жизнь: божья коровка ползет по травинке, тащат крохотную тростинку муравьи. На палец Сережи приземлился большой жук с зеленой блестящей спинкой. Посидел, зажужжал и улетел.
Как легко и просто было там, в этом беззаботном городе детства! И все понятно, и все как надо. И рядом есть любимые люди, которые помогут и поддержат. От любой беды всегда можно спрятаться в маминых руках. О каждой горести можно рассказать ей. Она поймет. И поможет.
Летом — речка и луга. Ромашки, васильки, костры и шалаши из веток. Осенью — мед, яблоки, дожди и проводы журавлей, клином летящих в теплые края. Зимой — мамины сказки у печки, салазки, взятие снежного городка и Масленица: блины, варенье, игры. Весной — первая робкая травка, бегущие ручьи, пение птиц, теплое солнышко, Пасха.
А сейчас в жизни Белова: дожди, дожди, дожди…
***
Когда он проснулся, Модестаса уже не было в номере. Не было даже и следов его пребывания в нем: постель застелена, с пола смыты следы от грязных ботинок. И лишь на столе откуда-то появились деньги. Даже на несколько купюр больше, чем Белов потратил за ужин и за такси. Гордый литовец.
Белов не знал, сколько сейчас времени — часов в комнате не было, а его — наручные — давно сломались. Но, судя по тому, что скудное осеннее солнце Каунаса светило довольно ярко, был уже почти день.
Белов встал со стула, потянулся. Спал он долго, но ничуть не отдохнул. Усталость лежала на плечах, как тяжелый мешок, и давила, давила вниз. После проведенной ночи в неудобном положении затекла спина. Белов расправил плечи, хрустнул суставами.
По лестнице прокатились чьи-то шаги. Эти шаги — торопливые, быстрые — приближались к его комнате. Без стука распахнулась дверь, и на пороге возник Паулаускас. В своей неизменной куртке, с незажженной сигаретой в зубах.
— О, ты уже собрался? — он был трезв как стеклышко. — Тогда выходим! И паспорт не забудь!
========== Часть 6 ==========
«и я держу равнение, даже целуясь…»
Модестас привез Белова в маленький домик с кривыми стенами. Он вышел из машины, вытянул оттуда своего спутника и уверенным шагом пошел к двери хибарки. Дойдя до дома и убедившись, что Белов идет за ним следом, постучал.
Изнутри до них донесся звук шагов. Открылась дверь, и Белов увидел высокого мужчину, заросшего щетиной. У него были большие грустные глаза и добрая, как будто чужая этому лицу, теплая улыбка.
— Модя! — поприветствовал он Паулаускаса. — Пришел-таки?
Его взгляд переметнулся на Белова.
— Это Сергей Белов, я тебе про него рассказывал, — напомнил Модестас и сделал шаг вперед, намекая, что непрочь пройти в дом. — А это Сашка Белов, я тебе тоже про него рассказывал, — добавил он, обращаясь уже к Сергею.
Саша Белов улыбнулся робко и нерешительно и слегка нахмурился, как будто никак не мог вспомнить, когда это Модестас говорил ему про Сергея. Но потом его лоб все-таки разгладился, и он дружелюбно протянул новому знакомому руку. Белов ответил на рукопожатие. Ладонь Саши оказалась на ощупь сухой и теплой.
Дом был очень старый и наверняка являлся аварийным. Голый дощатый пол, потрескавшиеся стены и потолок — все здесь дышало затхлостью и запустением. Так пахнут помещения, в которых давно никто не живет.
Саша провел их в единственную комнату, вся меблировка которой состояла из кровати в углу, большого комода, стола, стула и мольберта.
— Малюешь? — Модестас заглянул за планшет и разочарованно вскинул плечи. — А где?
— Вчера только закончил, — Саша собрал с подоконника краски и принялся укладывать их в жестяную круглую коробку. — Сегодня Буткус забрал.
— Кстати о Буткусе, — Паулаускас оживился и уселся на стул, всем видом показывая, что готовится к серьезному разговору. — Ему редактор был нужен?
— Ну да, — Саша сложил брови домиком. — Не знаю, нашел он его или еще нет…
— А можешь спросить?
— Могу. А тебе зачем?
— Да не мне, — Модестас кивком головы указал на Белова. — Ему.
— Мне? — впервые за все время подал голос Белов.
— Ну тебе же работа нужна, я-то при колесах, — раздраженно заметил литовец. — А Буткус — это твой золотой билет!
Белов равнодушно пожал плечами.
— А кто это? — спросил он.
— Это старый богач, которому ударило в голову написать мемуары. Беда в том, что он хочет широко издаться в СССР, а русский знает плохо.
— Я с ним поговорю, как только он придет смотреть эскизы, — решил Саша, убирая краски в верхний ящик комода, и спросил у Белова: — Оставишь свой номер? Я ему передам, если он заинтерсуется.
— Я в гостинице живу, — Белов достал из кармана маленький блокнот и карандаш. — Могу дать номер, назовешь мою фамилию…
— Без проблем.
***
Они еще немного посидели у художника в гостях. Саша Белов оказался очень приятным человеком. В контрасте с пылким Модестасом он казался еще мягче и спокойней, чем был на самом деле.
Глядя на новых знакомых, Белов подумал, что иметь таких друзей, как Модестас и Саша — большая удача в жизни. Впервые за долгое время он был благодарен судьбе. И эта статья, и выдворение из Ленинграда показались ему вдруг сущими пустяками. Все, что теперь окружало Белова, стало ему таким родным и близким, как будто он жил в Литве всю жизнь и всю жизнь был знаком с Паулаускасом. Странное чувство сжало его сердце и не отпускало вплоть до того момента, когда литовец встал и, дружески обняв Сашу, собрался уходить.
— Как Агне? — спросил Саша у Модестаса, когда они с Беловым уже стояли в дверях.
— А, — Модестас махнул рукой и не ответил. Нагнув голову и ссутулившись, вышел из низкой прихожей во двор. — Пойду двигатель прогрею, — бросил он через плечо и быстрым шагом пошел к машине.
— А ты ему понравился, — заметил Саша, когда литовец отошел от них на достаточное расстояние, и по-дружески хлопнул Белова по плечу.
— Почему ты так решил? — удивился тот.
— Честно говоря, в первый раз вижу, чтобы он сам завел знакомство, — принялся объяснять Саша. — Все, с кем он общается — это я да Ваня Едешко. А если кто новый к нему сунется, то тому несчастному убежать хочется от одного вида его недовольной… Кхм… Недовольного лица.
Белов пожал плечами. Пауласукас, не удостоив его взглядом, нетерпеливо посигналил из машины. Он торопился на работу.
Белов попрощался с новым знакомым.
— Ну бывай! — махнул ему Саша. — Заходи, если что. Да и просто так заходи!
Комментарий к
Завтра уезжаю в Сочи, так что в ближайший месяц новые части будут выходить реже (если вообще будет возможность писать и публиковать - зависит от наличия Интернета и времени)
Я вас всех очень люблю ♡♡♡
Ждите меня, и я вернусь))
========== Часть 7 ==========
«…на скованных одной цепью,
связанных одной целью»
Белов читал книгу, когда в его комнату влетел растрепанный Модестас. Он был неузнаваем: блуждающий взгляд, плотно сжатые губы, трясущиеся руки и неровное дыхание. От былой самоуверенности не осталось и следа.
— Что случилось? — сразу насторожился Белов и отложил книгу.
Паулаускас, не ответив, прошел к столу. Налил из бутылки минеральную воду, выпил, с глухим стуком поставил на скатерть пустой стакан.
Повернулся к Белову.
— Я человека сбил, — сказал он хриплым голосом, едва слышно.
До Белова не сразу дошел смысл его слов.
— Где? — машинально спросил он.
— На кольце…
Паулаускас пошатнулся, и Белов встал, чтобы подхватить друга. Но литовец не упал.
— Что делать?..
Белов посмотрел на дрожащее лицо Паулаускаса. Его глаза блестели, на лбу была заметна испарина.
— Он в машине, — шепотом ответил литовец на немой вопрос друга и сглотнул.
Белов снял с крючка пальто.
— Пойдем, — бросил он через плечо, просовывая руки в рукава. — Только тихо.
Гостиница была погружена в сон. Темный этаж, по стенам которого тянулись долгой лентой погашенные светильники, встретил ночных лазутчиков молчанием. Все двери были плотно закрыты. На стойке информации спал мальчик-дежурный.
Они вышли из гостиницы.
— Вот, — Модестас открыл багажник.
— Ты вез его в багажнике? — скептически хмыкнул Белов, но, увидев мертвенно-бледное лицо друга, умолк.
— Пульс есть, — сказал он, нащупав бьющуюся на шее мужчины вену.
Паулаускас посерел еще больше. Его лицо вытянулось, щеки в тусклом свете одинокого фонаря показались Белову слишком худыми. Такие лица он видел на фотографиях блокадников, когда помогал разобрать архив в одной из Ленинградских библиотек. От пришедшего на ум сравнения Белов вздрогнул.
— Тише, — зачем-то приказал он другу, который и без того стоял тихо, как безмолвная тень.
— Что теперь делать? — спросил Модестас спустя некоторое время.
Белов долго не отвечал. В гостиницу лучше не соваться, если не хочешь привлечь внимания. В больницу надо бы обратиться — еще неясно, насколько совместимы с жизнью травмы пострадавшего. Но лучше всего…
— Давай к Сашке.
— К Белову? — литовец неуверенно приоткрыл дверцу машины. Потом вдруг подпрыгнул на месте, как будто его ударило током, и поспешно захлопнул дверцу. — Нет, к нему нельзя! Он занят… Не дома… Да и вообще…
Он взмахнул рукой и испуганно застыл с приоткрытым ртом. Его нижняя губа дрожала.
— Надо позвонить Едешко… — выдохнул Паулаускас, подходя к Белову. — Это…друг мой.
Белов припомнил, что где-то уже слышал это имя. Да, кажется, о нем говорил Саша, когда они с Модестасом приезжали к нему в тот раз, почти месяц назад…
Белов успокаивающее похлопал литовца по плечу.
— Да. Позвоним. Обязательно. Но сперва его, — кивок в сторону лежащего в багажнике бесчувственного человека, — переложим на заднее сидение…
Паулаускас растерянно кивнул. Ладонью пригладил растрепанные рыжие волосы.
— Серый… — прошептал он и осекся.
— Чего? — переспросил Белов. Не дождавшись ответа, молча обхватил ладонью затылок литовца и прижал друга к себе. Модестас судорожно вздохнул и уткнулся лицом ему в плечо.
— Ну, ну…
***
— А? — послышался в трубке чей-то сонный голос. — Модя? Ты?..
Они стояли в телефонной будке, слишком близко друг к другу. Белов слышал чужой голос, текущий по проводам, а еще — как громко стучит у Модестаса сердце…
— Да, Вань. Вань, ты один?
Молчание. Затем недоумевающее:
— Да. Агне? Ей хуже?
— Нет, Агне здесь не при чем… — Модестас облизнул пересохшие губы. — Ваня, я приеду? Только если ты один на дежурстве, Вань. Скажи мне, что ты один.
— Да один, один… Приезжай.
Модестас повесил трубку.
Где-то вдалеке завыла сирена.
========== Часть 8 ==========
«можно верить и в отсутствие веры»
— И что с ним делать?
Ваня — кудрявый паренек с испуганными глазами — растерянно смотрел на лежащего перед ним на кровати мужчину. Едешко оказался почти совсем мальчишкой — робким, тихим, домашним. Он встретил друга испуганной и растерянной улыбкой, но, выслушав рассказ, только дернул плечом и виновато посмотрел на ночных гостей.
— Как — что? — нервно спросил Модестас, выпуская сигаретный дым изо рта. — Ты же у нас врач.
— Я стоматолог, — тихо уточнил Ваня и побледнел.
Белов посмотрел на Едешко и непроизвольно сжал край пальто. Образ Вани никак не подходил под характеристику врача. Он не обладал решительностью, но зато по натуре своей был впечатлительным и переживающим. Наверняка чересчур сильно болел душой за каждого пациента, а, вырывая кому-то больной зуб, извинялся. Вот и сейчас он опустил глаза в пол и прошептал:
— Прости, я не знаю… Я не знаю, что делать…
Модестас дернулся, потушил сигарету прямо о край стола и хотел уже что-то сказать, но Белов неожиданно перебил его:
— Неси нашатырь. И вызывай «скорую».
***